легированного слоя горожан и, возможно, округи. О социальном составе этих городских «нотаблей» пока остается только гадать: какую роль играла прежняя племенная знать, купцы (особенно в Новгороде), новая «гражданская администрация» — сотские и тысяцкие.
Сложившаяся к началу XI в. политическая модель основывалась на балансе и определенном функциональном разделении авторитета веча и князя. Вече выражало солидарную позицию «земли» как собрание представителей различных властных иерархий: родовой знати, обладателей богатства, выборных или назначенных чинов местного управления. В этом качестве вече вступало в отношения с князем, который по-прежнему являлся внешней силой для городской общины: князья переходили с одного «стола» на другой, мечтая в конце концов занять киевский престол. При этом вече не являлось органом «исполнительной» власти — в том смысле, что не руководило городом и округой на постоянной основе и даже не могло проконтролировать выполнение собственного решения спустя время после его принятия. Главной задачей веча было поддержание отношений с князем, которому делегировались все полномочия по управлению. Без согласия веча, пусть и вынужденного, князь не мог занять княжеский стол, вече могло призвать другого кандидата на княжение в том случае, если прежний князь нарушал принятые нормы, погибал или бежал из города. Так что эпизодичность изъявления воли вечем не делало его пустой формальностью: вече санкционировало саму легитимность княжеской власти.
Несмотря на то, что Владимир Святославич попытался упорядочить систему княжения и избежать опасности братоубийственных конфликтов, даже в самом идеальном случае передача княжеской власти могла проходить по одному из трех законных сценариев, которые современные историки обозначают как приглашение, согласие и завоевание.
Согласно летописи, Рюрик был приглашен на княжение конфедерацией славянских и финских племен, а сам Владимир Святославич был приглашен новгородцами, которые просто потребовали от его отца Святослава Игоревича предоставить им кандидата — представителя княжеского рода. Приглашения князей вечем отмечаются и в последующий период, в разных частях Рѹськой земли, в том числе и в Киеве в XI и XII вв. Это может показаться даже удивительным, поскольку приглашение предполагает превышение «предложения» над «спросом», когда существуют вакантные княжеские столы и городская община выбирает наиболее подходящего для себя кандидата из нескольких. Однако к началу XI в. процесс «окняжения» Рѹськой земли в целом завершился, князья имелись в каждом городе и старались сохранить свою власть или передать ее по наследству. То, что институт приглашения князя не исчезает в этот период, лишний раз доказывает силу веча как выразителя политической воли городской общины, с которой князьям приходилось считаться.
Передача власти князя по наследству не являлась автоматической процедурой — наследственная монархия не существовала в Рѹськой земле. В тех случаях, когда власть передавалась без конфликта близкому родственнику, прослеживается обязательность согласия на эту передачу со стороны дружины и городской общины — причем последняя имела решающее слово. Известные прецеденты включали в себя передачу княжества дяде, брату, сыну, племяннику. Нередко наследник являлся соправителем князя — де факто или официально (как, видимо, было в случае княгини Ольги и Святослава Игоревича). Во всяком случае, главный кандидат на очередное «приглашение» был уже на месте, известен дружине и общине, и если у них не было особых возражений, его «прославляли» (в случаях, когда князь приглашался со стороны, его «принимали»). Впрочем, лишь полоцким князьям удалось передавать власть внутри семьи на протяжении около полутора столетий (с 987 по 1129 гг.), сформировав обособленную династию. В остальных городах, даже если правитель договаривался о согласии дружины и веча на кандидатуру преемника, в дело нередко вмешивался один или несколько претендентов на княжеский стол со стороны.
Дело в том, что кандидатов на княжеский стол действительно было больше, чем имеющихся вакансий, и чем престижнее было место, тем больше претендентов заявляло на него свои права. Предводители общины воинов — дружины, князья проводили между собой своеобразные «праймериз» (отбор главного кандидата) по своим правилам, прежде чем претендовать на признание своих притязаний на власть со стороны веча. Собственно, военное мастерство и решительность и являлись одними из главных критериев годности князя, поэтому городские общины принимали победившего князя, не просто подчиняясь силе — но признавая его княжеские достоинства. Описанная в прошлой главе история противостояния сыновей киевского князя Святослава Игоревича является классической иллюстрацией стратегии завоевания как сочетания «рутинного» политического процесса и «чрезвычайной» формы военного противостояния. Ключевой характеристикой этой стратегии являлось применение насилия в достаточно четких рамках: оно не должно было затрагивать город, его обитателей и их имущество. Соперники встречаются в чистом поле, чтобы померяться силами. В случае затянувшейся осады города осажденный должен выйти на бой или на переговоры (так и был убит княживший в Киеве сводный брат Владимира Святославича Ярополк). Заняв город, Владимир не только не позволяет разграбление города своим воинам (как и многие князья в последующие десятилетия), но даже отказывается собирать обещанную дружине контрибуцию и спроваживает своих варяжских соратников в Византию. К XII в. убийство соперника перестает восприниматься как обязательное условие победы, и военное поражение само по себе становится достаточным основанием для отказа от притязаний на княжеский стол.
Параллельно с такими «политическими» войнами, представлявшими собой в значительной степени ритуализированный процесс предъявления претензий на власть, князья совершали опустошительные набеги на чужие княжества, разоряя округу и уводя в плен жителей (такие случаи участились во второй половине XI в.). Разграблениям подвергались даже монастыри и церкви. Такие грабительские набеги также имели политические последствия, поскольку подрывали авторитет князя, не сумевшего защитить население края от захватчиков, и ослабляли соперничающее княжество. Однако при этом законность претензий на власть завоевателя в разоренном городе оставалась сомнительной как в глазах других князей, так и с точки зрения обитателей города: собственный князь являлся внешней силой по отношению к городской общине, но эта сила не могла быть откровенно враждебной и «оккупационной».
Ритуал принятия князем властных полномочий в символической форме запечатлел его сложные отношения с городской общиной. Удачливого претендента на княжеский стол встречали за крепостными воротами всем городом — как бы подчеркивая его статус пришлого, не местного человека. При приближении князя встречающие совершали общий поклон — знак общего признания его прав на власть. Далее князь входил в город и направлялся в главный собор, где его встречало высшее духовенство. В храме или в княжеской резиденции проходил сам обряд посажения на престол. После этого, выйдя из собора или терема, князя встречала ликующая толпа, «прославляющая» нового правителя — личное проявление радости являлось выражением индивидуальной лояльности. Князь публично заключал «ряд» (устный контракт) с городом, закрепляемый взаимной присягой («крестоцелованием»). Церемония завершалась общим пиром на княжеском дворе, что являлось пережитком древнего языческого действа, по крайней мере на уровне ритуала неравного обмена: князь угощал горожан, ставя их в моральную позицию «должников», обязанных ему теперь добрым отношением и верностью.
Попытка князя Владимира Святославича превратить Рѹськую землю в единое культурно-политическое образование под властью одной княжеской династии увенчалась успехом лишь отчасти. Владимиру и его сыновьям удалось провести «окняжение» обширнейшей территории, подчинив себе прежних подданных Хазарского каганата в приднепровской лесостепной зоне и те земли вдоль Волжско-Балтийского и Балтийско-Днепровского торговых путей, в которых еще сохранялись самостоятельные варяжские дружины. Однако вместо консолидации всей власти под согласованным контролем одной семьи произошло кардинальное переосмысление как княжеской власти, так и природы родственных отношений в княжеской семье. Таково фундаментальное свойство сложносоставных и гетерогенных (от греч. heteros — иной и genesis — происхождение) обществ: попытка упорядочить и рационализировать различия в них приводит не к уничтожению разнообразия, но лишь к переводу его на иной качественный уровень. За три с половиной десятилетия правления князя Владимира сложилась ситуация, когда легитимным претендентом на любой княжеский стол начал рассматриваться лишь прямой потомок Рюрика — основателя рода. Однако вместо упорядоченного распределения княжеств по старшинству в соответствии с первоначальным планом престолонаследия, предложенным Владимиром, Рюриковичи вступили друг с другом в открытую политическую конкуренцию. По сути, вместо правящей семьи, объединенной родственной солидарностью, было создано особое княжеское сословие, принадлежность к которому давала право на княжение — но никак не гарантировало занятие определенного княжеского стола. В очередной раз мы наблюдаем трансформацию частных (семейных) отношений в публичный (политический) институт. Сама идея, что князь занимает престол временно, пока в порядке старшинства не перейдет на более значимый, а также обусловленность этого перехода на практике согласием городской общины способствовала ускоренной трансформации личных связей в политические отношения. Ведь для того, чтобы утвердиться на княжении, мало было являться старшим в роду — надо было еще продемонстрировать свою княжескую годность, а доказывать это (зачастую в бою) приходилось на других членах семьи.
Князь Владимир сам разрушил созданную им идеальную систему, когда в конце жизни приблизил к себе одного из младших сыновей, Бориса, назначив его командующим своей дружиной. Фактически это означало объявление Бориса соправителем, что давало ему большие шансы стать преемником Владимира на киевском престоле по сценарию «согласия» городской общины. Против нарушения правил восстал старший из сыновей — Святополк, которому, вопреки официальному принципу старшинства, Владимир без малого тридцать лет не давал покинуть престол в Турове (бывшем племенном центре дреговичей на территории современной Беларуси). Восстал и новгородский князь Ярослав, который, в отличие от Святополка, делал «правильную» княжескую карьеру, перейдя около 1011 г. в более престижный Новгород из Ростова и рассчитывавший, что следующим шагом должен был стать великокняжеский престол в Киеве. На стороне Святополка было формальное старшинство, а Ярослав занимал ключевой новгородский престол. Кроме того, Святополк был усыновленным (Владимир усыновил ребенка своего старшего брата Ярополка), а Ярослав — родным сыном Владимира. Второстепенные с точки зрения внутрисемейных отношений обстоятельства оказались важными аргументами в политической борьбе. Видимо, Святополк