Новая философская энциклопедия. Том второй Е—М — страница 188 из 426

что аксиомы суть продукты соглашений, не имеющие опытного происхождения; выбор той или иной аксиоматической системы обусловлен соображениями удобства и продуктивности математического доказательства. Эта идея была распространена на сферу физических теорий (прежде всего на классическую механику, термодинамику, электродинамику). Заострив идею выбора оснований научных теорий в полемике с наивно-реалистическими интерпретациями научного знания, Пуанкаре дал толчок субъективистским и волюнтаристским спекуляциям вокруг методологической идеи научных конвенций как важнейшего инструмента исследовательской деятельности ученых. Сам Пуанкаре не считал научные конвенции делом субъективного произвола: если, основываясь на принятых соглашениях, ученые добиваются успеха в научных открытиях, описаниях и объяснениях, это служит доказательством верности избранного пути. Научные конвенции должны быть непротиворечивы, в некоторых фундаментальных математических теориях (напр., в арифметике) они ориентированы на самоочевидность. Логические позитивисты распространили идеи конвенционализма и на логику. Карнап сформулировал «принцип терпимости», согласно которому выбор логических средств любой естественнонаучной теории не детерминирован; обязательно лишь явное указание синтаксических правил построения той или иной логической системы. Эта идея была подвергнута уточнениям и ограничениям: выбор логики не может быть абсолютно произвольным, предпочтение должно оказываться тем логическим системам, которые наиболее эффективны в той или иной области научных рассуждений. Айдукевич предложил обобщенный, или «радикальный», вариант методологического конвенционализма. Согласно этому варианту, конвенционален выбор всей системы (включающей собственно понятийный аппарат научной теории, ее логику и математику), при помощи которой интерпретируются данные опыта и строится «картина мира». Другую смысловую нагрузку имеет конвенционализм Поппера. Его суть в том, что конвенции охватывают некоторое множество «базисных предложений» опыта, фигурирующих как основания для опровержений эмпирических гипотез. Различные варианты конвенционализма вытекают из различий между философско-гносеологическими позициями. У Карнапа это — следствие эмпирицистской трактовки оснований научного знания и вытекающей из нее версии рациональности научного познания. Для «критического рационализма» конвенционализм — следствие решающей роли, которая отводится творческой активности исследователя, выдвигающего смелые гипотезы и не опасающегося, а приветствующего их опровержение. «Радикальный конвенционализм» — выдвижение на первый план семантических правил в процессах продуктивного применения языка. При всех различиях у этих вариантов есть нечто общее: признание, что конвенции заключаются теми учеными, которые образуют элитную группу, формируют мнения и принципы деятельности научных сообществ. Именно эти авторитеты формулируют ценности, следование которым полагается целесообразным и потому рациональным. Принятые конвенции, т. о., выступают как проекты рациональности. Теория научной рациональности помимо прочего должна выяснять, как и почему эти проекты становятся основой стиля мышления научных сообществ. Логическая корректность, практи-

283

КОНВЕРГЕНЦИИ ТЕОРИЯческая применимость и эффективность, фактическая адекватность при этом стоят в одном ряду с факторами социального или социально-психологического плана: наличием или отсутствием конкурирующих проектов, поддерживаемых лидерами научных школ, основателями научных направлений, глубиной и прочностью культурных и мыслительных традиций данного научного сообщества, его связями с «культурным контекстом». Проблематично отношение конвенционализма к истинности научного знания. Пока научные конвенции используются в теориях, не опровергнутых на опыте, они могут рассматриваться как устойчивые (хорошо подтвержденные) гипотезы. Некоторые представители конвенционализма делают вывод, что конвенциональные элементы в науке вообще не имеют отношения к истине и ложности, а являются лишь «фикциями», инструментами для успешных предсказаний (инструментализм). Последовательное развитие этой позиции ведет к субъективизму, отрицанию объективности научного знания, противоречит реалистической интуиции ученых. Другая трудность конвенционализма — объяснение того факта, что опровергнутые конвенции-гипотезы зачастую не отбрасываются, а модифицируются и приспосабливаются к изменяющимся условиям эмпирической критики и конкуренции с соперничающими теориями. В ответ на эту трудность Лакатос предложил свой вариант конвенционализма — методологию научно-исследовательских программ, в которой научные конвенции имеют прочное основание в виде эмпирически ориентированных правил рационального поведения ученого в исследовательской ситуации: пока эмпирическое содержание теории (научной программы) увеличивается, возможные опровержения не затрагивают ее базисных конвенций, если же приращение эмпирического содержания приостанавливается или слишком замедленно, базисное ядро может быть отвергнуто в пользу иных конвенций. Конвенционализм в настоящее время не является однородным направлением, но его идеи продолжают обсуждаться в различных философско-методологических концепциях, составляя их проблемную часть. В. Я. Порус

КОНВЕРГЕНЦИИ ТЕОРИЯ(от лат. convergera - приближаться, сходиться) — теория схождения, исторического сближения и слияния двух противоположных общественных систем, социализма и капитализма, возникшая в 50-60-х гг. 20 в. на почве неолиберального идеализма в элитарной среде теоретиков социально-исторического развития (Я. Сорокин, Ж. Фурастье, Ф. Перру, О. Флехтхейм, Д. Белл, Р.Арон, Э. Гел- лнер, С. Хангтинтон, У. Ростоу и др.). Теория конвергенции была альтернативой холодной воине и угрозе 3-й мировой войны, историческому абсурду дальнейшей дивергенции, разрушавшим единство формирующейся мировой цивилизации и интернационализацию глобальных процессов — единство развития науки и техники, всемирных процессов разделения труда и его кооперации, обмена деятельностью и т. д. Сторонниками этой теории признавался позитивный опыт социализма в сфере экономического и социального планирования, в науке и образовании, который реально заимствовался и использовался западными странами (введение пятилетнего планирования во Франции при Ш. де юлле, разработка государственных социальных программ, создание т. н. социального государства в ФРГ и т. д.). В то же время эта теория предполагала, что сближение двух систем возможно на основе встречного движения, которое выражается в улучшении социальных и экономических основ капитализма, с одной стороны, и гуманизации социализма и даже введения элементов рыночной экономики — с другой. Эти и подобные им предположения встретили резкий отпор со стороны социалистической системы. Социализм отказался адаптироваться к изменениям, происшедшим в мире и внутри собственной системы, использовать мировой опыт общественного развития, создания гражданского общества. Дальнейший ход исторических событий превзошел самые смелые утопические ожидания теоретиков конвергенции: она действительно совершилась, но не как адаптация, а как перестройка в условиях глубокого исторического кризиса. При этом сбылись и предположения авторов теории т. н. негативной конвергенции — усвоения негативных явлений противоположной системы, которые та уже успела преодолеть (эгоистический индивидуализм на стадии «дикого» капитализма) либо сама переживает (коррупция, эксцессы массовой культуры). Предупреждения об этом Р. Хейлбронера, Г Маркузе, Ю. Хабермаса и др. могли бы быть услышаны в процессе рациональной адаптации, но не иррационального кризиса. В итоге конвергенция двух систем так или иначе стала реальностью с несимметричной и незавершенной перестройкой обеих конвергирующих сторон, с пока еще нестабильными тенденциями, но с некоторыми цивилизационными перспективами в Евро-Азиатском и Северо-Американском регионах. Лет.: Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993; Bell D. The end of ideology. Glencoe, 1966; Aron R. L'opium des intellectuels. P., 1968. И. И. Кравченко

КОНДИЛЬЯК(Condillac) Эгьенн Бонно де (30 сентября 1714, Гренобль — 3 августа 1780, ок. Гренобля) — французский философ-сенсуалист. Родной брат Г. Б. де Мабли. Имя «Кондильяк» получил в 1720, когда его отец приобрел одноименное поместье. Учился в парижской семинарии и Сорбонне, получил духовное образование и сан аббата, но отказался от обязанностей священнослужителя. Интересуясь философией и науками, сближается с Руссо и Дидро, с помощью последнего публикует свою первую книгу — «Опыт о происхождении человеческих знаний» (Essai sur l'origine des conmaissance humaines, Амстердам, 1746, анонимно; рус. пер. 1980), которая имела большой успех. В этом произведении Кондильяк разделяет мнение Локка, согласно которому существуют два источника знания — внешний опыт (ощущения и восприятия) и внутренний опыт (рефлексия, т. е. наблюдение над деятельностью сознания). В 1749 выходит «Трактат о системах» (Traite des systemes, рус. пер. 1938), благодаря которому Кондильяк становится членом Берлинской академии наук. В этом трактате он подверг критике метафизические системы Декарта, Малъбранжа, Спинозы и Лейбница, как построенные на основе отвлеченных принципов, тогда как истинная система должна начинать с идей «наиболее простых, сообщаемых нам органами чувств; образовать из них сложные понятия, которые, сочетаясь между собой, в свою очередь произведут другие понятия...» (Соч. в 3 т., т. 1. М., 1980, с. 288). В 1754 выходит в свет *7)мктат об ояпчцемшк», где Кондильяк полностью отказывается от ранее высказанных взглядов, переходя с позиций Локка на позиции Ламетри: единственным источником всех данных сознания оказываются ощущения, более того: «Суждение, размышление, желание, страсти и т. д. представляют собой не что иное, как само ощущение в различных его превращениях» (там же, т. 2,

284

КОНДОРСЕс. 192). Спустя год Кондильяк публикует «Трактат о