Конспиративная централизованная структура «Народной воли» включала до пятидесяти региональных отделений, которые координировались Исполнительным Комитетом. Откуда пришла эта структура и это название? Практически с самого начала, уже в первой «Земле и воле» 1861 г., руководящий центр организации назывался «центральным комитетом». «Комитеты» существовали в имперской административной практике, но «исполнительный комитет» со времен отмены коллегий был ей принципиально чужд. После провозглашения республики во Франции, в ходе революции 1848 г., первое правительство из пяти членов называлось Исполнительной комиссией (в мае-июне), но оно было отправлено в отставку на фоне восстания рабочих, подстрекаемых радикалами, — не лучший пример для подражания в глазах революционеров. Кроме того, «комиссия» — не «комитет». Более прямой может быть связь с Исполнительным комитетом чартистского движения в Англии (The Executive Committee to the Chartists of the United Kingdom): с 1839 по 1848 гг. этот орган внес в парламент несколько петиций, подписанных миллионами людей, требовавших расширения избирательных прав и социальной справедливости. После 1848 г. чартизм сошел на нет, а Николай I ужесточил цензуру, и это означает, что идея исполнительного комитета запала в память российских интеллектуалов еще в начале 1840-х гг. Вероятно, раннее народничество вообще ориентировалось на чартистский пример в гораздо большей степени, чем принято думать. Чартистские лидеры собирали на митинги десятки тысяч сторонников; вполне возможно, что ненасильственное массовое движение такого масштаба в России могло бы повлиять на правительство. Однако, как мы знаем, пропагандисты не встретили широкого отклика на свою агитацию в деревне, и «исполнительный комитет» в российской революционной традиции приобрел знакомый всем смысл ядра тайной организации немногочисленных заговорщиков.
В Исполнительный комитет «Народной воли» входили профессиональные революционеры, вовлеченные в ежедневную террористическую рутину. По свидетельству Веры Фигнер,
Так как мы… имели сообщников не только по губернским городам, но и провинциальным закоулкам (и все эти сообщники имели друзей и близких), и были окружены целым слоем так называемых сочувствующих, за которыми обычно следуют еще люди, любящие просто полиберальничать, то и выходило, в конце концов, что мы встречали повсюду одобрение и нигде не находили нравственного отпора и противодействия.
Стараясь сохранять и расширять эту моральную поддержку, члены Исполнительного комитета тщательно подбирали потенциальных террористов. Так, в 1879 г. они рассматривали кандидатуры двух добровольцев, предложивших себя для покушения на Александра II: Григория Гольдберга и Людвига Кобылянского. Оба были отвергнуты на схожих основаниях: Гольдберг — как еврей, а Кобылянский — как поляк. Исполнительный комитет считал, что террористический акт такого символического значения должен был исполнить человек, которого нельзя заподозрить в каких-либо частных или «национальных» мотивах. В результате исполнителем теракта был избран русский Александр Соловьев (1846−1879): из бедных дворян, бывший учитель, участник хождения в народ. 2 апреля 1879 г. он несколько раз стрелял из револьвера в императора, промахнулся, был арестован и приговорен к смертной казни.
Осенью 1879 г. Исполнительный комитет начал настоящую охоту на Александра II. Народовольцы изучали маршруты передвижений императора, разрабатывали планы покушений, организовали несколько динамитных мастерских по производству бомб. Химик «Народной воли» Николай Кибальчич занимался исследованиями взрывчатки, стремясь усовершенствовать технологию. 18 ноября 1879 г. с помощью динамита народовольцы взорвали железнодорожное полотно, по которому двигался императорский поезд. В результате крушения было много жертв, но Александр II не пострадал. Переход от огнестрельного оружия к взрывчатке требовал более сложной организации покушения, однако использование оружия «массового поражения» давало большую вероятность успеха, учитывая невысокий уровень подготовки убийц и ненадежность оружия. В то же время, использование бомб и мин неминуемо вело к случайным жертвам — факт, который всегда игнорировался в пропаганде народовольцев. Более того, жертвенная мифология терроризма, выстроенная вокруг образа героя-революционера, затушевывала вопрос об убийстве, которое совершал террорист, жертвуя собственной жизнью, и о случайных жертвах покушений.
Одно из самых кровавых террористических покушений «Народной Воли» произошло прямо в императорской резиденции в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г. Степан Халтурин (1856−1882), устроившийся во дворец плотником, пронес туда около 30 кг динамита. План состоял в том, чтобы устроить взрыв под столовой, где обедал император. Александр II опоздал в тот день к обеду, что спасло ему жизнь, однако одиннадцать военнослужащих Лейб-гвардии Финляндского полка, стоявших в карауле, погибли, и 56 человек были ранены. Все погибшие были героями недавно закончившейся Балканской войны.
Через год «Народная Воля» подошла к высшей точке своей истории: 1 марта 1881 г. Исполнительный комитет, наконец, реализовал план цареубийства. Террористы бросили две бомбы в карету Александра II в центре Петербурга. После первого взрыва император вышел из кареты и направился к раненым, и тогда второй бомбист убил его. Кроме Александра II, ранеными и убитыми оказались еще двадцать случайных свидетелей покушения.
1 марта 1881 г. стало одновременно и самым черным днем в истории организации. Один из арестованных на месте покушения террористов, Николай Рысаков, выдал товарищей по подполью. 26 марта 1881 г. Андрей Желябов, Софья Перовская, Николай Кибальчич, Тимофей Михайлов и сам Николай Рысаков предстали перед судом и были приговорены к смертной казни, 3 апреля того же года их повесили. За казнью «первомартовцев» последовали новые аресты.
Гибель Александра II не вызвала народного восстания. Напротив, вопреки стараниям Исполнительного комитета подбирать исключительно «русских» террористов, распространились слухи о том, что «царя-освободителя» убили евреи. Эти слухи спровоцировали волну еврейских погромов. «Народная воля» все еще существовала, но потеряла былую организационную силу. В 1886 г. в Петербурге появилась «Террористическая фракция партии ‘Народная воля’», которую сформировали независимо от других членов организации студенты Петербургского университета (среди прочих — Александр Ульянов, старший брат будущего руководителя социал-демократической партии большевиков Владимира Ульянова-Ленина). 1 марта 1887 г. они предприняли неудачное покушение на императора Александра III, были арестованы и казнены.
9.12. Революционеры на службе исторического прогресса и империи
Таким образом, к середине 1880-х г. революционное движение в Российской империи испытало две основные стратегии: стимулирование народной революции снизу и переворот сверху, который должен был обезглавить верховную власть посредством террора и привести к изменению политического режима. Ни одна из этих стратегий не достигла цели, в то время как радикально новых идей, способных изменить направление революционного движения, не появлялось. Почти на десять лет, приблизительно совпавших с правлением Александра III (1881−1894), российские революционеры сбавили интенсивность борьбы по сравнению с предшествующей эпохой «штурма и натиска». Казалось, что нация «простого народа» демонстрировала пассивность и не желала потребовать узурпированные тираном права, а место одного тирана, убитого жертвенным патриотом — праведным народным мстителем, занял еще худший тиран. Эта неудача, правда, не подорвала базисную установку революционеров на неизбежность лучшего будущего.
Декабристы выражали свою веру в то, что история (или, скорее, Божественное Провидение как истинный двигатель истории) на их стороне. Славянофилы и западники — последовательные гегельянцы — рассуждали в более абстрактных категориях Абсолютного Духа, восходящего к новым высотам самопознания и самореализации, наполняя исторический процесс трансцендентным значением и придавая ему четкий вектор. Народники 1870-х годов отбросили эту метафизику в пользу законов социальной эволюции. В логике прогресса они не сомневались, отдавая при этом должное и роли критически мыслящей личности в истории.
Начиная с 1860-х годов российская интеллигенция рассматривала новейшие достижения науки как доказательство всеобщего и однонаправленного характера исторического процесса. Дарвинизм, антропологические исследования сохранившихся примитивных обществ и филологические интерпретации классических исторических текстов указывали на существование единого вектора развития и общих этапов, через которые проходило рано или поздно любое общество. Так, аргументом в пользу неизбежности социализма в будущем, несмотря на пассивность народа и устойчивость имперского режима в настоящем, служили данные науки о том, что в давнем прошлом уже существовал первобытный «коммунизм». Более того, пережитки доисторического коммунизма все еще можно было наблюдать непосредственно у «примитивных» обществ. В частности, это было возможно на дальних границах обширной Российской империи, где разные группы местного населения продолжали жить практически вне воздействия современной цивилизации. Сотни российских революционеров совершали подобные «эволюционные» экскурсии помимо своей воли, в качестве политических ссыльных, которых власть отправляла в Восточную Сибирь и на Дальний Восток.
Начиная с 1860-х гг. все категории недовольных и протестующих ссылались в Сибирь: народники и польские патриоты, украинские протонационалисты и еврейские активисты, революционеры и разбойники с Кавказа. Главными местами назначения ссыльных были Забайкальский регион, Якутия, Енисейская, Иркутская и Томская губернии, а после 1886 г. — еще и остров Сахалин. Точных данных о том, сколько человек прошло через сибирскую ссылку за период с Петра I до 1917 года, нет. Приблизительные подсчеты дают цифру порядка 50.000.