нетипичной для Средних веков и составляет характерное завоевание новоевропейской культуры. Влияние схоластики на современную ей культуру было всеобъемлющим. Мы встречаем схоластическую технику расчленения понятий в проповедях и житиях (очень ярко — в «Золотой легенде» Иакова Ворагинского), схоластические приемы работы со словом — в латиноязычной поэзии от гимно- графии до песен вагантов и других сугубо мирских жанров (а через посредство латиноязычной литературы — также и в словесности на народных языках); схоластическая аллегореза живо ощущается в практике изобразительных искусств. Ориентация на жестко фиксированные правила мышления, строгая формализация античного наследия помогла схоластике осуществить свою «школьную» задачу—пронести сквозь этнические, религиозные и цивил изационные перемены средневековья преемственность завещанных античностью интеллектуальных навыков, необходимый понятийно-терминологический аппарат. Безучастия схоластики все дальнейшее развитие европейской философии и логики было бы невозможно; даже резко нападавшие на схоластику мыслители раннего Нового времени вплоть до эпохи Просвещения и немецкого классического идеализма включительно никак не могли обойтись без широкого пользования схоластической лексикой (до сих пор весьма заметной в интеллектуальном языковом обиходе западных стран), и этот факт — важное свидетельство в пользу схоластики. Утверждая мышление в общих понятиях, схоластика в целом — несмотря на ряд важных исключений — сравнительно мало способствовала развитию вкуса к конкретному опыту, важному для естественных наук, зато ее структура оказалась исключительно благоприятной для развития логической рефлексии; достижения схоластов в этой области предвосхищают современную постановку многих вопросов, в частности проблем математической логики. Гуманисты Возрождения, теологи Реформации и особенно философы Просвещения в исторически обусловленной борьбе против цивилизационных парадигм средневековья потрудились, чтобы превратить само слово «схоластика» в бранную кличку, синоним пустой умственной игры. Однако развитие историко-культурной рефлексии не замедлило установить огромную зависимость всей философии раннего Нового времени от схоластического наследия, преемственную связь контрастирующих эпох. Достаточно вспомнить, что выдвинутый Руссо и сыгравший столь очевидную революционизирующую роль концепт «общественного договора» восходит к понятийному аппарату схоластики. Парадоксальным образом романтически-реставраторский культ Средневековья, оспоривший негативную оценку схоластики, во многих вопросах стоял дальше от ее духа, чем критики схоластики в эпоху Просвещения (напр., Ж. де Метр, 1753—1821, ярый апологет монархии и католицизма, иронизировал по поводу присущей просвещенческому гуманизму абстракции «человека вообще», вне наций и рас, одним этим движением опрокидывая заодно с идеологией Французской революции все здание традиционно-католической антропологии и впадая в недопустимый «номинализм»). В замкнутом мире католических учебных заведений схоластика в течение ряда веков сохраняла периферийное, но не всегда непродуктивное существование. Среди проявлений запоздалой схоластики раннего Нового времени необходимо отметить творчество испанского иезуита Ф. Суареса (1548—
685
СЦИЕНТИЗМ 1617), атакже — ввиду цивилизационного значения для восточнославянского ареала — православный вариант схоластики, насаждавшийся в Киеве митрополитом Петром Могилой (1597—1647) и оттуда распространявший свое влияние на Москву. Интерес католических ученых к схоластике стимулировал после разрыва традиции в пору Просвещения, в контексте романтического и постромантического историзма 19 в., историко-философские штудии, публикации текстов и т. п.; проект модернизирующей реставрации схоластики в виде неосхоластики, которая давала бы ответы на современные вопросы, при этом предполагался, а в 1879 был поддержан папским авторитетом (энциклика Льва XIII «Aeterni Patris», ориентирующая католическую мысль на наследие Фомы Аквинского — см. Неотомизм). Сильным стимулом для этого проекта оказалась в 20 в. ситуация противостояния тоталитаристским идеологиям — национал-социализму и коммунизму; такое противостояние создавало потребность в апелляции к идеалу «вечной философии» (philosophia perennis), a также в синтезе между принципом авторитета, способным состязаться с авторитарностью тоталитаризма, и противопоставляемым тоталитаризму принципом личности, в примирении христианских и гуманистическим нравственных принципов. Именно 1-я половина и середина 20 в. — время, когда наследие схоластики могло казаться для авторитетных мыслителей (Ж. Марешаль, 1878—1944; Ж. Маритен, Э. Жильсон и др.) сокровищницей методов для преодоления сугубо современных проблем (ср., напр., Maritain J. Scholasticism and Politics, 1940). В «послесо- борном» католицизме (после Второго Ватиканского собора 1962—65) неосхоластика не исчезает как возможность, но границы ее идентичности, как и признаки ее присутствия в современной культуре, все очевиднее перестают быть осязаемыми. Лит.: Эйкен Г. История и система средневекового миросозерцания, пер. с нем. СПб., 1907; Штёкль А. История средневековой философии, пер. с нем. М., 1912; Стяжкин Н. И. Формирование математической логики. М., 1967; Попов П. С, Стяжкин Н. И. Развитие логических идей от античности до эпохи Возрождения. М., 1974; Соколов В. В. Средневековая философия. М., 1979; Аверинцев С. С. Христианский аристотелизм как внутренняя форма западной традиции и проблемы современной России.— В кн.: Он же. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996; GilsonE. H. L'esprit de la philosophie medievale. R., 1932,2 ed. I—II. P, 1944; Grabmann M. Die Geschichte der scholastischen Methode, I—II. Freiburg, 1909—11 (пере- изд. В., 1957); Он же. Die theologische Erkenntnis und Einleitungslehre des hl. Thomas von Aquin. Fieiburg i. Schweiz, 1947; De Wulf. Histoire de la philosophie medievale, I—HI, 6 ed. Louvain, 1934— 47; Landgraf A. M. Dogmengeschicte der Fruhscholastik, I—IV. Regensburg, 1952—56; Он же. Einfuhrung in die Geschichte der theologischen Literatur der Fruhscholastik. Regensburg, 1956; Le GoffJ. Les intellectuels au moyen age. P., 1957; Chenu M. D. La theologie comme science au XIIIe siecle, 3 ed. P., 1957; Он же. Das Werk des hl. Thomas von Aquin.— Die deutsche Thomas-Ausgabe, Erganzungsband II. Hdlb.— Graz—Koln, 1960; Metz J-B. Christliche Anthropozentrik. Uber die Denkform des Thomas von Aquin. Munch., 1962; WilpertP. (Hrsg.). Die Metaphysik im Mittelalter. В., 1963; Lang A. Die theologische Prinzipienlehre der mittelalterlichen Scholastik. Freiburg, 1964; Schillebeck E. Hochscholastik und Theologie.— Offenbarung und Theologie. Mainz, 1965, S. 178—204; Breidert W. Das aristotelische Kontinuum in der Scholastik, 2. Aufl. Munster, 1980; VriesJ. de. Grundbegriffe der Scholastik, 2. Aufl. Darmstadt, 1983; Pieper J. Scholastik, 2. Aufl. Munch., 1986; Pesch O. H. Thomas von Aquin. Grenze und Gro?e mittelalterlicher Theologie. Eine Einfuhrung. Mainz, 1988,2. Aufl., 1989; Schlosser M. Cognitio et amor. Paderborn, 1990. С С. Аверинцев
СЦИЕНТИЗМ (от лат. scientia— знание, наука) — идейная позиция, в основе которой лежит представление о научном знании как о наивысшей культурной ценности и определяющем факторе ориентации человека в мире. При этом в качестве идеала самой науки, как правило, рассматривается точное математизированное естествознание, под воздействием успехов которого в познании законов природы и связанного с этим научно-технического прогресса и возникает сциентизм. Будучи не строго оформленной системой взглядов, а скорее некоторой идейной ориентацией, сциентизм проявляется по-разному в различных формах социокультурной деятельности. Так, в подходе к роли науки в жизни общества в целом сциентизм проявляется в абсолютизации этой роли, в некритическом отношении к получившим распространение научным концепциям, в недооценке необходимости их постоянной коррекции, сопоставления с другими возможными взглядами и позициями, учета широкого спектра социальных, культурных, этических факторов. Сциентизм в философии проявляется в игнорировании ее мировоззренческого характера, в непонимании ее специфики по сравнению со специально-научным знанием (Позитивизм, Неопозитивизм). В социальном и гуманитарном познании сциентизм связан с недооценкой или игнорированием специфики их предмета по сравнению с естественнонаучными объектами, с попытками некритического и зачастую весьма искусственного привнесения в исследование человека и общества приемов точного естествознания. Весьма опасным (прежде всего для самого реального научного познания) следствием сциентистского культа науки является ее идеологизация и догматизация, превращение ее в своего рода суррогат религии, якобы дающей окончательный ответ на все коренные проблемы бытия, тогда как подлинная сила науки — в открытости, незавершенности разрабатываемых ею исторически преходяпцгх моделей реальности. Избегая крайностей сциентизма, критически и непредвзято анализируя реальные возможности науки в контексте культуры в целом, вместе с тем опасно впадать в не менее одностороннее «наукоборчество» (см. Антисциентизм). Наука является важнейшим стимулятором динамичного развития всех сторон жизни человеческого общества, а присущий ей дух научной рациональности представляет собой существенную культурную ценность, вырабатываемую и утверждаемую в сложном и драматическом процессе воспроизводства и развития культуры. В. С. Швырев
СЧАСТЬЕ — понятие, обозначающее высшее благо как завершенное, самоценное, самодостаточное состояние жизни; общепризнанная конечная субъективная цель деятельности человека. Как слово живого языка и феномен культуры счастье многоаспектно. Польский исследователь В. Татар- кевич выделил четыре основных значения понятия счастья: 1) благосклонность судьбы, удача, удавшаяся жизнь, везенье; первоначально, по-видимому, такое понимание превалировало над другими смыслами, что отразилось в