Летопись представляет подчинение северян Олегом как разовую акцию — это сомнительно, учитывая, что северяне фактически граничили на юго-востоке с пастбищами самих хазар, власть которых северяне могли испытывать самым непосредственным образом. Открытые грабительским набегам кочевников и карательным экспедициям хазар, земледельцы-северяне вряд ли были заинтересованы в ссоре с каганатом. Так что одного принуждения силой было недостаточно для того, чтобы заставить северян разорвать отношения с хазарами: летописец специально оговаривает, что им была назначена «легкая дань» — видимо, легче обычной «куницы» с охотников и серебряной монеты с прочих и точно меньше хазарской. Совсем освободить от дани было невозможно: дань олицетворяла установление регулярных связей между группами, пусть и неравных (то есть политических), подобно обмену дарами на уровне частных или родовых отношений.
Наконец, Олег обратился к радимичам, земли которых располагались выше по Днепру, к северу от уже подчинившихся ему северян. В изложении летописца договор с радимичами не потребовал даже военного похода, однако, окруженные с трех сторон племенами, вошедшими в Рѹськую землю, радимичи не получили и послабления: просто стали платить по серебряной монете («щелягу» — так поздний летописец обозначил старый арабский дирхем) князю рѹси вместо далеких хазар.
Таким образом, Олег присваивает право на сбор хазарской дани с соседних племен, что юридически означает овладение частью податной территории каганата. Эти действия неизбежно должны были привести к конфликту с Хазарией — или сами являлись ответом на враждебные действия хазар. Его усилия, направленные на подчинение соседних земель, кажется, преследуют скорее политическую, чем экономическую цель. Он готов переманить на свою сторону бывших подданных Хазарского каганата буквально любой ценой (особенно в случае пограничных северян).
Трудно сказать, каковы были действительные мотивы Новгородского князя, почему в поход на Киев (за тысячу двести километров) его поддержало ополчение племен, призвавших Рюрика с конкретной целью: обеспечить защиту и функционирование Волжско-Балтийского торгового пути от Ладоги до владений Волжской Булгарии.
Несколько важных событий происходят примерно одновременно с экспансией рѹси в Приднепровье, но неясно, что было следствием, а что причиной. Во-первых, археологами и нумизматами зафиксирован кризис в снабжении Европы арабским серебром в последней четверти IX века — и до 910-х годов. Чеканка монеты не прекращалась, но, очевидно, ключевой посредник в транзитной цепочке от Халифата на север — Хазарский каганат — перекрыл поступление серебряных монет. Транзит серебра восстанавливается примерно одновременно с обособлением Волжской Булгарии от Хазарии и принятием булгарами ислама. Причем если раньше на север в основном везли аббасидские дирхемы из Багдада, то теперь это саманидские дирхемы, которые везут из Средней Азии через Булгар, минуя Хазарию. Высказывалось предположение, что хазары установили торговую блокаду на Волге, чтобы наказать рѹсь за вторжение в зону интересов каганата на Днепре. Данные, находящихся в распоряжении историков, разрозненны, поэтому не менее вероятна и обратная интерпретация: по какой-то причине хазары начали удерживать все поступающее серебро (чтобы навредить дальним соседям, а скорее, по внутренним соображениям — например, для финансирования перестройки общества в более сложное государственное образование, что требовало затрат на строительство общественных зданий и крепостей, а также оплату профессионального чиновничества и войска). Эта блокада ударила не только по Новгородскому князю и дружине, но и по всей конфедерации племен, живущих вдоль Волжско-Балтийского пути. Возможно, поэтому они и отправили общее войско на поиск обходного пути (по Днепру) и проявили сдержанную, но явную враждебность к интересам Хазарии.
Так что вряд ли Хазарский каганат руководствовался в своей экономической политике исключительно стремлением насолить пришельцам с Балтики. Если уж у хазар имелась крепость в непосредственной близости от Киева, они были в состоянии отправить туда и войско, чтобы наказать рѹсь более непосредственным, простым и дешевым способом, чем расстройство трансконтинентальной торговли по Волге, за сотни километров от северо-западной окраины каганата в Приднепровье (где находился основной раздражитель). И действительно, хазарские документы упоминают о военных победах над рѹсами (правда, речь идет о событиях первой трети Х века). Рѹсы же не имели возможности отправиться на Волгу с карательной экспедицией, и летопись ничего не говорит о военных столкновениях с самими хазарами в Приднепровье. Так что остается открытым вопрос о том, кто кому пытался отомстить (и за что) в 880-х годах.
Вторым важным историческим событием этого периода является уход венгерских племен из северного Причерноморья на запад. Как мы помним, венгры переправились через Волгу на территорию Хазарского каганата в начале VIII века, переселившись из предгорий Урала. Они приняли верховную власть хазар и заняли территорию между Волгой, Доном и Северским Донцом — более чем в 400 км к востоку от Днепра. Около 830 г. венгерские племена и часть хазар уходят из Хазарии и поселяются в районе Южного Буга, между нижним течением Днепра и Карпатами. Почти сразу начинаются разведывательные набеги дальше на запад: в 836 г. венгры появляются на Дунае, на границе с Византией; в 862 г. они впервые вторгаются в Восточно-Франкское королевство; в 881 г. доходят до Вены. В начале 890-х по разведанным маршрутам начинается массовое переселение венгерских племен (см. карту): обходя Карпаты с юга, через земли современной Молдовы и Румынии, в 896 г. они заняли Трансильванию, откуда овладели Паннонией. Переселение кочевых племен не было единоразовым походом и случилось не в один год, поэтому можно считать, что данные древнерусской летописи в целом соответствуют установленной хронологии окончательного переселения венгерских племен на Дунай: «Повесть временных лет» отмечает проход венгров мимо Киева в направлении Карпат под 898 годом, не упоминая какое-либо взаимодействие с ними.
Венгерская хроника конца XII века «Деяния венгров» подробно описывает поход через «русскую землю» на пути в Паннонию. Согласно лишенному хронологической привязки изложению «Деяний венгров» (которые некоторые скептически настроенные историки называют «рыцарским романом»), венгры под предводительством верховного вождя Альмоша (ок. 825 — ок. 895) разгромили объединенные войска рѹси и половцев («kunok», которые появятся в этих краях только в XI в.) и взяли с Киева богатый выкуп. Нельзя исключить, что какая-то поздняя волна переселявшихся с левого берега Днепра венгров и правда осадила Киев, но в целом венгры — как подданные каганата или самостоятельная конфедерация племен — в середине IX века перестают влиять на жителей лесостепной зоны Приднепровья. Очевидно, до раскола 830-х гг. именно через территорию обитания венгерских племен осуществлялась власть Хазарского каганата над сопредельными землями северян и даже полян, поэтому уход венгров и части хазар к Южному Бугу создал временный вакуум в степной зоне вокруг Днепра. Этим могли поспешить воспользоваться пришельцы из Новгорода, распространяя свою власть на землях, которые Хазария не могла больше эффективно контролировать.
Есть и третий аспект, связывающий между собой два обстоятельства: прекращение поставок серебра по Волге через Хазарию и уход венгров из донских и причерноморских степей. Одной из причин, по которым венгерские племена тронулись на запад, было давление новых переселенцев из-за Волги: тюркских кочевников-печенегов, первое столкновение с которыми у венгров происходит не позднее 854 г. К 882 г. печенеги добираются до Крыма. (Самоназвание печенегов — тюрк. бачанак, беченег — «муж старшей сестры», указывает на архаично-родовую организацию племени.) В отличие от венгров, признавших власть хазар на два столетия, печенеги были настроены воинственно и враждебно к каганату, захватывая пастбища и уничтожая встречающиеся на пути города в Придонье и на Таманском полуострове. Где-то в промежутке между этими датами (854 и 882 гг.) печенеги переправились через Волгу, кочевали в непосредственной близости от нее и, вполне вероятно, полностью блокировали транзитную торговлю через Хазарию.
Таким образом, что бы ни было первично — экспансия рѹси в Приднепровье после ухода венгерских племен, торговая блокада со стороны хазар или временное нарушение этой торговли печенегами — складывается новая ситуация, когда кризис Волжско-Балтийского пути заставляет изменить конфигурацию Рѹськой земли. Летописец ничего не говорит об избирательном интересе варяжских князей к собиранию именно славянских племен — напротив, даже в XII веке он подчеркивает, что славяне являлись лишь одним из элементов «Рѹси»:
А на Белом озере сидит весь, а на Ростовском озере — меря, а на Клещине озере сидит также меря. А по реке Оке — там, где она впадает в Волгу, свой народ — мурома, и черемисы — свой народ, и мордва — свой народ. Вот кто только славянские народы на Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане...
При этом о славянах говорится: «Все эти племена имели свои обычаи, и законы своих отцов, и предания, каждое — свои обычаи.» Отношения между славянскими племенами могли быть и весьма конфликтными («стали притеснять полян древляне и иные окрестные люди»). Так что неверно представлять консолидацию территорий под властью киевского князя как объединение славянских племен.
Впрочем, сам язык «племенной» организации населения Северной Евразии, используемый летописцем и принятый позднейшими историками, может вводить в заблуждение. Родовые связи — вплоть до крайне расширенных, почти абстрактных линий родства в дальней степени — были наиболее естественным принципом первоначальной социальной организации. (Достаточно вспомнить самоназвание печенегов, которые не нашли другого основания для выделения из среды тюркоязычных огузских кочевников, как собственная родовая иерархия). Однако понятно, что когда «племя» населяет территорию в десятки тысяч квадратных километров и насчитывает десятки тысяч членов, внутреннее единство этого человеческого коллектива, в том числе способность к солидарным политическим действиям (включая военные), является весьма условным. Особенно это касается оседлых земледельцев лесостепной и тем более лесной зоны, которые физически лишены мобильности, необходимой для общих сборов — в отличие от кочевников, которые время от времени могут довольно оперативно собираться у ставки старейшины рода.