вышедшего в отставку и пытавшегося вести собственное расследование, — звали Кароль-Йозеф Радецки.
В сочетании с информацией Лесника картина складывалась однозначная.
Крокодил продолжил дело предка. Надо думать, на фамилию Де Лануа он тем или иным путём уже вышел — и был ошарашен, приехав в Царское Село и получив список от Синявской. Список, украшенный именно этой звучной фамилией. Понятно, почему экс-людоеда Петракова и прочих Хачатрянов Радецки проигнорировал, сосредоточившись на Де Лануа и её окружении…
Всё это обер-инквизитор коротко объяснил Леснику. А затем сказал слова, которых подчинённый не ждал от него ни при каких обстоятельствах:
— Я не знаю, что делать, Лесник… Вернее, не знаю, что из наших действий получится. Как ты думаешь, царь Ирод ожидал, истребляя младенцев Вифлеема, что единственный уцелевший начнёт творить чудеса? Ходить по водам? Воскрешать мёртвых? Насыщать толпы хлебами и рыбами? Что оживёт после жестокой казни?
Сначала Лесник не понял, удивился — Юзеф, закоренелый атеист, никогда не пользовался библейскими примерами. Потом понял и удивился ещё больше:
— Вы хотите сказать… что… Иисус был тенятником?
Юзеф не ответил. Заговорил о другом:
— Скажи начистоту: ты всему поверил в письме Радецки?
Лесник понял, что имеет в виду обер-инквизитор. Какую часть письма. Ту, где Радецки обвиняет его в подготовке переворота.
— Нет. Во-первых, смущает форма послания. Некоторая бессистемность изложения, характерная для устной речи — и в тоже время фразы закруглённые, грамматически законченные — словно читал он пo-писанному… Но уж на бумаге-то Крокодил мог упорядочить свои мысли… А так — куча пробелов в изложении, больше вопросов, чем ответов. Похоже, цель послания — не прояснить дело, а запутать. Во-вторых, тенятником категорично назван Фагот, который им не был. Явная дезинформация… И в-третьих… извините, Юзеф… — если бы вы замыслили переворот, — о деталях плана, пусть и самых общих, ни один полевой агент бы не догадался.
Лесник помолчал и добавил:
— И ещё. Радецки уверенно предрекает активность Капитула — здесь, в Царском Селе. Силами Северо-Западных, например. И что? Никаких следов их присутствия… Даже подозрительно.
— Вот-вот. Не верю, что Беркут настолько не любопытен. Должен интересоваться, что тут происходит, под самым его носом. Или клювом…
Псевдоним «Беркут» носил начальник СЗФ. Вернее, исполняющий обязанности начальника. А это разница огромная. И.о. обычно землю носом роет, чтобы избавится от унизительных буковок перед названием должности. Тем более Беркут… Леснику приходилось с ним встречаться. Кипучая энергия и.о. уступала лишь его честолюбию. К сорока пяти годам Беркут проделал путь от младшего агента до кандидата в члены Капитула и начальника филиала, пусть даже и.о. Карьера, по меркам Конторы, — головокружительная. И Беркут не собирался останавливаться на достигнутом.
— Боюсь, эта птичка над нами уже кружит, — сказал Юзеф. — Но высоко, с земли не видать… Ладно, на каждого Беркута своя рогатка найдётся…
— Вот, Лёша, смотри — наша смена, — показал обер-инквизитор на Лесника, после того, как представил их друг другу. Только спустя секунду Юзеф понял, что сказал, и смущённо хмыкнул. Извиняться и поправляться, впрочем, не стал.
Алексей Николаевич не обиделся. Посмотрел. Сделал шаг к Леснику, протянул ладонь, словно хотел коснуться лица — но не коснулся, провёл в нескольких сантиметрах. Повернулся к Юзефу и улыбнулся. Значения улыбки Лесник не понял, как не понял и сказанных о. Алексием слов:
— Похож, похож…
Настоящее лицо Юзефа — каким оно было до неоднократных пластических операций — Лесник не видел даже на фотографиях.
Маша-Диана в этой сцене была персонажем без реплик — после возвращения с места побоища она по-прежнему не отходила от Алексея Николаевича, посчитав, что приказ обер-инквизитора продолжает действовать. Лесник смотрел на девушку с любопытством — среди полевых агентов женщин он не встречал, а на вспомогательный персонал Диана поведением походила мало. То, как она зашла в комнату, как разместилась, как контролировала одновременно окна и дверь, — всё, вплоть до малозаметных, но характерных движений, — выдавало в ней привычного к схваткам бойца. Не просто обученного убивать — но убивавшего. Лесник подумал, что и он, наверное, казался таким Анне… Подумал с грустью.
…Юзеф подводил итоги — и были они неутешительны.
— Очень большая вероятность, что тенятник — Копытьев по прозвищу Копыто. Вероятность большая, но не стопроцентная. Наш «икс», как я понимаю, решил использовать неожиданную для него смерть Иванова-Фагота, чтобы закрыть дело Мозгоеда. Может статься, что Копыто — тоже запасной вариант. Фигура прикрытия. Вполне подходящая — водил если не дружбу, то по крайней мере знакомство с Фаготом, владел с ним на паях «Разрядом»… Для дальнейших действий нам надо убедится, что Копытьев тот, кого мы ищем, — либо снять с него подозрения. Иначе — слишком большой разброс сил. Да и чёртов карнавал путает карты. В этой толпе можно шляться весь день — никто не заметит, не опознает. Какие будут предложения?
— Тенятник, перебивший засаду, оставил отпечатки? — спросил Лесник.
Юзеф поморщился:
— Целую коллекцию. Перерыл всё кровавыми руками. Но папиллярные линии странно растянуты… Если помнишь, у трёх жертв Мозгоеда была аккуратненько снята кожа с кистей рук. Старый фокус — перчатки из человеческой кожи.
Лесник искоса глянул на Машу — никакой заметной реакции на последние слова экс-курьер не выказала. Да, повидала девчонка всякого…
— Нам может помочь видеотека Фагота, — сказал Юзеф. — Себя и для себя можно снимать, не маскируя камеры в стенах. Наверняка должны быть съёмки получателей товара… Вопрос, где искать эти кассеты. Раз коллекция регулярно пополнялась, держать её он должен был под рукой. Не дома — чересчур опасно — но где-то рядом. Можно, конечно, попробовать…
Лесник перестал слушать. Отключился. В памяти всплыла лёгкая неправильность, машинально отмеченная ранним утром. Тогда он спешил и не обратил должного внимания… Идиот. Возможно, был шанс сразу вычислить тенятника — и сберечь пять жизней…
— Кажется, я знаю, где могут быть эти кассеты, — сказал он, перебив Юзефа первый раз за всё время их знакомства.
Обер-инквизитор удивлённо приподнял бровь. Спросил коротко:
— Где?
— Балкон. Старый, в аварийном состоянии балкон в их доме. Чисто декоративный, ни одна квартира туда не выходит. Попасть можно с лестничной площадки, через окно, — как раз рядом с дверью Фагота. Рама на вид не открывалась сто лет, краска присохла, окаменела… А я потянул — распахнулась легко. Даже петли не скрипнули — смазаны. Думаю, тайник именно там.
— Может, туда кто покурить выходит, по летнему времени? — усомнился Юзеф.
— Рыться в тайнике на виду у всей улицы… Маловероятно.
— Мог лазить ночью.
В разговор впервые вступила Маша-Диана:
— Мог и днём. Ширина балкона около двух метров, балюстрада высокая, заросла плющом. Если пригнуться — никто снизу не увидит. Из соседних домов — тоже.
Обер-инквизитор подумал, что зрительная память у неё та ещё, некогда было Диане особо приглядываться к этой архитектурной детали — спешили в квартиру Де Лануа по сигналу тревоги. Вслух Юзеф сказал ворчливо:
— Ишь, голубки… Не успели познакомиться — а уже воркуют в один голос. Хорошо. Поезжайте и проверьте. Оба. И сразу назад.
Обер-инквизитор посмотрел на часы и добавил:
— Поспешите. Через тридцать семь минут там будет Канюченко со своими архаровцами, незачем вам встречаться… Езжайте. А мы с Алексеем Николаевичем потолкуем о своём, о стариковском…
Тень от деревьев ушла в сторону, и скамейка оказалась на самом солнцепёке, — но сидевший на ней парень в яркой разноцветной футболке, по виду типичный студент, не обращал внимания. Как и на звуки карнавального веселья, доносившиеся с бульвара — громкую музыку, усиленные мегафонами голоса массовиков-затейников, взрывы шутих и петард.
У кого карнавал, а у кого и сессия, — парень увлечённо читал толстый конспект, порой закрывал его и беззвучно шевелил губами — явно повторял определения и формулы. Отличник-зубрила, сразу видно.
Видимость была обманчива. На деле студент едва ли смог бы ответить на самый простейший вопрос по изучаемой дисциплине. Да и студентом, честно говоря, не был — штудировал премудрости сопромата младший агент Конторы, известный под псевдонимом «Мишель». Все, впрочем, звали паренька просто Миша.
Он был расстроен и обижен результатом утренней жеребьёвки и подозревал, что дело не обошлось без жульничества. Миша чувствовал себя не то чтобы дезертиром, но… Когда гибнут все твои товарищи, а ты остаёшься жив, то поневоле начинаешь искать упрёк в чужих взглядах…
Ещё более расстроило его теперешнее задание — приглядывать за излечившимся каннибалом Петраковым. Он, конечно, приглядывал. Добросовестно пялился на единственную дверь примыкавшего к лицею флигеля — в нём была крошечная казённая квартира сторожа.
Миша в глубине души надеялся, что Петраков окажется искомым тенятником, — недаром ведь Юзеф установил за ним наблюдение. И, думал Миша, может быть именно ему удастся высмотреть зацепку, позволяющую разоблачить врага. А потом сыграть ведущую роль в его поимке… Перед глазами вставали картины одна заманчивее другой. Правда, была маленькая загвоздка — никак не приходил в голову способ, позволяющий одолеть тварь, играючи уложившую четырёх опытных агентов. Но Миша был уверен, что способ такой есть. Не бывает неуязвимых тенятников. Надо найти слабое место — и ударить.
Миша не был честолюбцем. Он был идеалистом.
На женщину он обратил внимание не сразу. Скользнул безразличным взглядом. Время от времени сюда забредали персонажи в колоритных костюмах, устав от надрывного веселья карнавала — дама была из их числа. Кимоно с райскими птицами; по асфальту постукивают деревянные подошвы (как-то ведь японцы называют эту обувку, — попытался вспомнить Миша, — и не смог). Над головой карнавальной японки был раскрыт яркий шёлковый зонт; на лице — утрированный макияж — жирно прорисованные разрезы глаз устремлялись к вискам; чёрные волосы — собраны в пучок на затылке…