— Тогда зачем? — спросил Гера.
— Задержать, насколько удастся. Максимально обессилить. И нажать тревожную кнопку…
Самого главного обер-инквизитор не сказал.
— А нельзя к этой кнопке — фугас? Помощнее? — поинтересовался боец со старым шрамом на скуле. — Чтоб если что — так не обидно?
— Можно. Только не поможет. Ночью ой словил две пули в сердце — и остался на ногах, бойкий и прыткий.
Что тенятника убивать нельзя, обер-инквизитор говорить не стал. Пусть попытаются. Пусть в случае чего дерутся в полную силу.
Повисло молчание. Бойцы переглядывались. Впервые на их памяти Юзефу потребовались добровольцы.
— Ну дак, это… — не слишком вразумительно начал другой боец. Руки его синели наколками. — Ну а что? Всё одно дохнуть когда-то… Так, братва? Тут хоть за дело. А ежели повяжем гада — так уж от начальства награда-то будет, а? Я — доброволец, короче.
Гера взглянул Юзефу в глаза. Обычно люди старались не встречаться взглядом с обер-инквизитором. На лице Геры был немой и тоскливый вопрос. Юзеф опустил медленно веки и снова поднял. Парень прикусил губу и спросил:
— Сколько надо добровольцев?
— Славик для драки не годится, его я забираю с собой, — сказал Юзеф (у Славика, сидевшего сейчас в квартире Де Лануа, два ребра треснули в ночной стычке у морга). — Из остальных мне нужен один человек для другого задания. А сколько — решайте сами. Не меньше двух — по одному на квартиру. Но чем больше людей — тем больше шансов.
Отсюда, из студии, Юзеф прекрасно слышал всё, что шёпотом обсуждали бойцы в соседней комнате. Гера в жаркой дискуссии почти не участвовал — похоже, понял всё. Толковый паренёк… Потом послышался треск разрываемой бумаги — дело решали жребием.
Все пятеро вошли в студию.
— Господин обер-инквизитор! — по-уставному обратился парень со шрамом. — Мы, четверо, — добровольцы.
Миша — с вами.
Миша — на вид самый молоденький — смущённо шагнул вперёд. Татуированный боец за его спиной ухмыльнулся и сделал неразличимое глазом движение кистью правой руки. Зажатые между пальцами бумажки-жребии мгновенно исчезли, будто их и не было. Аналогичный жест — появились снова. Юзеф изобразил, что ничего не заметил.
В студии пролёг невидимый барьер — двое по одну сторону, четверо по другую.
— Инструкции знаете, — сказал Юзеф. — Старший — Гера. Патронов не жалейте, на внешность не смотрите. Ваша смена — до 15.45. И вот ещё что…
Он подошёл к четвёрке бойцов, протянул каждому небольшую алюминиевую тубу.
— По две капсулы сразу, затем по одной каждый час. Сопротивляемость суггестии резко возрастёт. Можно не запивать — оболочка желатиновая.
Ребята вертели в руках крошечные синие цилиндрики с закруглёнными краями. С химическим противодействием внушению они ещё не сталкивались. Татуированный решился первым — кинул в рот одну капсулу, вторую, сглотнул.
— Ништяк, братва, съедобно.
Юзеф смотрел, как остальные принимают препарат. Съедобно… Даже не вредно. Но цереброзиды их мозга станут теперь ядом для желудка любого, кто вздумает попробовать мозг на вкус. Для человека — смертельным, для тенятника — по меньшей мере парализующим. Настоящая задача остающихся в засаде именно в том и состояла — послужить отравленной приманкой Мозгоеду.
Мишу и Славика он инструктировал в их джипе.
— Отправляетесь в Пулково. Через час должен прибыть самолёт. ЯК-40, чартер из Петрозаводска. Встретите пассажира и доставите ко мне — на третью площадку. Вот пропуск — машину подгоните прямо на лётное поле, никаких залов ожидания.
— Данные пассажира? По фамилии встречаем или по приметам? — деловито спросил Славик. Десять минут назад он получил очередной обезболивающий укол, треснувшие рёбра почти не беспокоили.
— Он будет один в самолёте, — сказал Юзеф, — не ошибётесь. Паролей нет, скажете — от меня. А если…
Обер-инквизитор ненадолго задумался. Едва ли кто-то из недоброжелателей Юзефа приглядывал за человеком, с которым тот шестнадцать лет не поддерживал отношений. Перелёт был организован быстро, никто физически не мог успеть подготовить контроперацию. И всё же…
— Если будут другие встречающие, действуйте по обстановке. С максимальной жёсткостью. Какими бы мундирами и корочками они не прикрывались.
«Чероки» с бойцами уехал. Автомобиль был, кстати, интересный. На вид — обычный джип средней руки мафиозного братка. Но по бронированию не уступал полицейскому броневику. А по замаскированному вооружению — армейскому.
Всё будет в порядке, уверил себя Юзеф. Если что — прорвутся.
Но уверенности не было. Ни в чём.
Танки при ближайшем рассмотрении оказались фальшивкой. Муляжом.
Башни грозных некогда «тридцатьчетвёрок» исчезли неизвестно куда — и были заменены грубыми бетонными копиями. Лесник посмотрел на ноздреватый бетон, окрашенный в защитный цвет, из которого торчали танковые пушки, — и отвернулся. Напротив, через шоссе, виднелись увенчанные шарообразными куполами здания — Пулковская обсерватория. «Нива» стояла неподалёку, в тени берёзовой рощицы. У мемориала защитникам Ленинграда на Киевском шоссе было безлюдно. Только они. Лесник и Анна.
Она молчала. Он — тоже. Не знал, как начать разговор. Вернее, если уж не обманывать самого себя, — отнюдь не разговор. Допрос.
Анна не спрашивала ни о чём. Словно давно привыкла к лазающим на рассвете в окно кавалерам — настолько привыкла, что без слов выходит вслед за ними тем же путём, через окно, — и отправляется на утренние загородные прогулки.
Молчание затягивалось, и Лесник наконец его нарушил:
— Ты можешь не дописывать реферат о военно-полевых судах. Заказчик мёртв. Убит и расчленён.
Стандартной женской реакции на услышанное не было. Не было ахов, охов, вообще никаких выплесков эмоций. Анна спросила:
— Он был тебе другом? Или просто коллегой?
Казалось, Дыев нож сам рвался из ножен наружу. Лесник стиснул пальцами левой руки кончик черенка. Голос звучал мёртво:
— Откуда ты это знаешь?
— Я не знаю. Догадываюсь… Вы очень похожи. Когда Эдик идёт… шёл по улице, он как будто очерчивал вокруг себя невидимую сферу и внимательно контролировал всех, кто пересекал её границы. Причём совершенно на этом не сосредотачиваясь, рефлекторно… Ты ходишь так же.
Это простая наблюдательность, подумал Лесник. Хорошая сенсорика плюс хорошая логика. Нередко встречаются и у вполне нормальных людей, успокаивал он себя. И не верил успокоительным мыслям. Анна продолжала:
— И лексика… Я хорошо чувствую речь, и письменную, и устную… А люди, которые много общаются, поневоле, чисто подсознательно, заимствуют друг у друга и характерные словечки, и обороты, и структуру фраз. Причём чем лучше к человеку относишься, тем активнее происходит заимствование. Или вы с Эдиком провели много времени за дружескими разговорами, или был кто-то третий — общий друг, или наставник… И ещё: когда ты мне дал ручку — записать телефон — ты характерно её держал. Словно оружие. Словно в любой момент готов был вогнать её в глаз, в ухо… Мне или кому другому. И тоже — бессознательно, рефлекторно. Эдик дал мне ручку так же. И — точно такую же. Похожих я нигде не видела.
Фу-у-у… Как всё просто. Всего лишь ручка-тестер… Увиденная во второй раз, сработала как катализатор памяти — и тут же выплыли все мельчайшие, обычно не замечаемые детали…
Но всё было не так просто. Потому что Анна сказала ещё кое-что.
— И… я даже не знаю, как это назвать… я не говорила, но Жозефина Генриховна — моя родственница. Для удобства я зову её тёткой, но тут какая-то дальняя степень родства, она и сама сбивается, многие родственные связи порвались ещё до войны… Но… похоже… у меня тоже есть какие-то семейные способности. Не такие сильные, как у неё… Я могу как-то-чувствовать людей… это не ауры, по крайней мере не те, о которых пишут в книжках, не видимые глазом сияния вокруг голов… Но я чувствую — настроение человека, здоров он или болен, кое-что ещё… У тебя и у Эдика — из всех, кого я встречала, только у вас — одинаковая завеса… Не пробиться, ничего не понять, только чувствуется, что там, за ней — живой человек. Я не очень всё это понимаю, я никогда всерьёз не училась пользоваться этим, несколько раз просила Жозефину помочь разобраться, она всегда отшучивалась…
Это было похоже на правду. Или — на небольшой кусочек правды, продемонстрированный, чтобы скрыть всё остальное.
Она чувствовала СКД-вакцинацию… Вернее, её последствия. Хорошей сенсорикой это уже не объяснить.
— Скажи, у тебя быстро заживают раны? — спросил Лесник.
Ответить Анна не успела.
Звук моторов. Скрип тормозов. На площадку перед мемориалом въехали три машины, полные людей.
Глава двенадцатая
Раньше в здании располагалось нечто вроде элитной гостиницы без вывески — для размещения пребывавших в Царское Село важных особ и делегаций. В последние годы назначение здания не изменилось, лишь вместо партийно-правительственных шишек в нём ныне квартировали большей частью бизнесмены высокого полёта.
Оборудование апартаментов — оргтехника, компьютеры, средства связи — позволяли капитанам экономики легко разворачивать здесь временные офисы. Юзеф развернул временный штаб.
Было, правда, одно неудобство — количество послушивающе-подглядывающей аппаратуры в несколько раз превышало все предельно-допустимые нормы. Но обер-инквизитора такие пустяки не смущали. Часть «жучков» его подчинённые изъяли, часть заглушили, а замаскированная над широченной кроватью камера транслировала теперь бесконечно-слезливую мелодраму «Сумерки страха» с видеомагнитофона, работающего в режиме «нон-стоп». Впрочем, действуй пресловутая камера в штатном режиме, — особой радости установившим её это бы не доставило.
Обер-инквизитор до постели сегодня так и не добрался. Сидел в кабинете и изучал документы, предоставленные Канюченко.
Общество с ограниченной ответственностью «Разряд» было зарегистрировано решением Регистрационной Палаты 15 июня 2001 года и являлось, если верить Уставу, юридическим лицом, созданным с целью извлечения прибыли.