С 1865 г. Каракозов входил в секретную «Организацию», выступавшую за политическую пропаганду революционных идей. Во главе этого кружка стоял двоюродный брат и друг Каракозова Николай Ишутин (1840−1879). В специальном подразделении «Организации» с характерным называнием «Ад» ее члены обсуждали возможность террора. Ишутин и все прочие члены «Организации» были привлечены к суду по делу Каракозова, им вынесли достаточно серьезные приговоры. Однако, как выяснилось позднее, 4 апреля Каракозов действовал по своей инициативе и не имел согласия «Организации» на теракт. Ишутин не видел смысла в подобном шаге, обоснованно полагая, что «царь-освободитель» слишком популярен в народе, и его убийство восстановит крестьян против революционеров. Поэтому Каракозов решил действовать не от имени революционного общества, а напрямую он лица «народа». На покушение он вышел, одевшись «как крестьянин», и на допросах поначалу выдавал себя за крестьянского сына Алексея Петрова. Однако его «крестьянский» наряд выглядел не менее искусственно, чем «русский костюм» на славянофилах 1840-х гг. Одни свидетели покушения сообщали, что Каракозов был одет, «как иностранец», другие — одет «просто», были и те, кто соглашались, что он был одет «как крестьянин». Александру II «крестьянская» одежда террориста не помешала принять его за поляка. Иными словами, тщательно подготовленное Каракозовым послание на материальном языке тела и поступка «Я — представитель простого (русского) народа, карающий тирана» — осталось недопонятым.
Несмотря на то, что Каракозов был во всех смыслах маргинальной фигурой, действовавшей даже без санкции революционной организации, он приобрел репутацию мученика. Причиной этому стали не столько его идеи и действия, сколько смертный приговор, публично приведенный в исполнение 3 сентября 1866 г. Каракозова повесили, несмотря на то, что он обращался к императору с просьбой о помиловании. Сочувственная реакция интеллигенции на приговор была, прежде всего, проявлением человеческого и христианского сострадания, а не политической солидарности. О какой либо широкой моральной поддержке его террористического поступка речь еще не шла. Тем не менее, Каракозов существенно расширил границы политического воображения российского общества, продемонстрировав, что политический терроризм может иметь «истинно русское» лицо. Более того, он показал возможности и потенциальную эффективность прямой «политики тела» (идейной борьбы посредством символически значимых физических поступков), а также необходимость профессионализации и лучшей организации революционной деятельности. Не сумев объяснить до конца ни мотивы своего поступка, ни вину режима Александра II перед народом, Каракозов предложил новую социальную практику террора, предоставив своим последователям имитировать и совершенствовать ее ради нее самой. Его казнь начала раскручивать спираль отмщения за революционных страдальцев, которая производила новых страдальцев. Жертвенность придала революционной практике самостоятельный и кажущийся самоочевидным смысл и оправдание помимо абстрактных революционных теорией. «Дело Каракозова» окончательно перевело революционную деятельность из сферы социального теоретизирования в форму практического противостояния репрессивному режиму.
9.8. Российское революционное движение как феномен глобальной современности
Начиная, по крайней мере, с декабристов, практические обстоятельства революционных движений за рубежом играли в эволюции российского революционаризма не меньшую роль, чем теоретические соображения. Даже просто новости о важных заграничных политических событиях могли оказывать существенное влияние на российских революционеров. Дмитрий Каракозов стрелял в Александра II ровно год спустя после того, как на Страстную пятницу 1865 г. Джон Уилкс Бут (John Wilkes Booth) смертельно ранил президента США Авраама Линкольна. Бут стрелял из однозарядного деррингера (короткого крупнокалиберного пистолета), Дмитрий Каракозов — из двуствольного деррингера. Конечно, это могло быть простым совпадением, но во многих других случаях сознательные заимствования очевидны.
Так, вполне ощутимым было влияние на российских революционеров борцов за объединение государств Аппенинского полуострова из организации «Молодая Италия» под руководством Джузеппе Мадзини (Giuseppe Mazzini) (достаточно вспомнить название прокламации Заичневского «Молодая Россия»). Мадзини и его последователи Джузеппе Гарибальди (Giuseppe Garibaldi) и Феличе Орсини (Felice Orsini) входили в пантеон идеальных героев российских революционеров 1860-х годов. Особенной популярностью в России пользовался предводитель революционной организации карбонариев (итал. — «угольщиков») Орсини. 14 января 1858 г. он совершил неудачное покушение на французского императора Наполеона III из-за его противодействия объединению Италии. Члены ишутинского кружка, в который входил Каракозов, обсуждали на своих собраниях тактику Орсини и устройство его бомб. Тот факт, что подданный итальянского государства (Папской области) покушался на правителя другой страны (императора Франции), не смущал российских революционеров. Они перенесли историю итальянского националиста-республиканца в актуальный для них российский контекст и пришли к выводу, что российские революционеры-республиканцы должны были убить собственного российского императора, чтобы народ наконец смог ощутить себя единой политической (и, по умолчанию, русскоязычной) нацией.
Наиболее известный российский революционер европейского масштаба, анархист и панславист, оппонент Карла Маркса, Михаил Бакунин (1814–1876) никогда не терял веру в возможность массового народного восстания с участием любых угнетенных групп, включая уголовников. В 1863–1864 гг. он разрабатывал план похода польской повстанческой армии на Петербург под руководством итальянца Гарибальди (временно оказавшегося не у дел на родине). Бакунин надеялся, что успех польского восстания положит начало социальной революции по всей Российской империи.
К 1870-м гг. российские революционеры уже сами начали экспортировать практики и идеи в страны Европы. В 1870 г. к Бакунину, как основателю международного анархистского движения, присоединился в эмиграции Петр Лавров (1823–1900) — полковник, профессор математики военного училища, член «Земли и Воли», сосланный за свои взгляды после покушения Каракозова. В 1876 г. после ареста и ссылки бежал в эмиграцию князь Петр Кропоткин (1842–1921), еще один всемирный авторитет анархизма.
Бакунин помог сделать международное имя и молодому революционеру Сергею Нечаеву (1847–1882), который приехал за границу, выдавая себя за представителя мощной российской подпольной организации. Своим коллегам-эмигрантам и иностранным друзьям, включая членов Интернационала Карла Маркса, Бакунин представлял Нечаева как «русского Мадзини» и помогал собирать деньги на его «организацию». Бакунин также помог своему протеже составить один из самых экстремистских документов российского революционного движения — «Катехизис революционера», моральный кодекс подпольщика. Этот текст Нечаева продолжал вдохновлять революционных экстремистов на протяжении многих десятилетий после его смерти. В 1969 г. он был опубликован в английском переводе афроамериканской Партией черных пантер. «Катехизис» оказал влияние и на возникшую в том же 1969 г. итальянскую подпольную леворадикальную организацию Красные бригады.
Основные положения «Катехизиса»:
§1. Революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью — революцией.
§2. Он в глубине своего существа, не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него — враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то для того только, чтоб его вернее разрушить.
§3. Революционер презирает всякое доктринерство и отказался от мирной науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. […]
§4. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ея побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему.
§5. Революционер — человек обреченный. Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады. Между ними и им существует тайная или явная, но непрерывная и непримиримая война на жизнь и на смерть. Он каждый день должен быть готов к смерти. Он должен приучить себя выдерживать пытки.
§6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других […]
Отношение революционера к товарищам по революции
§8. Другом и милым человеком для революционера может быть только человек, заявивший себя на деле таким же революционерным делом, как и он сам. Мера дружбы, преданности и прочих обязанностей в отношении к такому товарищу определяется единственно степенью полезности в деле всеразрушительной практической революции.
§9. О солидарности революционеров и говорить нечего. В ней вся сила революционного дела. Товарищи-революционеры, стоящие на одинаковой степени революционного понимания и страсти, должны, по возможности, обсуждать все крупные дела вместе и решать их единодушно. В исполнении таким образом решенного плана каждый должен рассчитывать, по возможности, на себя. В выполнении ряда разрушительных действий каждый должен делать сам и прибегать к совету и помощи товарищей только тогда, когда это для успеха необходимо. […]
§11. Когда товарищ попадает в беду, решая вопрос, спасать его или нет, […] он должен взвесить пользу, приносимую товарищем — с одной стороны, а с другой — трату революционных сил, потребных на его избавление, и на которую сторону перетянет, так и должен решить.