Жандармы и полицейские старой школы умели работать. Задачу они выполнили блестяще. Через два месяца после казни Распутина Инквизиции не стало. В очередной раз не стало.
Заодно не стало Российской Империи.
Глава тринадцатая
На площадку перед мемориалом въехали три машины. На передней — разноцветные ленты, переплетённые кольца. Свадьба. Жених с невестой выгрузились из мерса не первой свежести, из жигулей повалили гости. Новобрачные с цветами двинулись к обелиску. Щёлкали фотокамеры, хлопали пробки шампанского.
— Пойдём отсюда, — сказал Лесник.
Они перешли шоссе, ворота обсерватории были гостеприимно распахнуты — и никакой охраны. Кого ныне интересуют звёзды — далёкие светила не приватизируешь и за границу не продашь.
Старинный парк производил грустное впечатление — запущенный, неухоженный. На дорожках гнили кучи срезанных ветвей — судя по всему, не первый год. Нигде ни души…
— У тебя быстро заживают раны? — повторил свой вопрос Лесник, когда они проходили мимо прудика, подёрнутого ряской.
— Не знаю, — сказала Анна. — Серьёзных ран не было, а на царапины как-то внимания не обращаешь… Может, ты мне всё-таки скажешь: в чём дело? Ты подозреваешь, что я убила Эдика? И расчленила? Боюсь, ты меня переоцениваешь…
— В этом я тебя не подозреваю. Но не ясна причина убийства. И я хочу услышать всё, что ты знаешь о его последних днях. Постарайся ничего не пропустить.
— Он пришёл в понедельник, в библиотеку… Со списком литературы. Сказал, что командированный, спросил: можно ли временно записаться и взять эти книги на дом? А издания оказались достаточно редкие… Причём недавно поступившие, дар какого-то разбогатевшего бывшего студента. Не совсем по профилю, но грех от подарков отказываться. От кого-то Эдик про них узнал… Я ответила — мы обслуживаем лишь студентов и преподавателей, посторонних — лишь с письменного разрешения ректора. Но можно поработать здесь, в читальном зале. Ему это не подошло — ректор в отъезде, будет через неделю, а время для работы у Эдика якобы есть только поздно вечером… И выдвинул встречное предложение: сделать для него реферат, вернее, компиляцию по нескольким источникам. Тему ты знаешь — военно-полевые суды начала века… Я согласилась.
— Скажи… Как тебе показалось — этот реферат был лишь поводом для знакомства? Или действительно интересовал Эдика?
— Не знаю. Он подождал меня после работы, пригласил в кафе, начал банально ухаживать, про мою работу и не вспоминал. И я тогда решила, что весь заказ — просто предлог… Но зачем так сложно? Он был мужчина вполне обаятельный, пусть и не в моём вкусе. Хотя на следующий день, вечером, принимая работу, он казался другим — жёстким, собранным. Просмотрел всё внимательно, задавал конкретные вопросы. Попросил дополнительно осветить некоторые моменты.
— Какие?
— Военно-полевые суды в девятьсот пятом году в западных губерниях России. Другие случаи внесудебных расправ — тогда же и там же. Все упоминания о том, как относилась к этому церковь, а в особенности — Святейший Синод. И я подумала, что это, пожалуй, не предлог… Может, хотел совместить приятное с полезным?
— О чём он ещё с тобой говорил? Кроме реферата?
— Да о том же, о чём и ты. Городил всякую чушь… Вас в одном месте учили знакомиться с девушками? — она улыбнулась слабо, неуверенно. Впервые за сегодняшнее утро.
— Нас учили другому, — жёстко отрезал Лесник. Улыбка погасла.
Он подумал, что такие слова и тон вполне могли бы принадлежать Юзефу… И сказал значительно мягче:
— Извини. Что-то не до шуток сегодня… И чушь городить нет настроения.
— Ну вот… В кои веки нашёлся романтичный кавалер, вытащил на свидание таким романтичным способом. А оказалось — он на работе… Что это за камень? — неожиданно сменила она тему.
Массивный обелиск высился прямо из густой травы.
И напоминал могильный камень.
— Это начало всех начал, — сказал Лесник. — Пулковский меридиан. От этого камня отсчитывают географические координаты в России. Как глубины и высоты — от Кронштадского футштока.
— Передвинем? То-то неразбериха начнётся… — шутка прозвучала неуверенно. Почти жалобно.
Какая она тенятница… Простая девчонка, то наблюдательная и сообразительная, то озорная и ребячливая… Ладонь Анны легла на гладкой гранит. Лесник тут же вспомнил про гадательный столик Де Лануа… Кто сказал, что мадам работала без ассистентки? Разными бывают тенятницы — порой молодыми и обаятельными. Перед глазами встала картина шестилетней давности: судорога, изгибающая тело девочки-ликантропа, мышцы, наливающиеся буквально на глазах, испуганное лицо, превращающееся в морду с оскаленной пастью…
Он шагнул к Анне. Привлёк к себе. Она не отстранилась, но Лесник почувствовал сквозь тонкую ткань, как её тело на мгновение напряглось — и тут же обмякло…
Губы ласкали губы, и на несколько секунд он забыл обо всём… Потом его ладонь скользнула снизу под блузку. Под ней ничего не было надето, но Лесника интересовало отнюдь не наличие или отсутствие нижнего белья…
Следов от пуль на спине Анны не оказалось.
Солнце ударило в щель между шторами. Резануло по глазам. Подло и исподтишка. Я сделал шаг назад. В тень. Тёмные очки остались где-то на дне Колонички…
Что-то не то творится со зрением. И с кожей. Я всегда недолюбливал летнее солнце, но сейчас… Такой эффект — через стекло, в помещении… Странно.
Расплата? Расплата за прогулки под водой без акваланга и за пули, выходящие из тела, как занозы?
Значит — опять в тень? Нацепить чёрные очки и не выходить в полуденную жару?
Ну нет.
Я избран — не понять это сейчас может лишь полный кретин. Избран и отмечен. И не для того, чтобы выманивать деньги у глупых ротозеев и заставлять кривляться под свою дудку десяток недоносков. Не затем, чтобы прикидываться законопослушным придурком.
Хватит.
К дьяволу тень. Закон — это я. Послушными будут другие.
Крючки карниза затрещали, шторы полетели на пол. Окно распахнулось. Лучи проклятой балдохи резали, как скальпели, раскалённые добела. И выжигали — что могли. Оставалось — настоящее. Ну что? Чья взяла? Я широко раскрыл глаза и посмотрел на эту надраенную жестянку. Тёмные пятна на ней плясали странный танец. А ведь я могу погасить гадину. Наверняка могу… Нет ничего невозможного — для меня. Теперь — нет. Надо только понять — как. И я пойму. Очень скоро. Есть отличные советчики — недоделки, устроившие на меня охоту. Уж они-то знают, что к чему. Недаром пытались наложить на меня лапу… Вот и поделятся. Расскажут всё — перед смертью.
А потом в этом городе наступит интересная жизнь. И в этой стране. И в этом мире. Моем мире.
Чего уж проще — нанесу дружественный визит на телестудию и обращусь с короткой речью к своему народу — и он сразу поймёт, что от него надо… Меня обычно хорошо понимают.
И начнётся веселье.
Курьер Маша, она же младший агент Диана, оказалась ни при чём. Получила папку с делом в архиве с соблюдением всех формальностей и доставила в Питер, затем в Царское Село, строжайше соблюдая инструкции по перевозке…
Юзеф и не ждал иного.
Похоже, все материалы из папки исчезли давно. В тридцать седьмом году. Тогда же исчез Богдан Буланский.
Дыев нож беззвучно вышел из ножен и лёг на стол. Простой деревянный черенок заканчивался кольцом из потемневшего серебра. На серебре можно было разглядеть полустёртые руны.
Гера медленно поворачивал кольцо, пока руна «иде-гран» не совместилась с крохотной щербинкой на дереве. Потом кончиком шариковой ручки надавил ещё на три руны — в строгой последовательности. Клинок выскочил из рукояти с лёгким щелчком. Хвостовик его оказался довольно сложной конструкции, напоминающей шприц-дозатор. Единственное отличие: массивный поршень приводился в движение собственной инерцией — в тот момент, когда устремлённый к цели клинок наталкивался на преграду…
…В полевые агенты Конторы редко попадали люди с пытливым, до всего стремящимся докопаться умом. А попав — не задерживались. Слишком со странными и страшными вещами приходилось иметь дело. Полевые агенты обычно не задумывались, почему именно Дыев нож способен убивать неуязвимых для другого оружия врагов. Убивает — и хорошо. Успей ударить первым — останешься жить. Гера был из другого теста. Но остаться жить хотел ничуть не меньше.
… Он аккуратно срезал верхушку с капсулы, выданной Юзефом. Внутри — не порошок, жидкость… Зарядил её вместо вылитой из дозатора. Собрал нож и тут же, без паузы, бросил в стену. Метание ножей было любимым коньком Геры. Подошёл, выдернул клинок из деревянной панели. Внимательно осмотрел след от броска. Всё в порядке, видны крохотные капли жидкости, выброшенные из микроскопических отверстий на зазубринах.
Вот так. Они сыграют в игру, предложенную начальником, — но своими картами.
Главное — сразу попасть в пару жизненно важных точек. Зацепить тань-чжун, она же точка живота, или ци-мень — точка силы. (Полвека назад выяснилось, что известные со времён Яня Вышатича уязвимые места тенятников идеально совпадают с точками, используемыми в китайской мануальной терапии — с тех пор китайские названия прижились и закрепились.) Гера стал перезаряжать второй нож…
— Это тоже входит в твои служебные обязанности? — спросила Анна тихо.
Он молчал. Сказать было нечего. Свой служебный долг полевой агент Лесник представлял сейчас из рук вон плохо. Если следовать букве Устава, он должен доставить Анну пред светлые очи непосредственного начальника, руководящего операцией… То есть Юзефа. Если же следовать духу упомянутого документа — необходимо, выполняя решение Капитула, немедленно уничтожить подозреваемую в тенятничестве и отправиться в Северо-Западный филиал с подробным докладом об измене обер-инквизитора.
— Тебе грозит опасность, — наконец сказал Лесник. — Надо уехать, отсидеться, пока мы не распутаем весь узел.
Анна молчала. Не стала спрашивать, от кого грозит опасность и почему. И кто такие «мы» — тоже не спросила. Словно чувствовала, что Лесник не ответит.