— Что вы, как можно! — Я с искренним возмущением отвергла это предположение, ибо еще не сошла с ума окончательно, чтобы принимать за Макса такие решения. — Просто все дальнейшие контакты будут проходить на нейтральной территории. В Чернорецке вам будет даже удобнее: ближе выметаться отсюда!
Персонал базы отдыха, кольцом подтянувшийся к парковке, смотрел угрюмо, недобро.
В “Тишине” очень низкая текучка кадров. Почти все, стоящие сейчас здесь, три с лишним года назад приложили руки к высадке Тихого Леса.
Чемоданы закинули в багажники, Орел и Мирослав сели за руль, Шильцева и Славик погрузились пассажирами, и гости отбыли.
Осознание того, что вернувшийся Макс нарежет мне ремней из шкуры за такие номера, медленно проступало сквозь затопившую мир ненависть.
Никто, кроме него, не смеет так поступать с его гостями.
Да и бог с ним. Нарежет — так нарежет.
Потерянного Максового доверия было жаль, но… я уже всё сделала. Здесь всё равно уже ничего не изменишь.
Кстати.
— Игорь Филлипович, а где Максим Михайлович?
— Там, — мотнул темной головой Новицкий куда-то в сторону предполагаемого пожарища. — Ночью уехал, и пока еще не приезжал.
Откуда-то, как чертик из коробочки, выскочила медсестра:
— Елена Владимировна! А пойдем-ка ко мне, я тебе успокоительную таблеточку поставлю… А если хочешь, то сразу и укольчик!
Я осторожно забрала руку и усмехнулась.
— Спасибо, Валентина Семеновна. Не стоит. Все, представление окончено, все за работу. Я вернусь через час.
От парковки до гаражам два шага, но Сенька неожиданно возник рядом раньше.
— Ключи не отдам! — подозрительно кося на меня взглядом, он боком-боком разворачивался, заслоняя мне проход к гаражу. — В машину не пущу, Елена Владимировна, хоть увольняйте!
Паника и обреченность в голосе бессменного автомеханика “Тишины” заставила меня остановиться.
— Ты у нас такой дурак по субботам, али как? — устало поинтересовалась я словами бессмертного Филатова. — Какое “увольняйте”? Выгоняй Тигрика, повезешь меня по делам.
Сенька неуверенно метнулся взглядом к гаражам. Механиком он, конечно, был от бога. Но вот чтобы что-то водил — такого я раньше не видела. Кажется, Семен понял, что поехать я всё равно поеду, в любом случае, и разрывался выбором: отдать мне машину, с риском что где-то по дороге себя угроблю, и хорошо, если одну только себя, либо же сесть за руль самому. Кажется, оба варианта ему равно не нравились.
Игорь Новицкий решил дилемму, хлопнув Семена по плечу и молча пройдя мимо нас обоих к своей машине.
Облегчение, прорисовавшееся на лице гаражного умельца, было почти смешным.
— Спасибо за беспокойство, Сень, — искренне поблагодарила я и отправилась за Филлипычем.
Его УАЗ в гараж Сенькой, по его личной табели о рангах, не допускался, и потому изнутри успел выстыть, и я забко поежилась в своем пуховике. Игорь крутил руль, выезжая с парковки, а потом с территории. Ворота закрылись, отрезая “Тишину” от нас, а нас от “Тишины”.
— В “Соловьиные Родники”.
Новицкий молча кивнул. Машина рыкнула мотором и свирепо вгрызлась в дорожное полотно.
— Дед на месте? — уточнила я у секретаря заповедника, и она негодующе сверкнула глазами, открыла рот, но потом глянула на меня внимательнее, осеклась и молча сняла трубку телефона.
Бессменного директора “Соловьиных Родников” в глаза так не звали, но я, кажется, и правда немного плыла сейчас, не зря Валя с Семеном волновались.
— Проходите, Елена Владимировна.
Новицкий остался в приемной, строить глазки милой девушке — несмотря на его поганый характер, девицы всех мастей от Филлипычева внимания почему-то млели. А я вошла в кабинет, отделенный от приемной тяжелой дверью.
Сухонький старичок, занимавший это кресло, кажется, всегда, встал мне навстречу, приветствуя привычной шуткой:
— Здравствуй, Елена Прекрасная! Проходи, присаживайся, сейчас чаек организуем…
В “Соловьиных Родниках” сотрудников “Тишины” любили. Елистратов умел делать деньги и охотно вовлекал в этот процесс заповедник.
Я тяжело опустилась на давно обжитый стул.
— Поговорить нам надо, Премудрая, это ты верно приехала…
Из кабинета я вышла через полчаса, старательно пряча лицо. В разговоре с Дедом меня прорвало, и я постыдно, некрасиво и унизительно разрыдалась, размазывая по физиономии слезы вперемешку с соплями, и радуясь, что хотя бы макияж я сегодня не успела нанести. В очередной раз.
— До свидания, Елена Владимировна!
Востроносая девица провожала меня любопытным взглядом да самого выхода.
— Домой, в “Тишину”? — уточнил Новицкий, проворачивая ключ в замке зажигания.
— Домой, — кивнула я, вынимая из кармана телефон.
Где-то у меня тут было…
Ага! Вот.
— Здорово, Колобок! — радостно гаркнул в трубку замначальника городского батальона ГИБДД Виталик Буров.
Когда-то у нас с ним было на редкость неудачное свидание: он тогда еще толком не вылез из развалившегося брака и болезненного развода, а я больше думала о четырех оставшихся дома детях, чем о мужике, сидящем за столиком напротив.
Признав опыт провальным, мы договорились больше таких бесчеловечных экспериментов над друг над другом не ставить, зато прекрасно дружили.
— Привет, Виталь. Слышал наши новости?..
К тому моменту, как мы доехали до базы, мой телефон раскалился от непрерывных исходящих и входящих. Я, не стесняясь, мешала с грязью Азоров.
Если кто-то думал, что он один умеет играть по-грязному, то у меня для него сюрприз. Столичные гости в столице может и на верхушке цепи питания, да у нас тут, в провинциях, все чуть-чуть иначе устроено.
Игорь молча рулил и не спрашивал, почему всем остальным я ябедничала телефонно, а к Деду с доносом поехала лично, со всем почтением.
В нашем регионе выживание в индустрии туризма процентов на пятьдесят зависит от того, удастся ли создать устойчивые партнерские отношения с основным туристическим объектом региона.
По влиятельности в Чернорецке Дед — где-то третье лицо после мэра, а в нашей сфере так и вовсе — первое. Это его люди создавали зародыш сгоревшего леса, собирали, как бусины на нитку, деревце к деревцу. Это с его незримого благословения был высажен наш лес.
После того, как злые языки разнесут весть, что Азоринвест попал в черный список к Деду, сотрудничать с ним не согласится ни один предприниматель, желающий жить в бизнесе долго и счастливо.
Максим успел вернуться к нашему возвращению.
Когда мы с Игорем поднялись в его кабинет, он сидел на диване упершись локтями в колени, сцепив руки в замок. Широкие плечи поникли, но вот голова не была скорбно опущена — Макс невидящим взглядом сверлил висящую на стене стилизованную сказочную карту своих “земель”. Там, в верхнем углу старославянским шрифтом на зеленом просторе, в окружении елочек было отпечатано “Тихий лес”.
Цвирко присутствовал здесь же, сидел на посетительском стуле, но именно присутствовал: взгляд тоже устремлен в пустоту, на лице бешеная работа мысли.
Они привезли с собой запах дыма, и он, вместе с повисшей тишиной, кричал о случившемся горе.
Не нарушая молчания, я протопала к кофемашине.
Чай, два черных, капуччино. Не спрашивая о предпочтениях — зачем мне спрашивать, я их предпочтения как свои знаю. Адская машина гудела приводами и черт знает чем еще, запах молотых зерен поплыл по кабинету, приглушая запах гари. В нем было обещание.
“Всё будет хорошо. Я узнавала”.
Я разнесла чашки хозяевам.
— Куда подевались наши… гости? — поинтересовался Макс, когда чашка с чаем стукнула о полировку стола перед ним.
— Съехали, — невозмутимо сообщила я.
Артем посмотрел на свой кофе и чуть усмехнулся, по лицу Игоря, обхватившего кружку обеими ладонями, ничего нельзя было прочитать.
Я опустилась на диван рядом с Максом.
— Вот так вот взяли, и уехали? — скептично уточнил он.
— Ну, не сами, — невозмутимо созналась я, — После моего направляющего пинка.
Да! Да, я их выгнала! И не жалею! И никакая сила не заставит меня извиняться!!!
— Дура, — Макс тяжело вздохнул, и меня отпустило. Не выгонит. — На хрена было из-за… из-за этих… репутацию портить?
— Не, всё правильно, — неожиданно подал голос Игорь, оккупировавший дальний угол дивана и нахохленно созерцавший черную жижу в чашке… — Пусть валят. А то Тамара бы им стрихнину на ужин поднесла.
— Дура Тамарка, что ли? — снова отстраненно усмехнулся Цвирко. — Она повар со стажем, зачем ей стрихнин, когда есть пирожки с грибами?
Я усмехнулась и задала вопрос, который предпочла бы не задавать никогда:
— Что пожарные говорят?
— Да хрень они говорят, Лен.
— Что, случайное возгорание? От брошенного из окна окурка? — со злым сарказмом уточнила я, мгновенно и сразу наливаясь злобой.
— Ага. Зимой. В лесу. Ага-ага. — Макс вздохнул, и взял, наконец, в руки чай. — Нет, Лен, там однозначный поджог, просто не ясно, как его совершили. Живой, промерзший лес очень плохо разгорается. А тут — возгорание началось с нескольких сторон. Плюс — выгорел только молодой лес. Очень аккуратно, сволочи, свое дело делали… Только пока не понятно, как. Как обеспечили возгорание, как направили пламя вглубь массива…
— Да что там понимать, — вставил мрачный Игорь, — Распылили на деревья химию, и вперед.
Я нервно дернулась. Деревья… какие там деревья? Так, прутики хвойные…
Я каждое лето тряслась, что какая-нибудь падаль костер не зальет или сигарету бросит — и полыхнут мои елочки, как нечего делать.
Не того, как видим, боялась.
— Как дети?
Вопрос Елистратова был настолько внезапным, что я некоторое время не могла сообразить, что за дети завелись у нас в “Тишине”, и что именно по ним интересует Макса. И только мучительные секунды судорожных мысленных поисков спустя, я поняла, что имеются в виду мои собственные дети.
Господи, откуда у него силы находятся?
Все видит, обо всем помнит…