Mos. II, 137). Аналогичным образом Бог содержит в себе свой внутренний логос как разум и замысел мира, но также излучает логос вовне, творя и одушевляя им мир, что согласуется с образом библейского Бога, который творит мир словом. Как первая эманация Бога логос объединяет собой весь мир идей, которые служат образцами творения (De op if. 5,20). В сотворенном мире логос присутствует как внутренняя оживляющая сила и судьба (De mut. 23, 135). Кроме того, логос может пониматься Филоном как посредник между «первым Богом» — творцом и «третьим богом» — тварной природой. Поэтому он именуется «вторым богом», «первосвященником», «единородным Сыном Божьим». Таким же образом логос присутствует и в индивидуальной душе, будучи ее внутренней силой и внешним руководителем-посредником, возвращающим душу к Богу. Учение Филона оказало большое воздействие на христианское богословие и, видимо, отразилось в учении Евангелия от Иоанна о Логосе. Позднегреческая философия (средний платонизм, неопифагореизм, неоплатонизм) также развивает учение о логосе, новую версию которого мы находим, напр., у Плотина. В его доктрине логос есть способ существования высших онтологических ипостасей на низших уровнях: Ум — это логос Единого, душа — логос Ума (V, 1,6,2—11; VI.4,11,15-17). Логос, по Плотину, является также силой мировой Души, через которую Душа, подражая эйдосам, творит чувственный космос и управляет им (111,8,3). Евангелие от Иоанна (1,1) дает учение о логосе (Слове) как Единородном Сыне Бога-Отца, выраженное словами: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» ('Ev apxn 4V 6 ^oy°C> Kai o loyoq r\v лрос tov Geov, ка\ 9eoc T|v o Хоуос). В Апокалипсисе (19,13) имя «Слово Божие» (о Aoyoc tod 9eou) носит Иисус, творящий Страшный Суд. В отличие от логоса эллинистической философии, который был эманацией абсолюта и превращенной формой его пребывания в низших мирах, логос христианской философии, отождествленный в Евангелии со вторым лицом Троицы, Иисусом Христом, есть, во-первых, прямое присутствие Бога в мире и, во-вторых, нераздельное (хотя и неслиянное) единство с человеческой природой («И Слово стало плотию», Kai о Aoyoc aapC eyevero (1,14)). В то же время философские импликации понятия «логос», накопленные античностью (логос как сила, связующая множество в единство, осмысляющая и одухотворяющая вещество, опосредующая душевное и духовное), вбираются богословской мыслью и экзегезой, получая новые толкования в зависимости от культурно-исторического контекста: напр., апологеты (Игнатий Антиохийский, Юстин Мученик, Афинагор, Татиан) ищут точки соприкосновения четвертого Евангелия с учениями Стой и среднего платонизма, александрийское богословие (Ориген, Климент) обосновывает онтологическую связь Бога и человека; Кирилл Александрийский разворачивает христологический аспект логоса; схоластика 13 в. (Бонавентура, Фома Аквинский) создает теологию Слова как обширный синтез богословских и собственно философских аспектов учения о логосе (см., напр., у Фомы концепцию личностного бытия логоса в STh. 111,2—6); немецкая мистика 13— 14 вв. (Мейстер Экхарт и др.) выдвигает учение о вечном рождении логоса в душе верующего, раннее лютеранство, акцентирующее роль текста Писания и проповеди, опирается на теологию Слова в своей антикатолической полемике и диалектике веры, знания и свободы. Т. о., не только богословие, но и христианская философия постоянно обращались к этому учению, видя в нем возможность согласовать истины умозрения и Откровения. Философия Нового времени утрачивает интерес к проблематике логоса, замещенной проблемами логики. Последний поворот темы можно отметить лишь у Николая Кузанского: в его учении о «дискурсивном» разуме заметно присутствие неоплатонического понимания логоса; интересно также рассуждение
446
ложь (вовлекающее одновременно мотивы стоиков, Филона и гуманистическое понимание словесности) о связи человека с Богом через рождение в слове-Логосе как чисто человеческом умении, которое во временной последовательности раскрывает родство с Богом («О даре Отца светов», 4,111). Но уже в немецком трансцендентализме с его заинтересованностью проблемами конкретности и историчности духа, инобытия логики, связи личностного и абсолютного, обнаруживается возвращение к философии логоса. Так, у Канта находим хрис- тологический текст, толкующий Логос Иоанна в смысле его совместимости с принципом разума и в тесной связи с чисто кантовской проблемой размежевания практического разума и религии («Религия в пределах только разума», см. в кн.: Кант. Трактаты и письма. М., 1980, с. 128—130). Фихте в «Основных чертах современной эпохи» не только подчеркивает согласованность своего «наукоучения» с Евангелием от Иоанна, но и противопоставляет христианство Иоанна, «вечную» религию Логоса и знания христианству Павла, исказившему Откровение. Для Гегеля логос тождествен одному из основных элементов его логики, понятию (см. «Предисловие ко второму изданию» в его кн.: Наука логики, т. 1. М., 1970). Логос — «разум того, что есть»; «уж менее всего должно оставлять вне науки логики логос» (там же, с. 91). Поскольку понятие в системе Гегеля есть максимальное раскрытие абсолюта как идеи в себе и для себя, т. е. идеи, преодолевшей раскол субъективного и объективного и достигшей формы свободы, то вся дальнейшая эволюция идеи через природное инобытие к конкретности абсолютного духа может рассматриваться как сверхэмпирическая история логоса (ср. также ранний гегелевский опыт экзегезы Евангелия от Иоанна в работе «Дух христианства и его судьба» и тринитарные размышления Гегеля в разделе «Абсолютная религия» в Лекциях по философии религии). Шеллинг уделяет особое внимание теме логоса в своей поздней философии (см., напр., лекции 27—28 «Философии Откровения»), для которой разумное оправдание и обоснование истин Откровения становится центральной задачей. В частности, Шеллинг находит в учении четвертого Евангелия о Логосе подтверждение своей теории мировых эпох, изображающей домировой, внугримировой и послемировой способы существования божественного абсолюта. Понятие «логос» входит в активный словарь русской религиозной философии кон. 19 — 1-й пол. 20 в. Тональность темы задает ранний Вл. Соловьев с характерным для него «александрийским» контекстом евангельского Логоса («Чтения о богочеловечестве» и «Философские начала цельного знания»). К той или иной трактовке логоса часто прибегают философы «всеединства» (П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, С. Л. Франк, Л. П. Карсавин). В. Ф. Эрн во введении к своему сборнику «Борьба за Логос» выдвигает неославянофильскую идеологию логизма («Логос есть лозунг»), противопоставляя эллинско- христианский логос западному рационализму. У раннего А. Ф. Лосева логос является одной из основных системных категорий (особенно в «Философии имени»). В философии 20 в. специальное внимание теме логоса уделяют религиозные философы как нетомистской традиции (К. Ранер с его концепцией человека как «слушателя Слова»), так и протестантской диалектической теологии (К. Барт). Значимой оказывается проблема логоса — особенно в аспекте эллинского наследия—лля герменевтики (см. Гадамер. Истина и метод, ч. 3, разд. 2). Хайдеггер в своих поздних работах неоднократно возвращается к попытке заново истолковать утраченный смысл греческого логоса как «собираюше-раскры- вающей» силы (напр.: «Aeyeiv, Aoyoc в греческом сущностном определении человека разумеют то отношение, на основании которого присутствующее как таковое впервые собирает себя вокруг человека и для него». — Хайдеггер М. О существе и понятии (ргкпс, пер. Т. В. Васильевой. М., 1995, с. 81). В постструктурализме логос часто отождествляется с рационалистической традицией Запада. Так, для сформулированного Деррида метода деконструкции главной целью выступает «обезвреживание» логоцентризма (практически синонимичного метафизике), суть которого видится во властном преобладании мысли над речью, а речи над «письмом» (не без влияния Хайдеггера доминирование логоцентризма понимается как результат начинающегося с Платона забвения истинного смысла бытия и логоса). Лит.: Муретов М. Д. Учение о логосе у Филона Александрийского и Иоанна Богослова в связи с предшествовавшим историческим развитием идеи логоса в греческой философии и иудейской теософии. М., 1885; Он же. Философия Филона Александрийского в отношении к учению Иоанна Богослова о Логосе. М, 1885; Трубецкой С. Н. Учение о Логосе в его истории. — Соч. М, 1994; Лосев А. Ф. История античной эстетики, т. 1. Ранняя классика. М., 1994, с. 332—334, 338— 340; т. 5. Ранний эллинизм, с. 115—117,120—124; т. 6. Поздний эллинизм, с. 389—396; Васильева Т. В. Беседа о логосе в платоновском «Теэтете». — В кн.: Платон и его эпоха. М., 1979, с. 278-300; AallA. Geschichte der Logosidee indergriechischen Philosophie, Bd. 1—2. Lpz., 1896—99; WittR. E. The Plotinian Logos and Its Stoic basis. — «Classical Quarterly» 25, 1931, p. 195-204; Kelber W. Die Logoslehre von Heraklit bis Origenes. Stuttg., 1958; BoederK. Der fruhgriechische Wortgebrauch von Logos und Aletheia. — «Archiv fur Begriffsgeschichte», 1959, 4, S. 82-112; Gerken A. Theologie des Wortes bei Bonaventura. Dusseldorf, 1963; Fruchtel E. Weltentwurf und Logos. Zur Metaphysik Plotins. Fr./M., 1970; BouyerL. Das Wort ist der Sohn. Einsiedeln, 1976; Kahn С Н. The Art and Thought of Heraclitus. Cambr, 1979.. A. JI. Доброхотов
ЛОЖЬ— неправда, противное истине. Феномен лжи имеет четыре основных аспекта: гносеологический, логический, нравственный и политический. Гносеологический аспект лжи основывается на условиях познания, при которых происходит искажение информации. Последнее может происходить по объективным причинам — в силу природы физических объектов и по субъективным причинам — в силу природы человеческого сознания и мышления. В логике понятие «ложь», как и понятие «истина», используется либо как предикат, т. е. как свойство высказывания, либо как объект — одно из истинностных значений, приписываемое высказыванию, либо как унарный оператор при