Что ж, будем философами.
Мастер поставил чашку, вздохнул и посмотрел на Азиата, за обе щеки уписывавшего «Маасдам».
— Ты, дорогой племянничек, заставляешь меня ждать, а я этого не люблю. Где собака?
Дорогой и вкусный сыр далеко не каждый день завозили в магазины райцентра. Племянничка следовало отвлечь, пока он в простоте душевной не сожрал последний кусок.
— Сейчас, Дядюшка, простите великодушно, — едва не подавился лжечукча. — Сейчас проверю… позвоню этому увальню Сунгу Лу… Сейчас, сейчас!
Торопливо вытер руки, нашарил мобильник и… от неожиданности чудом не выронил — «Самсунг» опередил вызов, разразившись трелью.
Азиат прижал его к уху, нахмурился и, не дослушав, рявкнул так, что в соседней комнатке подскочила охрана:
— А мне плевать! Ты мне шкурой отвечаешь! Да не кобелиной, своей! Всё, действуй давай, люди ждут. Очень уважаемые люди… — Прижал пальцем отбой, сделав движение, каким выдавливают глаза, и с негодованием пояснил: — Сунг Лу говорит, у него что-то с машиной, так что быстро не может. Какое безобразие, какая…
— Безобразие не у него, безобразие, племянничек, у тебя, — оборвал дядя. — Всё, сядь, не мешай думать.
Настроение испортилось окончательно. Кажется, обещанные гаданием перемены были прямо у порога. Мастер налил себе из турки ещё кофе, но остывший напиток уже не доставил ему даже чувственного удовольствия.
Сколько времени он торчит на краю света, в этой русской Пещёрке, а толку? Ни Терминала, ни Клинка Зарницы, ни мудрых и влиятельных друзей, которых он предполагал здесь обрести. Кругом только враги, прихлебатели и бескрайние северные болота. А скоро, если, конечно, гуща не врёт, будет вовсе беда…
И не следует прятать голову под крыло и надеяться, что гадание врёт. В окрестностях, говорят, уже видели свиту Чёрного Короля. Значит, и сам он где-то поблизости. Ох, вправду наступают скверные времена…
Мастеру поневоле вспомнилось, как славно и просто всё было когда-то. Знай основывай себе хуэйданы,[159] «выращивай Белый Лотос», служи верой и правдой Коксингу…[160] и пой со слезами на глазах:
Развевает ветер знамёна Хун!
К нам на помощь, если ты храбр и юн!
Грянем вместе, братья,
Все, как один:
«Ниспровергнем Цин,[161] восстановим Мин!»
Ладно, по большому счёту, не так уж плохо ему и сейчас. Он здоров, знатен, уважаем, богат. Имеет по миру множество «племянников», и далеко не все они такие бестолочи, как здешний. Ещё он может повернуть голову на триста шестьдесят градусов, ударить нападающего сзади ногой через собственное плечо… У него есть роскошные женщины и мудрость предков. Даже даосская «пилюля долголетия» ждёт своего часа в шкатулке…
Ну так что, спрашивается, он здесь позабыл?
На что ему все эти терминалы, статусы, бонусы, масти и прочий земной прах?
Может, плюнуть на них, как в своё время он плюнул на роль Корректора в этой глупой игре?
А с другой стороны, финал уже не за горами. И по всему получается, что лучше его дожидаться у запасного выхода, да с золотым ключиком в руке. Эх, похоже, поторопились они тогда с Каирским терминалом… Поторопились…
Из тёмного водоворота мыслей Мастера извлекла новая трель мобильника. Лжечукча сразу подскочил к окну и бодро позвал:
— Ура, Дядюшка! Ваше приказание исполнено, идёмте смотреть!
«Теперь начнётся. — Мастер поднялся, обречённо вздохнул и следом за племянничком вышел из номера. — Своего кобеля Белая Бритва мне не простит. Чего доброго, ещё стакнется с Чёрным Королём. Плевать, что дважды битым, но ещё до жути опасным… Этак можно до финала-то и не дожить. И золотой ключик не поможет. Вот они, перемены…»
На улице их уже ждали. Рядом с облепленным грязью пикапом стоял Сунг Лу и при нём — четверо гуайло.[162] На рожах недочеловеков читалось жадное и нетерпеливое ожидание.
— Счастья и удачи на тысячу лет… — не поднимая глаз, низко поклонился Сунг Лу. Обернулся к подчинённым и рявкнул: — Эй, а ну давай!
Гуайло схватили за углы грязный брезент и приподняли над кузовом, показывая добычу.
— Вот ваша собака, господин, — рассыпался дробным смехом Сунг Лу.
Мастер подошёл, небрежно глянул и… неожиданно почувствовал облегчение. Пёс в кузове действительно подходил под описание, коротко гласившее — «здоровенный», но больше с любимцем Белой Бритвы он ничего общего не имел. Вместо кобеля-дауфмана мастеру привезли среднеазиата. Бездарности. А впрочем, верно говорят эти русские гуайло: что ни делается, всё к лучшему. Теперь хоть о неминуемой разборке с тевтонами волноваться не надо.
А вот о предупреждении гущи, усмотревшей кругом одних прихлебателей и врагов, помнить необходимо…
— А ну иди сюда, недоумок, — тихо и люто поманил Мастер племянничка. И едва тот, начиная смутно тревожиться, подошёл, — врезал ему так, что за площадью отозвалось эхо. — Ты кого мне привёз, сын шакала? Я тебя спрашиваю — кого? Это не та собака, кретин! У немецкой овчарки длинная морда, стоячие уши и хвост до земли! Тупой ублюдок, сын кастрированного осла! Зачем мне это чучело корноухое? Куда его на бои, он саму идею тотализатора сожрёт на корню! Отпустить его, и вообще… хватит, больше никаких мне собак. Других дел невпроворот!
Вот так, и чтобы карма не отяготилась. И так-то на ней всего…
— Ясно, дядюшка, как скажете, больше никаких собак, — всхлипнул ему в спину Азиат, ощупал языком пошатнувшийся зуб… и, едва за Мастером закрылась дверь, сорвал зло на Сунге Лу. — Ты кого мне привёз, сын греха? Тупица! Из-за таких, как ты, расточается гармония мира! Слышал, что сказал Мастер? Всё, никаких больше собак!..
Сплюнул кровью, нехорошо выругался и как-то боком исчез…
— Значит, никаких собак, — тихо пообещал Сунг Лу. — Эва, гуайло, закрывайте!
Влез в кабину, запустил мотор и взял курс на заведение стервы Тхе. Свою выгоду упускать он не собирался…
Тихон. Мстители
Колесница Зла кончила свой путь в каком-то саду. Всё в этом саду было надуманно и фальшиво. И водопад с подпиткой из водопроводного шланга, и никому не нужный мостик, и все эти камни, горки, пруды в пластмассовых ваннах. Знаток китайского искусства, вероятно, поморщился бы и произнёс слово «китч», но Тихон таких слов не знал. Ему просто здесь не понравилось, и его не утешили даже откормленные золотые рыбки, плававшие в поддельных прудах. Садик принадлежал ресторану «Золотой павлин», открытому Церковью Трясины Судьбы, и рыбкам доставались остатки еды с тарелок посетителей. А еда эта…
Над рестораном витал внятный Тихону запах мёртвых кошек.
И мёртвых собак.
Запах ужаса и страданий, не заглушаемый никакими пряностями.
Тихону всем существом, до последнего волоска на хвосте, захотелось развернуться и бежать, скорее бежать из этого страшного места. Он вновь почувствовал себя крохотным котёнком в окружении огромных безжалостных змей. Где вы, добрые и сильные руки, протянетесь ли на помощь?.. Унесёте ли туда, где тепло, покойно и безопасно?..
Пикап стоял возле двухэтажного строения на задах ресторана, судя по запаху — средоточия и гнездилища Смерти. Тихон припал к земле: ему показалось, что в кузове рылась двуногая мурра. А может, и сама Смерть. Все приехавшие на пикапе только что не ползали перед нею на брюхе.
Спрятавшись в шиповнике, Тихон видел, как живодёры схватили Шерхана и поволокли вниз по ступеням, в открытую для тока воздуха дверь. Водитель пересчитал деньги и спрятал их в нагрудный карман, туда, где у людей полагается быть сердцу. Тихон не был уверен, что у него оно там имелось. Рявкнул мотор, провернулись колёса, и пикап, даром что без тормозов, поспешно исчез. Смрад бензинового выхлопа смешался с ароматом цветущих роз и запахами ресторанной кухни.
Тихон вслушивался в эти последние со всё возрастающим ужасом. Так мореплаватель на далёком острове наблюдал бы за пиршеством людоедов.
Всё же кот справился с собой, внимательно осмотрелся — и направился в полуподвал, куда утащили Шерхана. Ступени привели его в плохо освещённый, безбожно захламлённый коридор. Вдоль ободранных стен громоздились какие-то корзины, колченогие столы, сломанный холодильник, покосившиеся стеллажи… Ещё в стенах виднелись двери — запертые, за ними царила тишина. Кроме одной, обитой оцинкованным железом. Из-за неё доносился топот, размеренные хлюпающие удары… едва различимый плачущий визг…
И отовсюду наплывал запах смерти, крови, боли, медленной и страшной агонии… Такой, что шерсть у Тихона стояла дыбом не только на загривке — уже на всём теле. Творившееся здесь было противно природе, противно справедливости, противно Высшему Замыслу.
Шерхан был здесь. За цинковой дверью.
Может, это ему там неторопливо перебивали все кости, чтобы мясо пропитывалось кровью и становилось особо сочным и нежным? Для блюда под названием «Страж расписных врат»?
Тихон уже примеривался лапой к двери, чтобы зацепить её когтями и попытаться открыть, как дома открывал форточку, но в это время внутри заиграл мобильник. Удары по живому прекратились, об пол брякнуло дерево, кто-то что-то сказал… И Тихон услышал, как к двери направились шаркающие шаги.
Кот мягко запрыгнул в проломленную корзину и перестал дышать.
Он успел вовремя. Дверь, похожая на крышку гроба, открылась, и в коридор вышел… Помните фильм «Кровавый спорт», молодого Ван Дамма и мускулистого Боло Янга, который играет его злодея-соперника? И кто это сказал, будто у Янга уникальное телосложение, ибо в целом китайцы тщедушны и малорослы?.. Персонаж, появившийся в коридоре, годился в императорские телохранители. Саженные плечи, двухметровый рост, пудовые кулачищи… А ещё — скуластое, отмеченное шрамами лицо и маленькие, налитые кровью глаза, излучавшие, как показалось Тихону, собственное багровое свечение. Да прост