абстракции к фантастическим мирам своеобразных как бы органических форм, подобных биоформам микромира. Соч.: О духовном в искусстве. N. Y, 1967; Uber das Geistige in der Kunst. Munch., 19J2; Bern, 1952; Ruckblicke. В., 1913; Punkt und Linie zu Rache. Beitrag zur Analyse der malerischen Elemente. Manch., 1926; Bern, 1973; Essays uber Kunst und Kunstler. Bern, 1955; Gesammelte Schriften, Bd 1. Bern, 19S0. Лит.: Василий Васильевич Кандинский. 1866—1944. Каталог выставки. Живопись. Графика. Прикладное искусство. Л., 1989; Бычков В. В. ДyxoвнoeкaкэcтeтичecкoecгedoBacилия Кандинского.—«Литературное обозрение», 1992, №3/4, с. 79—87; СарабьяновД. В., АвтономоваЯ. Б. Василий Кандинский. Путь художника. Художник и время. М., 1994; Многогранный мир Кандинского. М., 1998; Grohman W. Wassily Kandinsky. Leben und Werk, Koln. 1958; Washington Long R. C. Kandinsky. Oxf., 1980: Becks-Malorny U. Wassily Kandinsky. 1866-1944. Aufbruch zur Abstraktion, Koln, 1993. В. В. Бычков
206
КАНОН
КАНЕТТИ(Canetti) Элиас [25 июля 1905, Рущук (Русса), Австро-Венгрия — 13 августа 1994, Цюрих] — австрийский писатель, драматург, социальный мыслитель. Лауреат многих литературных премий, вт. ч. Нобелевской премии (1981). Родился в семье испанских евреев. Жил в Манчестере, учился в Цюрихе, Франкфурте; изучал естественные науки в Венском университете. В1938 после присоединения Австрии к нацистской Германии переехал в Лондон, где оставался до конца своих дней. Писал на немецком языке. Автор нескольких романов, пьес, мемуарных и публицистических книг, сборников афоризмов. В художественном творчестве близок К. Краусу, Г. Броху, Ф. Кафке. Главное социально-философское произведение — трактат «Масса и власть» (Masse und Macht, 1960), в котором получила оригинальное освещение тема, поднимавшаяся ранее Ницше, Лебоном, Ортегой-и-Гассетом, Фрейдом. По Канетти, исходный феномен массы, понимаемой как целостное существо со своими закономерностями возникновения, существования и распада, — преодоление страха перед прикосновением. Человек страшится и избегает прикосновений других людей, старается держаться от них на некотором отдалении (социальные дистанции, системы статусов — одна из форм такого дистанцирования). В массе, где один человек равен другому, страх снимается, все дистанции ликвидируются, происходит психологическая разрядка. Изначальный феномен власти — выживание (das Uberleben). Властитель — это тот, кто выживает, когда другие гибнут (архетип властителя — герой, стоящий над трупами павших, причем не важно, кто эти павшие — уничтоженные им враги или погибшие друзья, союзники и т. д.; в счет идет лишь выживание). Чем больше тех, кого он пережил, тем величественнее, «богоравнее» властитель. Подлинные властители всегда остро чувствуют эту закономерность, власть воздвигает себя на грудах мертвых тел, как в фигуральном, так и в прямом смысле. Масса есть предпосылка и фундамент власти, а основное орудие в управлении ею — угроза гибели. Страх смерти становится конечной мотивацией исполнения любого приказа. Голос власти—это «львиный рык», от которого приходят в ужас и бросаются в бегство стада антилоп (масса). Первоначальный импульс к разработке этих идей Канетти получил, наблюдая массовый экстаз на улицах Вены в начале 1-й мировой войны. Однако нынешнее столетие, которое он оценивает как «самое варварское из всех эпох мировой истории», в «Массе и власти» остается в основном «за кадром». В поисках основы тех ужасов, что пережило человечество в 20 в., Канетти использует исключительно исторический материал (записи древних историков, разнообразные и богатейшие этнологические данные). Он выявляет архетипические структуры взаимоотношений власти и массы «в силовом поле смерти», и современность оказывается «частным случаем» закономерности, справедливой для всех эпох. Обнаруженные принципы Канетти проследил на примере взаимоотношений массы и властителя в нацистской Германии (эссе «Гитлер по Шпееру»). В некоторых главах «Массы и власти», а также в ряде эссе он вскрывает изначальную связь структур мышления параноика и властителя, рассматривая паранойю и власть как два способа реализации тенденции, которая обнаруживается в любом человеке. Т. о. Канетти универсализирует открытые им закономерности, обосновывает их всеобщий и фундаментальный характер. Результатом становится формирование основных принципов политической антропологии, родственной по стилю идеям М. Хоркхаймера и Т. Адорно («Диалектика просвещения») и «микрофизике власти» у М. Фуко, но оригинальной по фундаментальным инту- ициям. Одновременно возникает более или менее целостная общеантропологическая концепция, основывающаяся на идеях напряженной динамики страха перед чужим прикосновением и радостного (освобождающего) слияния с другим и другими. Реализации этих двух аффектов, в которых воплощается человеческая жизнь, служат, по Канетти, многочисленные и разнообразные ритуалы (систематически им разобранные), составляющие в своей совокупности основополагающие институты человеческого общежития (стая, религия, война и др.). В этом смысле концепция Канетти представляет собой также теорию культуры. Личная позиция Канетти по отношению к власти (выраженная в художественных произведениях, публицистике и афо- ристике) — интеллектуальный анархизм. Власть смертоносна и отвратительна, борьба против нее — это борьба против смерти. Говоря о необходимости вырвать из себя «жало приказа», т. е. ликвидировать тот психологический отпечаток, который оставляет диктат власти, Канетти фактически призывает не подчиняться приказам. В то же время анализ психологической динамики отдачи и исполнения приказов, данный в «Массе и власти», показывает, что призыв этот по сути дела неисполним, т. к. является апелляцией к гуманизму в мире, который антигуманен по глубинному устройству. Соч.: Человек нашего столетия. Художественная публицистика. М., 1990; Масса и власть. М., 1997. Лит.: Ионин Л. Г. Гитлер по Шпееру. — «Социологические исследования», 1986, М9 4; Canetti lesen. Munch., 1975; Einladung zur Verwandlung. Essays zu Canettis «Masse und Macht». Munch., 1996. Л. Г. Ионин
КАНОН(греч. kovcuv — норма, правило) — система внутренних творческих правил и норм, господствующих в искусстве какого-либо исторического периода или направления и закрепляющих основные структурные закономерности конкретных видов искусства. Каноничность в первую очередь присуща древнему и средневековому искусству. В пластике Древнего Египта утвердился канон пропорций человеческого тела; переосмысленный древнегреческой классикой, он был теоретически закреплен скульптором Поликлетом (5 в. до н. э.) в трактате «Канон» и практически воплощен в его статуе «Дорифор», также получившей название «Канон». Разработанная Поликлетом система идеальных пропорций человеческого тела стала нормой для античности и — с некоторыми изменениями — для художников Ренессанса и классицизма. Витрувий применял термин «канон» к совокупности правил архитектурного творчества. В изобразительном искусстве восточного и европейского Средневековья, особенно в культовом, утвердился иконографический канон. Выработанные в процессе многовековой художественной практики главные композиционные схемы и соответствующие элементы изображения тех или иных персонажей (в т. ч. их одежд, поз, жестов), деталей пейзажа или архитектуры уже с 9 в. утвердились в качестве канонических и служили образцами для художников стран восточно-христианского ареала до 17 в. Строгим канонам подчинялось и песенно-поэтическое творчество Византии. В частности, каноном называлась одна из наиболее сложных форм византийской гимнографии (8 в.). Он состоял из девяти песен, каждая из которых имела определенную структуру. Первая строфа каждой песни (ирмос) почти всегда составлялась на основе тем и образов, взятых из Ветхого Завета, в остальных строфах (тропарях) поэтически и му-
207
КАНТзыкально развивались темы ирмосов. В западноевропейской музыке с 12—13 вв. под названием «канон» получает развитие особая форма многоголосия. Элементы ее сохранились в музыке до 20 в. (у П. Хиндемита, Б. Бартока, Д. Шостаковича и др.). Каноническая нормативизация искусства, часто перераставшая в формализаторский академизм, характерна для эстетики классицизма. Проблема канона была поставлена на теоретический уровень в эстетических и искусствоведческих исследованиях только в 20 в. А. Ф. Лосев определял канон как «количественно-структурр ную модель художественного произведения такого стиля, который, являясь определенным социально-историческим показателем, интерпретируется как принцип конструирования известного множества произведений» (Лосев А. Ф. О понятии художественного канона. — В сб.: Проблема канона в древнем и средневековом искусстве Азии и Африки. М., 1973, с. 15). Ю. М. Лотман, исследовавший информационно-семиотический аспект канона, считал, что канонизированный текст организован не пообразцу естественного языка, а «по принципу музыкальной структуры», и поэтому выступает не столько источником информации, сколько ее возбудителем. Канонический текст по-новому организует имеющуюся у субъекта информацию, «перекодирует его личность» (Лотман Ю. M Каноническое искусство как информационный парадокс. — Там же, с. 16—22). Роль канона в процессе исторического бытия искусства двойственна. Будучи носителем традиций определенного художественного мышления и соответствующей художественной практики, канон выражал эстетический идеал той или иной эпохи, культуры, народа, художественного направления и т. п. В этом его продуктивная роль в истории культуры. Когда же со сменой культурно-исторических эпох меняется эстетический идеал и вся система художественного мышления, канон ушедшей эпохи становится тормозом в развитии искусства, мешает ему адекватно выражать духовно-практическую ситуацию своего времени. В процессе культурно-исторического развития этот канон преодолевается новым творческим опытом. В конкретном произведении искусства каноническая схема не является носителем собственно художественного