лся бомбой замедленного действия. И эта бомба взорвалась.
Но давайте сначала разберемся в самом механизме, чтобы понять, что же там могло так страшно сломаться. И — может быть, главный вопрос: а насколько неизбежным было его крушение? Жесткая привязка денег к золоту делала финансовую систему абсолютно, может быть даже слишком, стабильной. То есть просто ни шагу вправо, ни шагу влево. И эта несгибаемая твердость, эта ригидность, имела, как потом выяснилось, не только положительные стороны. Хотя исключительно удобно и для бизнеса, и для населения (одни только валютные спекулянты вдруг лишились работы — на радость всем остальным). Никогда еще деньги не выполняли так эффективно функцию времени — соединения настоящего с будущим. Предприниматели могли четко выстраивать свои бизнес-планы (слова такого не было, но суть уже была), банки — высчитывать необходимые процентные ставки, торговцы — планировать международные сделки на годы вперед, четко зная при этом, что никакие неожиданные колебания курса валют не опрокинут их стратегию. Идеальная стабильность и идеальная предсказуемость!
В сегодняшнем мире на эту роль — стабилизатора, гаранта будущего пытались было претендовать так называемые деривативы (смотрите главу «Дерево деривативов»). С их помощью финансовое сообщество должно было по идее как бы выровнять риски, сделать будущее более предсказуемым, более внятным и поддающимся прогнозированию. Увы, лекарство то ли пока несовершенно, то ли вообще слишком опасно своими побочными эффектами, то ли принимаем мы его не так и не в тех дозах… (Сотни триллионов долларов сделок — это что-то уже запредельное, что-то уже космическое, пора в световых годах их измерять!) И увлечение деривативами стало одной из причин всемирного финансового кризиса 2007–2009 годов, чуть было не обрушившего мировую экономику и имевшего тяжелейшие социальные и политические последствия, включая и захлестнувшую Запад волну антилиберального популизма.
Но возвращаясь к золотому стандарту: было и другое важнейшее последствие введения такой системы, то самое, о котором тоскует Алан Гринспен. Оно же, впрочем, стало и одной из причин мировой катастрофы — Великой депрессии 30-х годов, подтолкнувшей затем мир ко Второй мировой войне. Привязка к золоту жестко ограничивала количество денег в обращении. Инфляция была побеждена (казалось, что навсегда). Никаких больше конфискаций! Смело можешь откладывать деньги, четко зная: накопив тысячу рублей, всегда можешь поменять их на сто фунтов или пятьсот долларов, а главное, купить на них такое же количество товаров и услуг, что и сегодня. Некоторые цены, бывало, даже и снижались. Но оборотная сторона у этой медали (или монеты) тоже имелась. Ограниченное количество золота не давало денежной массе расшириться в моменты, когда это требовалось экономике, система была лишена необходимой гибкости, эластичности.
Теоретически открытие новых золотых месторождений может привести к кратковременному резкому увеличению количества денег. Например, в период с 1850 по 1855 год цены росли в среднем на 5 процентов в год — очень чувствительное увеличение. И понятно, почему это происходило: золотые россыпи, найденные в Калифорнии и Австралии, «впрыснули» в мировую экономику огромное количество драгоценного металла. Но это были скорее исключения. В общем и целом же происходило скорее обратное: рост запасов золота, а значит, и денежной массы в обращении, все время отставал от роста экономического. С середины ХIХ века по начало ХХ денежная масса возрастала всего на полтора процента в среднем, а затем — до Первой мировой войны — приблизительно на три с половиной процента ежегодно… В те же годы экономика росла значительно быстрее. И в этом скрывалась серьезная опасность. Кроме того, недостаток эластичности связывал руки центробанкам, им было трудно оперативно реагировать на непредвиденное развитие финансовой ситуации. Не хватало и элементарного понимания, как механизмы спроса и предложения могут взаимодействовать и как они могут «сломаться». Да и откуда этому пониманию, этим навыкам было взяться, когда подобного опыта мир еще не имел. Сказывалась и чрезмерная, слепая вера в гениальный инструмент золотого стандарта, казалось, он сам обо всем «побеспокоится», сам все отрегулирует… Вот разве что учетную ставку процента центробанкам чуть-чуть подкручивать время от времени, подстраиваясь под положение на рынках, и все будет замечательно. И долгое время вроде бы так и было. Но потом…
Напомню: государства производили взаиморасчеты золотом, неважно, физической ли его перевозкой или переклеиванием ярлыков на банковских сейфах. Это означало, что повышение спроса на какую-нибудь из национальных валют сверх средних показателей вело к притоку золота. То есть стоило существенно вырасти ценам в стране А по сравнению со страной Б, как золото начинало перетекать в страну Б. Там, где цены выше, растет импорт (иностранцам выгодней там продавать) и снижается экспорт — иностранцам невыгодно становится в этой стране покупать. Значит, в стране с более высокими ценами растет и дефицит торгового баланса — его приходится компенсировать золотом. Имели значение и другие факторы, прежде всего ставка процента по кредитам: если она выше в стране Б, то выгодней и держать свои сбережения в ее банках; значит, увеличивается спрос на ее валюту.
Ну а дальше теоретически следовало вот что: в стране с более низкими ценами накапливалось больше золота, а значит, по правилам золотого стандарта, увеличивалось количество денег в обращении. А чем больше денег, тем выше цены. (Помните пример с общиной, в которой было 100 тысяч долларов и «Биг Мак» стоил три с половиной доллара, а когда денег стало 200 тысяч, то и «Биг Мак» подорожал в два раза.) Значит, цены, соответственно, растут. В стране же с изначально более высокими ценами золота, наоборот, стало меньше, скукожилась денежная масса. А меньше денег — значит, и цены снижаются. Так этот насос и работал — перекачивая золото, выравнивая общий уровень цен, приводя все механизмы в общее состояние равновесия. Золото, словно кровь по сосудам, бегало по мировому экономическому организму, накапливалось там, где цены были занижены, и убывая там, где они были выше. Автоматически, чудодейственным образом обеспечивалась всеобщая гармония. И действительно долгие годы, с перерывом на Первую мировую войну и до конца 20-х годов, работал механизм действительно как часы, вызывая чувство ложной уверенности в будущем. И, кстати, насчет мировой войны: даже в годы всеобщей кровавой бойни, когда золотой стандарт был временно приостановлен, он все равно как бы продолжал незримо существовать — в головах у людей. И фунт, и рубль, например, колебались, конечно, но никуда, ни в какую инфляционную пропасть, не рухнули — в ожидании как бы возвращения к золотому обеспечению. Да что там — даже уже в мае 1918 года люди в России (например, композитор Сергей Прокофьев) отказывались верить в то, что ассигнации несуществующего уже больше года царского правительства более не имеют цены. Мало того, их продолжали с удовольствием (надеясь, видимо, на реставрацию) принимать в обмен на другие мировые валюты — правда, по все убывающему, в конце концов стремящемуся к нулю курсу… (См. главу «Рубль — это многое объясняет!».) Примерно в то же время или даже несколько позже оказавшийся в Париже великий князь Александр Михайлович Романов поскреб с горя по сусекам, извлек из карманов и чемоданов кучу банкнот несуществующих государств — Австро-Венгрии, той же царской России, кайзеровской Германии и так далее — и получил за них у менял неплохие деньги, хотя и далеко, разумеется, от довоенного курса. Нужны были еще более сильные, чем мировая война и пара революций, потрясения, чтобы выбить из людей веру в обеспеченную золотом валюту…
Невероятные приключения странного чека
Россия пропустила целую финансовую эру, перейдя от не совсем полноценных деревянных советских рублей, через короткую, но бурную эпоху чемоданов наличности, прямо во времена пластиковых денег. Пропущенный период — это время индивидуальных чеков и так называемых индоссаментов, длившееся на Западе несколько веков. Самый ранний известный пример современного чека был написан от руки и предъявлен к оплате в Лондоне 16 февраля 1659 года.
Впрочем, и Россия до революции успела попробовать, что это такое, и в детстве мы читали у классиков про подделанные подписи на чеках, украденных шалопаями у дядюшек. Или — о сладкий сон! — о том, как дают «карт-бланш» — незаполненный, но подписанный чек, в котором получатель может проставить любую сумму.
Для российской аудитории, впрочем, разговоры о чеках носят слишком абстрактный характер. Из-за того, что современная Россия пропустила чековую эпоху, в русском языке даже нет слов для описания некоторых связанных с ней явлений. Самое распространенное — так называемый рикошет, когда банк возвращает чек, отказываясь его оплатить, поскольку на счету выписавшего его лица не хватает средств. Именно это могло произойти с чеком, выписанным в городке загадочным джентльменом.
Но вообще какие фантастические возможности для хитроумного мошенничества открывает чековый институт! Помимо примитивной подделки (подписи или самого чека как такового) использовались десятки различных более тонких методов. В числе наиболее экзотических — применение испаряющихся чернил. Пишешь в чеке: «5100 долларов — пять тысяч сто долларов», но пока чек доходит до клирингового банка, цифра «пять» (и слова «пять тысяч») испаряются. В результате с твоего счета снимается только сто долларов, в то время как ты накупил ценностей больше чем на пять тысяч!
Или «кайтинг» — «пускание змея по кругу». Имея счета в нескольких банках, выписываешь чеки для снятия средств с одного и перевода на другой. И на третий. То есть эксплуатируешь так называемый флоут, «зазор» (я же говорю, в русском нет терминов!) — разрыв между моментом выписки чека и моментом, когда банк реально снимет деньги с вашего счета. Пользуясь этим просветом, некоторые исхитрялись долго прятать недостачу…