который лишен «собственного образа», поскольку не существует единства фигуры, как не существует и сущности воображаемого. Разрушая столько же, сколько оно помогает выстроить, последнее постоянно меняет выстраиваемое — вот почему субъект вынужден иметь дело по крайней мере с двумя образами (либо двойственным образом), колеблясь между одним и другим. Деконструкция определяется им через его постоянную соотнесенность с М. Хайдеггером. Однако хайдегге- ровская «деструкция» дополняется анализом того, что для Хайдеггера составляет фигуру умолчания, — «немыслимого», «субъекта высказывания», или «письма», которого нельзя отождествить с субъектом «метафизики субъективности». Говоря шире, речь идет о мимесисе, чью недооценку Платоном Хайдеггер безоговорочно разделяет, отказываясь сделать мимесис и истину как «сходство или соответствие» (homoiosis) (в отличие от истины как «установления» — aletheia) предметом своих размышлений. Но именно такой мимесис, «вытесняемый» всей философской традицией, и становится ключевым для Лаку-Лабарга. «Aletheia» проникается несоответствием и нестабильностью, имеющими отношение к «homoiosis»y, в свою очередь непрерывно смещаемому в сторону от всякой очевидности. «Изначальный», или «дезистирующий», мимесис «предшествует» в каком-то смысле истине; заранее дестабилизируя ее, он создает желание «соответствия» и позволяет объяснить не только это соответствие, но и его разнообразные эффекты, включая самого «субъекта». Т. о., «неудача» философии, ее «провал» мыслятся Лаку-Лабартом позитивно: в них заключена возможность мысли как таковой. С понятием мимесиса у философа связано столь же «маргинальное» для истории метафизики понятие ритма. «Характер», им предписываемый или вычерчиваемый («типография»), — отнюдь не атрибут нашего существования. Скорее это «условие возможности субъекта». В этом смысле ритм не является чувственно воспринимаемым. Цезура, вокруг которой выстраивается ритм, хотя и не принадлежит порядку ритмического, тем не менее создает условия для различимых смысла и значения, оставаясь посторонней любым оппозициям, противоречию и диалектике. Поворот Лаку-Лабарта к ритму обусловлен стремлением избежать привычных детерминаций субъекта, относимых в первую очередь к самости и представлению, а также произвести двойную деконструкцию как визуального (его гегемонии), так и дискурсивного. Все это имеет своим следствием высвобождение целого ряда областей, которые перестают быть частными онтологиями. Его по-прежнему интересуют, но уже совсем по-другому субъект и политика, художественный и театральный вымысел (в частности, то, что он называет спекулятивным анализом трагедии), поэтический опыт (как опыт преодоления опасности, как полный риска переход), наконец, автобиография. Осмысление связи искусства и философии сблизило Лаку-Лабарта с его соавтором, Ж.-Л. Нанси, и обеспечило влияние его философии как во Франции, так и за ее пределами. Соч.: Пазолини, импровизация.—«Киноведческие записки», 1996/97, № 32; Трансценденция кончается в политике. — В кн.: Социо-Логос постмодернизма. S/L'97. М., 1996; Фигуры Вагнера: Адорно.— «Комментарии». М.— СПб., 1997, № 13; Le Titre de la lettre (avec Jean-Luc Nancy). P., 1972; L'Absolu litteraire (avec Jean-Luc Nancy). R, 1978; Le Sujet de la philosophie (Typographies 1). P, 1979; Limitation des modernes (Typographies II). P., 1986; La Poesie comme experience. P, 1986; La Fiction du politique: Heidegger, Tait et la politique, P, 1987; Musica ficta (Figures de Ws^ner). P, 1991; Le Mythe nazi (avec Jean- Luc Nancy), La Tour d'Aigues, 1991; Pasolini, une improvisation. Bordeaux, 1995; Retreating the Political (with Jean-Luc Nancy). L—N. Y, 1997; Metaphrasis suivi de Le Theaatre de Holderlin. P, 1998. E. В. Петровская
ЛАКШАНА(laksana — характерная черта, признак) — понятие индийской эстетики. Впервые встречается в Натья- шастре («Наука театра», компендиум, сформировавшийся ко 2—3 вв.), где перечисляются 36 видов лакшаны. Примерами лакшаны являются витиеватость, сжатость, великолепие, причинность, дополнительное разъяснение, различение и т. д.
368
ЛАМАИЗМПеречисление лакшаны показывает, что речь идет о признаках поэтического языка или, точнее, о приемах, позволяющих трансформировать обычную речь в художественную. В этом смысле категория лакшаны оказывается близкой понятию алтисары, или украшению речи, также встречающемуся в Натьяшастре, но гораздо менее разработанному. Средневековые теоретики, напротив, предпочли систему аланкар, практически предав забвению более раннюю концепцию лакшаны, включив при этом в число аланкар ряд конкретных разновидностей лакшаны. Реабилитировать понятие лакшаны пытался комментатор Натьяшастры Аб- хинавагупта (кон. 9 — нач. 10 в.). Соглашаясь с тем, что данная категория уже не имеет самостоятельного значения, он тем не менее считал, что поэзия, исполненная аланкар, но лишенная лакшаны, не может считаться прекрасной. Я. Р. Лидова
ЛАМАИЗМ— термин, введенный в европейской науке для обозначения комплекса учений и практик тибетского буддтзма. Этот термин никогда не используется самими буддистами, однако он прочно вошел в оборот европейской буддологии, поскольку фиксирует основную характеристику обозначаемой им системы взглядов — поклонение Ламе, Учителю, как самому Будде. Ламаизм формируется в Тибете в результате синтеза индийского буддизма школы ваджраяна и традиционных тибетских учений. Первая волна буддизма приходит из Индии в Тибет в 7 в. и сталкивается здесь с местными шаманистскими культами и с древней религией бон. «Бон» означает «призывать», «заклинать». Основателем бон считается Дмура, он же Шенраб, «совершеннейший жрец» (жрец и божество для последователя бон соединены воедино). Шенраб был выходцем из Ирана, и потому принесенная им в Тибет религия тесно связана с эо- роастршзмом и мапшхешапвом. Бонские жрецы оказали яростное сопротивление проникновению в Тибет новой веры, однако прибывший в 8 в. из Индии гуру ринпоче («драгоценный учитель»), махасиддхи («великий маг») Падмасамбхава демонстрирует большую силу своих заклинаний и подчиняет себе бонских жрецов. Бонские божества и духи включаются в буддийский пантеон в качестве защитников веры. В новое учение входят также многие положения их религии, напр. поклонение ламе явно связано с бонским отождествлением жреца и бога. Падмасамбхава основал первый в Тибете буддийский монастырь Самье, создал широко известный текст «Бардо Тодол», «Тибетскую книгу мертвых» и положил начало ламаистской мистерии Цам, священным танцам богов и духов. Падмасамбхава основал в 8 в. старейшую из четырех основных школ тибетского буддизма — школу ньингма, или традицию «старых переводов» основных текстов классического буддизма. Затем возникают школы «новых переводов»: коренная линия кагью (основатель Марпа-лоцзава, или Марпа-переводчик, живший в 11 в.), школа сакья (создана Вирупой в 11 в.) и линия калам, преобразованная в 14 в. великим реформатором тибетского буддизма Цзонхавой в гэлуг. Линия гэлуг с самого начала рассматривала своего высшего иерарха как воплощение дхьяни-бодхисаттвы Авалокитешва- ры, божества сочувствия и сострадания, и третьему высшему иерарху этой школы монгольский хан Алтан в 1578 присвоил титул Далай-лама, где монгольское «далай» означает «океан» —неисчерпаемый океан мудрости. Далай-лама Vпризнал в своем Учителе воплощение дхьяни-будды Амитахби. Эгтл наставником был Панче, что значит «великий учитель». Т. к. Авалокитешвара почитался духовным сыном Амитахби, то с тех пор духовный лидер ламаизма Панчен-лама воспринимается как божество более высокого разряда, нежели светский лидер Далай-лама, и служит высшим духовным авторитетом. Все четыре традиции тибетского буддизма признали гэлугпинского иерарха Далай-ламу высшим воплощением Авалокитешвары, общим для всех буддистов, благодаря чему линия гэлуг до настоящего времени доминирует среды четырех школ. Иногда термин «ламаизм» относят только к этой школе, по всей видимости потому, что именно как традиция гэлуг тибетский буддизм приходит в Монголию в 16 в., в 17 в. — в Бурятию и Калмыкию, в 18 в. — в Туву. В 1747 по указу императрицы Елизаветы буддизм был признан в качестве официальной религии Российской империи. Это был буддизм, принявший форму ламаизма, и именно в этой форме буддизм до сего дня существует на территории России, Монголии и Тибета. Помимо традиционных ламаистских регионов ламаистские центры существуют сегодня во многих городах России (Москва, Санкт-Петербург, Владивосток, Иркутск и др.), а также в Америке, Германии, Франции, Голландии и др. Теоретическим основанием ламаизма является учение о четырех телах Будды, которые образуют глубинную структуру как космической реальности, так и человека. Первым, исходным телом Будды является свабхавикакайя, абсолютно самодостаточное и самозамкнутое на себя тело своебытия, невыразимое ни в мысли, ни в слове, оно персонифицируется как высшее божество, ади-будда, первичный Будда. Это тело служит исходной точкой последующей эманации, испуская из себя следующее тело, дхармакайя, «тело истины», которое также не схватывается ни мыслью, ни словом, однако уже конкретизируется как сфера алаявиджняны — вечного космического сознания-хранилища, первичного космического ума, пребывающего в естественном состоянии знания, всеведения и являющегося источником знания. Персонифицируясь, дхармакайя принимает образы пяти дхьяни-будд, среди которых находится Амитабха. Дхьяни-будды сообщают миру свои энергии, создают общий замысел космоса. Дхармакайя испускает из себя следующее тело будды, «тело наслаждения», самбхогакайя, предназначенное для коммуникации с земным миром, оно персонифицируется в образах пяти дхьяни-бод-хисагтв, среди которых находится и Авалокитешвара. Дхьяни-бодхисаттвы конструируют космос согласно замыслу дхьяни-будд. Последним эмалирует нирманакайя, тело, в котором воплощаются земные будды, тулку. Это добровольно принятое на себя тело, в котором отправляются в мир вечного круговорота атсары, чтобы реально строить замыс-