Неонародники признавали неизбежность капиталистического развития России и разделяли социологическую модель классового общества, где класс определяется отношением к средствам производства и прибавочному продукту. Крестьяне в этой модели воплощали не столько «истинный народ», сколько наиболее многочисленный в России эксплуатируемый класс. Ведущий идеолог эсеров Виктор Чернов (1873–1952) пояснял, что пролетариат был только «авангардом» трудового крестьянства, составлявшего большинство революционной армии. Защищая интересы крестьян, программа ПСР ставила задачу социализации земли, т.е. распределения ее между крестьянскими домовладениями. Эсеры, таким образом, расходились с социал-демократами, которые выступали за национализацию земли государством. За шумными нескончаемыми терминологическими и теоретическими спорами между партиями стояло сущностное согласие: землю у частных владельцев нужно конфисковать и поделить ее между крестьянами.
Первая собственно марксистская группа в российском революционном движении — «Освобождение труда» — возникла в 1883 г. в процессе критического пересмотра ее членами идейного багажа народничества. Основатели группы принадлежали к «политической» (не террористической) фракции «Земли и Воли», которая позднее выделилась под названием «Черный передел»: Георгий Плеханов (1856−1918), Павел Аксельрод (1849/50−1928), Лев Дейч (1855−1941) и Василий Игнатов (1854−1884). Единственной террористкой среди них была Вера Засулич. К марксизму все они обратились в эмиграции, в Женеве, где окунулись в современный европейский интеллектуальный и политический контекст. Члены группы выступали с публикациями, в которых критически разбирались философия и тактика народничества и утверждалась точка зрения, согласно которой социалистическая революция возможна только при капитализме и наличии революционной рабочей партии. Помимо этого, они организовали перевод на русский язык трудов Карла Маркса. Плеханов сам перевел «Манифест Коммунистической партии» (Das Manifest der Kommunistischen Partei) Маркса и Фридриха Энгельса, снабдив, таким образом, ранние социал-демократические кружки первым программным документом. В собственных работах («Социализм и политическая борьба» [1883], «Наши разногласия» [1884], «О развитии монистического взгляда на историю» [1895]) он интерпретировал идеи Маркса и Энгельса применительно к российским условиям.
Хотя группа «Освобождение труда» была лишь кружком эмигрантов, она оказала мощное интеллектуальное влияние на российское революционное движение, способствовав серьезным переменам в политическом воображении революционеров. Марксисты нового поколения стремились абстрагироваться от любого партикуляризма — национального, славянофильского, регионального, этноконфессионального. Марксизм, как универсальная революционная идеология, «научно» гарантировал изменение всего мира. Однако на практическом уровне этот новый универсализм должен был отвечать на старые вызовы имперского разнообразия. Российский «пролетариат» на деле оказался внутренне не менее разнообразен, чем «народ»-крестьянство. Рабочие на шахтах Донбасса (в нынешней Украине), на нефтяных разработках в Баку (нынешний Азербайджан), на химических заводах Казани (нынешняя Республика Татарстан в Российской Федерации), в еврейских мастерских и на принадлежащих евреям производствах в Черте оседлости, на фабриках Москвы и Петербурга по многим параметрам отличались. Региональные лояльности, жизнь в крупных или мелких городах или даже поколенческие отличия часто играли не меньшую роль, чем этническое происхождение и конфессиональная принадлежность.
Бунд настаивал на специфичности ситуации и потребностей еврейских рабочих, которые часто оказывались объектами антисемитских атак собратьев по «классу». Но похожие претензии на исключительность выдвигали и представители других социал-демократических групп, которые подчеркивали приоритетность этноконфессиональной солидарности над общими целями рабочего движения: Социал-демократическая партия «Гнчакян» — армянская социалистическая национальная партия, возникшая в 1887 г. в Женеве; Социал-демократия Королевства Польского (создана в 1893 г. из объединения Союза польских рабочих и партии «Пролетариат»); Социал-демократическая партия Литвы (1896); Мусульманская социал-демократическая партия «Гуммет» («Химмат»), основанная в Баку комитетом РСДРП для политической работы среди азербайджанских рабочих (1904); Украинская социал-демократическая рабочая партия «Спилка» (1904) и др. Несмотря на марксистскую догму о «природном» интернационализме пролетарского классового сознания, социал-демократические группы и партии должны были прикладывать значительные усилия для воспитания рабочих в духе общих революционных ценностей. На ранних этапах модель общения революционных активистов и рабочих напоминала «хождение в народ», где первичной была инициатива интеллигенции, а отношения с «народом» строились на патерналистской основе. Однако со временем появился тип так называемых «сознательных рабочих» — полноценных партнеров интеллигенции, по крайней мере, в сфере революционной деятельности. В начале ХХ в. стали говорить о самостоятельном феномене «рабочей интеллигенции».
Характерно, что общеимперская социал-демократическая партия возникла позднее местных и региональных групп и на их основе. 1 марта 1898 г. четыре делегата от Петербургской лиги борьбы за освобождение рабочего класса (куда входил Владимир Ульянов, младший брат казненного народника-террориста Александра Ульянова), три делегата от Бунда и два от киевских социал-демократов впервые собрались в Минске (нынешняя Беларусь), чтобы обсудить создание единой всероссийской социал-демократической партии. Хотя решение было принято, практических результатов эта встреча не дала из-за ареста делегатов. Поэтому единая Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия (РСДРП) фактически была создана только через пять лет, на съезде в 1903 г. Съезд проходил в Брюсселе и Лондоне, горячие дискуссии по разным вопросам программы и тактики длились 37 заседаний. Голосование показало, что партия с самого начала включала две конкурирующие фракции: большинство — «большевиков» и меньшинство — «меньшевиков». Основной раскол проходил по линии определения целей и задач, а также стиля политической культуры (большевики проявляли больший политический экстремизм в программе и авторитарный централизм в организации партии).
Сложности внутри единой общеимперской социал-демократической партии были связаны с самой идеей универсальной идеологической платформы, которая в равной мере устраивала бы все региональные и национальные группы и удовлетворяла различным местным обстоятельствам. По сути, речь шла о попытке вместить многообразие имперской ситуации в рамки единой политической организации — то есть о полной альтернативе имперскому проекту в сопоставимых масштабах. Между тем, стремление имперского режима установить контроль над разными землями и культурами кажется более логичным и понятным, чем желание революционеров распространить влияние централизованной политической структуры на всю территорию Российской империи. В отличие от «Народной воли», убийство императора или восстание в столице не числились среди главных целей социал-демократии. Исходя из представления об интернационализме (или, скорее, а-национализме) пролетариата, революционеры-марксисты не должны были ограничивать свою деятельность кругом рабочих определенной национальности или местности. В этой логике даже политические границы империи не могли рассматриваться в качестве естественных рамок борьбы социал-демократов. Поэтому нет ничего логичного в том, что непримиримые противники имперского режима фактически легитимировали империю, признав ее политическое пространство естественным полем своей деятельности.
Единственным объяснением их стремления интегрировать региональные и национальные группы в общую организацию может быть пример иностранных социал-демократических и рабочих партий, которые действовали в границах уже сложившейся современной политической системы национального государства. Принимая участие в легальной парламентской политике, эти партии (например, Социал-демократическая партия Германии, СДПГ) строились как общенациональные политические машины. Однако в России не существовало легальной сферы современной парламентской политики, а потому не было и никаких «естественных» рамок партийной деятельности. Революционным партиям еще предстояло создать политическую систему, основанную на изъявлении воли нации, и поэтому важно, что социал-демократы с самого начала предопределяли рамки будущей свободной политической нации существующими границами Российской империи. Несмотря на то, что они являлись идейными противниками имперского режима и всяческих форм угнетения, границы империи, вероятно, воспринимались ими как «естественные». Логика их подспудного «империализма» вытекала из самого процесса самоорганизации, «освоения» политического пространства, еще не освоенного сильным конкурентом. Когда-то так определялись границы исторического региона Северной Евразии, который начинался там, где заканчивались пределы «исторических» культурно-политических образований юга. Таким же образом на заре современной массовой политики в этом же регионе проводилось размежевание проектов современных политических наций. Создатели РСДРП «по умолчанию» видели своим полем деятельности всю Российскую империю, но на практике им приходилось учитывать существование мощных местных социалистических проектов на польских и литовских землях, в Закавказье и в украинских губерниях. Внутреннее противоречие между стихийным «революционным империализмом», сознательной освободительной программой и тактическими соображениями РСДРП в дальнейшем существенно скорректирует границы новой российской революционной нации.
Другим важным следствием ориентации РСДРП и других социалистических группировок на образцы легальных социал-демократических партий (прежде всего, СДПГ) была завышенная оценка собственной роли в обществе. Легализованная в 1890 г. как парламентская партия, СДПГ на выборах в Рейхстаг опередила все остальные партии; за десятилет