лояльных Тохтамышу татар и караимов. В 1399 г. он добился статуса крестового похода для новой кампании против ордынского хана Тимур-Кутлуга: Витовт намеревался вернуть ханский престол Тохтамышу в обмен на признание им сюзеренитета ВКЛ, что автоматически превращало бы ВКМ и остальные русские княжества в вассалов ВКЛ. Этим планам не суждено было сбыться: в решающей битве на реке Ворксле (приток Днепра примерно в 350 км от Киева) союзное литовско-польско-татарско-тевтонское войско потерпело тяжелейшее поражение от Золотой Орды.
Спустя десять лет Витовт вступил в т.н. «великую войну» с Тевтонским орденом за возвращение в состав ВКЛ Жемайтии — которую сам же уступил Ордену по договору 1398 г., собираясь в крестовый поход в степь (не говоря уже о нескольких договорах, подписанных с Орденом им и Ягайло в период борьбы за власть, а также о договоре Ягайло с Орденом 1404 г., также подтверждающим передачу Жемайтии). 15 июля 1410 г. состоялась решающая Грюнвальдская битва этой войны у немецкой деревни Грюнфельд (Grünfelde). В одном из самых масштабных и ожесточенных сражений средневековья примерно 11-тысячное войско Ордена (которое также включало наемников из Западной Европы и полки польских князей Конрада Белого Олесницкого и Казимира Щецинского) было разгромлено примерно в полтора раза превосходящей по численности союзной армией Витовта (ВКЛ), Ягайло (Польского королевства) и татарских отрядов под предводительством сына Тохтамыша Джелал ад-Дина. В битве погибли 205 орденских братьев-рыцарей, включая все руководство ордена, многие попали в плен. Грюнвальдская битва подорвала могущество Тевтонского ордена: после многолетних переговоров, в 1422 г., Тевтонский орден полностью отказался от Жемайтии, а в результате новых военных поражений в середине XV в. признал вассальную зависимость от Польского королевства.
Сменив юго-восточную политику на западную, Витовт не отказался полностью от планов распространить свою власть на все бывшие рѹськие земли: его дочь Софья была замужем за великим князем московским Василием Дмитриевичем (Василием I), который в завещании 1423 г. отдавал жену и детей под защиту Витовта. В 1427 г. овдовевшая Софья Витовтовна по согласованию с боярами передала ВКМ под покровительство отца как регента при 12-летнем наследнике Василии II, после чего вассалами Витовта признали себя тверской, рязанский и пронский князья.
Вершиной признания значимости Витовта и ВКЛ стал беспрецедентный для средневековой Европы съезд государей в Луцке на Волыни, принадлежащей теперь ВКЛ, в январе 1429 г. В город с населением в несколько тысяч человек съехалось до 15 тысяч гостей, включая слуг и вооруженный эскорт. Королевство Польское представлял сам король Владислав II Ягайло, высшее духовенство королевства и главы аристократических родов. Из ВКМ прибыли великий князь Василий II и митрополит Фотий, кроме того, присутствовали великие князья из Твери и Рязани. От Тевтонского Ордена был командор комтурства Бальга (в 30 км от Кенигсберга), а от Ливонского — сам ландмейстер Зигфрид Ландер фон Шпонхейм со старшими рыцарями. Золотую орду представляли три улусных хана, контролировавшие земли от Крыма до Средней Волги. Из Византийской империи прибыли послы императора Иоанна VIII Палеолога, Папа Римский Мартин V прислал легата Андрея Хрисоберга (доминиканца, архиепископа Родосского). Самыми важными гостями был римский король (то есть еще не коронованный Римским Папой избранный император Священной Римской империи), король чешский и венгерский Сигизмунд I Люксембург с женой Барбарой. Кроме того, на съезд прибыл король датский и шведский Эрик VII Померанский. Гостей встречал и принимал Витовт в окружении представителей княжеских родов ВКЛ, католических, православных и армянских епископов, а также лидеров иудейской и караимской общин.
Хотя обсуждение главных тем съезда (отражение османской угрозы на юге и урегулирование торговых конфликтов на Балтике, достижение унии католической и православной церкви и коронация Витовта) не привело к ощутимым результатам, сам факт того, что католические, православные и мусульманские правители собрались вместе и провели несколько недель в совместных переговорах, охотах и пирах, имеет огромное значение для наших представлений о средневековой Северной Евразии. Оказывается, несмотря на многочисленные идейные и культурные барьеры (которые склонны были абсолютизироваться теми, кто обосновывал политику государей в то время), правители «политически самоорганизованной» части Европы — от Дуная до Волги, и от Балтийского до Черного морей — воспринимали себя как участников единого политического и культурного мира. Ожесточенные битвы и непрочные союзы, династические браки и торговля в равной степени служили каналами взаимодействия, еще не осмысленными в рамках групповых интересов «народов». Даже конфессиональные разногласия, составлявшие, казалось бы, основу средневекового представления о «своих» и «чужих», никак не проявили себя в Луцке: католики, православные, мусульмане, иудеи и караимы на равных принимали участие в официальных церемониях.
Не случайно, что именно ВКЛ под властью Витовта, мечтавшего об объединении церквей, стало местом проведения Луцкого съезда как демонстрации политической общности и пренебрежения культурными различиями: именно эти принципы лежали в основе стремительного возвышения Великого княжества Литовского. Однако в XV веке не существовало политических форм, способных совместить культурно-религиозные различия населения и принцип сакральности власти (как дарованной от бога) — а именно этот принцип начинает доминировать при определении легитимности правителя в эту эпоху. Одной принадлежности к местной родовой знати оказывается недостаточно, тем более (как показал кризис власти 1380-х годов) в государстве с разноплеменным населением, а право завоевателя на власть переставало действовать в следующих поколениях, в случае наследственной передачи власти. Наследственный правитель должен был обосновывать свою легитимность, опираясь на авторитет лишь одной религии, подтверждавшей «божественность» его полномочий. Языческая толерантность становилась исчезающим анахронизмом — и сам Витовт был последним европейским монархом, воспитанным в язычестве. Постепенное усиление влияния Королевства Польского способствовало ослаблению традиций терпимости к различиям в ВКЛ, которые сохранялись в большей степени на уровне повседневных практик и отношений, нежели как сформулированные идеи.
Были периоды, когда ВКЛ было практически полностью независимым от Польши и даже воевало с ней (к примеру, перед своей смертью в 1430 г. Витовт собирался короноваться самостоятельным королем Литвы), были периоды более тесной интеграции двух государств, но общим вектором развития было их постепенно сближение. Этому способствовала, во-первых, двусмысленная ситуация личной унии между ними, когда великий князь литовский мог избираться польским королем, а наследник польской короны становился великим князем литовским. Вместе с представителями общей династии между Польшей и ВКЛ происходил взаимный обмен знати и духовенства, идей и практик. Во-вторых, усиление ВКМ и его активный экспансионизм толкали ВКЛ к укреплению стратегического союза с Польшей, что в ту эпоху гарантировалось только формальным объединением государств.
4.5. Великое княжество Московское и соседи: первая попытка обретения самостоятельности
Если ВКЛ в XIV веке начинает свою долгую трансформацию от самого могущественного политического образования Восточной Европы к положению младшего партнера Польско-Литовского содружества, то Великое княжество Московское (ВКМ) демонстрирует обратную историческую динамику. Центр небольшого удельного княжества, Москва впервые становится столицей Великого княжества Владимирского только в 1318 г., когда князь Юрий Данилович получил от хана Узбека ярлык на великое княжение. Ярлык на великое княжение был отозван уже в 1322 г., и с тех пор московские князья включаются в борьбу за господство над восточной частью бывших рѹських земель. В отличие от самостоятельного и независимого ВКЛ, Московское княжество являлось улусом Золотой орды, интегрированным в ордынскую политическую систему, поэтому отношения с соседями и само понятие господства с точки зрения правителей Москвы обуславливались положением во внутриордынской иерархии. Это обстоятельство в значительной степени предопределило историческую эволюцию Московского княжества, которое возникло как отдельная политическая единица лишь в последней трети XIII в., уже в рамках ордынской политической системы: основателем Московской династии считается сын Александра Невского, Даниил (1261−1303). Актуальным политическим контекстом для московских правителей была уже не Рѹськая земля (как для ВКЛ), а Улус Джучи (Золотая орда), и их политическое воображение в значительной степени структурировалось политическим пространством Орды.
Получение московским князем Иваном Калитой права на сбор дани для Орды наполнило новым политическим содержанием древний и давно ставшим уже скорее символическим титул «великого князя». Помимо контроля над денежными средствами соседних княжеств, сбор дани от лица хана означал политическое представительство верховной власти в качестве ханского наместника или «вице-короля». Великий князь становился не просто «первым среди равных» русских князей, одним из улусных правителей, но поднимался на одну ступеньку вверх: в качестве представителя хана (но только в этом качестве) он оказывался «князем князей», то есть практически королем Владимиро-Суздальской земли. По сути, перед наследниками Ивана Калиты вставала двойная задача сохранения этого высокого политического статуса при одновременном дистанцировании от контроля со стороны Орды. Это была, к тому же, внутренне противоречивая задача: великокняжеский статус даровался ханским ярлыком и существовал только благодаря верховному сюзеренитету хана (то есть не имел смысла вне ордынской политической системы), однако дальнейшее повышение этого статуса и закрепление его за Москвой, превращение в наследственный титул требовало освобождения от ордынской зависимости.