Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою потеряешь, нас ведь чуть было не взяли печенеги, и мать твою и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?
Из этих слов явствует, что сами киевляне считали, что Святослав действует не в интересах Киева, и что «своя земля» для него была актуальна только как «отчина» — заботился он не о ней. Еще более интересно, что, судя по всему, Святослав увел с собой в поход всю дружину профессиональных воинов (поэтому чуть не пал Киев, осада снята «людьми» под командованием воеводы со славянским именем Претич, и посылают на далекий Дунай за Святославом, чтобы окончательно прогнать печенегов). Но это значит, что огромная территория Рѹськой земли управлялась Ольгой без помощи дружины (в смысле особой военной организации, самостоятельной общины воинов), только через систему погостов и при помощи местных воевод, вроде Претича. Авантюра Святослава на Дунае сделала Киев уязвимым для нападения врагов, но при этом в мирное время нужды в святославовой дружине — как и дунайских завоеваниях — в Киеве не испытывали.
Еще бессмысленнее и вреднее с «внешнеполитической» точки зрения были набеги Святослава на Волжскую Булгарию и Хазарский каганат. Никому из предшественников Святослава не приходило и в голову отправиться грабить основного торгового партнера на Волжско-Балтийском пути, ворота для потока серебра из Багдада и Хорезма. Притом, что Булгар располагался много ближе и был гораздо слабее, чем Константинополь, против которого из Киева не раз выступало огромное войско на тысячах ладей. Хазарский каганат, некогда собиравший дань с не организованных еще в конфедерацию племен на левой стороне Днепра (то есть осуществлявший политическое доминирование над ними), с конца IX века перестал представлять прямую военную угрозу для новых правителей Киева. Уход венгерских племен, проход через их земли печенегов просто физически, территориально изолировал Рѹськую землю от Хазарии. Нанеся смертельный удар по уже ослабленному каганату, Святослав уничтожил ключевой промежуточный центр караванной торговли по Волге и на северном маршруте Великого шелкового пути, а также окончательно разрушил барьер, на протяжении столетий сдерживавший миграцию кочевых племен из-за Урала. После падения Хазарии печенеги оказались безраздельными хозяевами степи от Волги до Дуная, уничтожая оседлые поселения лесостепи (в том числе и славянские), которые процветали под защитой Хазарии. Степняки становятся основной внешней угрозой подвластных Киеву земель на многие столетия.
При этом, несмотря на свои дерзкие рейды в зоне византийского влияния (воюя как в союзе с Византией, так и против нее, совместно с бывшими врагами), Святослав подписал в июле 971 г. — спустя 30 лет после неудачного похода на Константинополь князя Игоря — очередной договор с Византией. Как всегда, летопись представляет подписание договора как вырванную у византийцев экстраординарную уступку, однако текст его выглядит совершенно стандартным для договоров предшествующих тридцатилетий:
Я, Святослав, князь русский, как клялся, так и подтверждаю договором этим клятву мою: хочу вместе со всеми подданными мне русскими [в оригинале никакого подданства нет: «иже суть подо мною Русь»], с боярами и прочими иметь мир и истинную любовь со всеми великими цесарями греческими… до конца мира. И никогда не буду замышлять на страну вашу, ни на ту, что находится под властью греческой, ни на Корсунскую страну и все города тамошние, ни на страну Болгарскую. И если иной кто замыслит против страны вашей, то я ему буду противником и буду воевать с ним.
Краткий текст договора, приведенный в летописи, отличается от текста 945 года только расширением союзнических обязательств по отношению к Византии, а также представлением Рѹськой стороны. В 945 г. договор подписан 23 послами и 29 купцами от лица «Игоря, великого князя русского, и от всех князей, и от всех людей Русской земли», причем помимо самого Игоря, собственными послами были представлены его жена Ольга, сын Святослав, племянник Игорь, а также еще три высокопоставленных лица. Святослав подписывает договор единолично — что естественно, учитывая обстоятельства. Но он и не считает нужным указать, что выступает от чьего-либо имени, кроме подчиняющейся ему дружины. Вероятно, так, по его представлению, должен был поступить истинный государь, не обремененный сетью обязательств, обусловливающих его абсолютную власть.
Последовавшая вскоре гибель Святослава символизировала маргинальность идеального государя без государства: он был убит в схватке с печенегами у днепровских порогов, на «ничейной земле», то ли медля вернуться в Киев после краха его дунайской экспедиции, то ли ожидая там прибытия подкрепления из Киева для продолжения южных набегов. По легенде, печенеги изготовили кубок из черепа Святослава для своего хана Кури, как было принято в «Великой Скифии»: согласно Геродоту и Страбону, так поступали с врагами и сами скифы, а в 811 г. болгарский хан Крум приказал изготовить себе кубок из черепа убитого в сражении византийского императора Никифора I.
2.5. Государь как государственный институт
Через пять лет после гибели Святослава началась распря за власть между его сыновьями Ярополком, Олегом и Владимиром: они сражались друг с другом во главе собственных дружин, осаждали и захватывали города и убивали друг друга. Как ни странно, но этот сюжет, столь типичный для средневековой истории Восточной Европы (и, разумеется, не только Восточной Европы) в первый раз возникает в хронике «Повести временных лет» под 977 годом — почти 120 лет спустя после начала правления рѹських князей. Даже по летописной хронологии конфликт между наследниками Святослава разразился только в четвертом поколении правителей, если же исходить из демографических стандартов эпохи (брачный и детородный возраст, продолжительность жизни), то речь может идти на деле о пятом или даже шестом поколении. Ситуация должна была усугубляться наличием множества детей в семьях варяжских вождей от разных жен и наложниц и возможностью признания законным права на часть отцовского наследства детей, рожденных даже рабыней. Тем не менее, из летописи создается впечатление, что у Рюрика не было других сыновей, кроме Игоря, «малолетнего» к моменту смерти Рюрика после 17 лет княжения; что княгиня Ольга родила первого и единственного сына, Святослава, в 942 г., через 39 лет после своей свадьбы с Игорем.
Проверить эти данные нет возможности, но они свидетельствуют о том, что вплоть до последней четверти Х века вероятное соперничество между наследниками правителя ни разу не выходило на уровень открытой политической борьбы за власть над Рѹськой землей. Единственное объяснение этому — само полуизолированное друг от друга сосуществование конфедерации племен-пактиотов и общины воинов-дружинников как держателей верховной власти над этими землями. Князем Рѹськой земли становился вождь дружины, а за это звание бесполезно вести братоубийственную борьбу, вербуя сторонников и подкупая противников. Дружина как община, живущая по правилам военной демократии, сама выбирает себе вождя, сама является гарантом устойчивости более сложных и шатких политических конструкций (например, в случае совместного правления представителя рода прежнего харизматичного вождя как символической фигуры — и нового предводителя дружины как реального властителя). Даже усиление внутренней стратификации дружины и возможность раскола на «партии» не может привести к масштабной войне за власть, да еще исключительно между наследниками умершего вождя (к тому же, вероятнее всего, крайне юными).
Конфликт 977 года стал возможен потому, что еще при жизни Святослава было принято беспрецедентное решение:
Святослав посадил Ярополка в Киеве, а Олега у древлян. В то время пришли новгородцы, прося себе князя: «Если не пойдете к нам, то сами добудем себе князя»... И взяли к себе новгородцы Владимира, и пошел Владимир с Добрынею, своим дядей, в Новгород, а Святослав в Переяславец.
Летопись помещает этот рассказ под 970 годом, сразу вслед за сообщением о смерти Ольги, поэтому обычно его воспринимают как описание последнего распоряжения Святослава перед уходом из Киева на Дунай. Однако не исключено, что перед нами не одномоментное решение, а поэтапный процесс назначения сыновей Киевского князя наместниками в общинные центры подвластных племен. Неслучайно один из сыновей Святослава отправляется к древлянам, чью правящую верхушку (какова бы ни была там форма правления) Ольга уничтожила в ходе многоступенчатой и широкомасштабной мести за убийство Игоря и которые могли после этого оказаться под прямым правлением киевского наместника. Прецедентом также могло послужить княжение самого Святослава в Новгороде, упоминаемое Константином Багрянородным около 950 г., в то время, когда Ольга занимала княжеский престол в Киеве.
Так или иначе, решение о передаче отдельных земель в управление сыновьям Киевского князя оказывается единственным, в равной степени соответствующим логике правления как Ольги, так и Святослава. С одной стороны, таким образом многократно усиливалось влияние верховной власти, причем княжич в качестве наместника должен был вызывать меньший протест у местных общинных лидеров, чем обычный чиновник, коль скоро они и так признавали верховную власть рѹського князя. Собственно, наверное, поэтому и отправляли на местное княжение даже малолетних сыновей князя (Святославу не было и 10 лет, когда его правление в Новгороде упомянул Константин Багрянородный), от имени которых правил старший родич или иное доверенное лицо (Владимир отправляется в Новгород с дядей): чтобы сделать власть наместника более легитимной в глазах местного населения. С другой стороны, с точки зрения идеала сакрального вождя-героя, его избранность богами не только является залогом процветания подданных, но и передается по наследству детям. Поэтому они получают возможность реализовать свой божественный дар во главе новых дружин, на других землях — собственной дружиной и «своей» землей в Болг