Ну, какие “два года условно”?! Тут явно не меньше пяти!
Стаскивая и вешая на крючок верхнюю одежду, под которой обнаружился традиционный уже тандем “свитер плюс рубашка”, Мирослав озвучил план:
— Давай, я сейчас сначала детей подпитаю, а потом по лечению тебе всё расскажу…
И я не нашла причин спорить.
Только напомнила:
— Руки мыть — дверь справа.
Он разулся, поставил сумку на длинном ремне и послушно скрылся в ванной.
Адка мелькнула в дверях кухни, и скрылась в глубине. Вид у нее был препакостный.
А я дождалась возвращения Мира, и повела его в детскую. Говорить почему-то не хотелось, и чувствовала я себя с ним рядом… будто восемнадцатилетняя девочка, впервые познавшая таинство физического влечения к красивому сверстнику.
Стеснялась, словом.
Открыла перед гостем дверь в детскую, и он будто бы замялся на пороге, а потом шагнул. Осторожно, тихо. В свете ночника виднелись кровати: двухэтажная, одинарная. Шкафчик и корзина с игрушками. Обычная, не слишком дорогая обстановка.
Дети, такие разные в жизни, спали совершенно одинаково: разметавшись, раскинув руки и ноги, доверчиво открыв беззащитные детские животики… Вздохнув, я пошла собирать одеяла и распределять их по хозяевам, а Мирослав некоторое время просто стоял, рассматривая детскую и ее обитателей.
Ночник разбрасывал цветные сказки, и по потолку и стенам нежно плыли то звезды, то бабочки.
Мир склонился над Яриком. Осторожно, бережно провел ладонью по детской головешке, пригладив волосики. Костяшками пальцев провел по младенчески округлой щеке, снова стёк ладонью в волосы. Провел по плечу, улыбнулся расписному животу. Хотел коснуться носа, но не решился.
А тот сопел так сладко, так успокаивающе!
Я отвернулась.
И вовсе я не подглядываю за личным! Я, может, вообще одеяла поправить зашла!
Мирослав посидел рядом со Стасом.
Постоял рядом с Олей, поправил ее одеяло, чудом не спихнутое дочерью со второго этажа. Отвел ей от лица спутавшиеся волосы.
Физический контакт необходим при подпитки, это я еще в прошлый раз поняла.
Но сейчас я смотрела не на передачу энергии, я смотрела, как отец впервые гладит своих детей.
Из детской вслед за Мирославом я выходила смущенная и задумчивая.
Он вильнул в сторону прихожей, забрал свою сумку, и уверенным шагом проследовал на кухню.
— Добрый вечер, — улыбнулся он Адке.
Но Аду какими-то там улыбочками не проймешь, так что в ответ она выдала только надменное “здрассте”, и змеей вывинтилась из комнаты.
Не иначе, проверять, как там Мирославичи.
“Не подумайте. что я вас контролирую, но…”
Я закусила щеку изнутри, чтобы не рассмеяться.
Мирослав выглядел несколько задетым — видимо, давненько ему не случалось сталкиваться со столь безосновательным (с его точки зрения) пренебрежением со стороны молоденьких девушек.
Но подавил он это чувство быстро.
— Смотри, — из нутра сумки появился бумажный пакет. — Это сбор, заваривать на ночь в термосе, с утра поить, один стакан на нос. Это мазь, — он вынул на свет божий аккуратную белую баночку, — Хранить в холодильнике, срок годности — неделя. Мазать, если начнется зуд.
Он задумчиво осмотрел содержимое сумки.
— Больше медицинский рекомендаций, вроде бы, не имею… Сам доктор сможет приехать только к середине недели, раньше никак. Велено держать в курсе, и обращаться за консультацией в любое время дня и ночи в телефонном режиме, вот, держи, — он вынул из кармана джинсов прямоугольник визитки.
Я убрала сбор в шкаф, мазь в холодильник, визитку в карман, и тут Мирослав шут Радомилович с невинным видом выдал:
— Ах, да! Чуть не забыл! — и достал из сумки стетоскоп.
Голубенький, нарядный. И безнадежно настоящий.
— За что?! — вырвался из Лены крик души. — Мирослав, что я тебе такого сделала?
Спохватившись, что Азор уже открыл рот (а список "за что?!" мог выйти длинным!), я торопливо перебила:
— Не отвечай! Это был риторический вопрос!
Вернувшаяся с инспекции детской, Адка за моей спиной поперхнулась смешком. У Мирослава в глазах заплясали черти.
— Послушай, я оценила твою попытку удивить и порадовать детей, честно! — попыталась я договориться с Азором как взрослый человек со взрослым человеком. — Но ты не представляешь, что у нас в доме из-за этого стетоскопа начнется!
Прикинув, какая кровопролитная война развернется за дивную игрушку, я против воли передернулась.
— Ну, в общем, я что-то такое и предполагал, — ответил мне незамутненно-чистым взглядом Мирослав провокатор Радомилович… И достал из сумки еще два точно таких же стетоскопа. — Держи! Я их с мылом помыл, и спиртовыми салфетками протер!
Я прикрыла глаза, борясь с желанием поколотить мерзавца.
— А наш где? — сварливым тоном поинтересовалась я, хотя на языке вертелся совсем другой вопрос.
Почему их только три?
А я?!
У меня тоже никогда в жизни не было настоящего стетоскопа!
Адка просочилась на своё место. Села. Уставилась на Мирослава в упор, не мигая.
“Что-то грядет!” — как бы говорил опытному наблюдателю этот взгляд.
Мирослав достал из сумки конфеты.
— Это вам к чаю, девочки! — с этими словами он подвинул коробку к Аде.
Я подумала и ретировалась с линии огня — ставить чайник, доставать кружки…
ПростоМира мне, конечно, было немного жаль. Но вмешиваться я не собиралась — себя-то мне в любом случае было жальче!
— Мирослав Радомилович, — Ада благосклонно притянула к себе нарядную коробку с незнакомым логотипом, — А что это за болезнь такая? Вы-то Лене объясняли, но я, знаете, толком ничего не поняла… — голосом простодушной дурочки завела она сладкую песенку.
И всё. На Мира обрушился град вопросов: а что? а как? Ах, это наследственный синдром? А где я могу о нем почитать? Малоизученный? Ну надо же, в наш просвещенный век… А почему вы не обратитесь к частным лабораториям?
Ну, зато теперь понятно, что за выражение было у нее на лице при приеме гостя: пакость эта была продуманная, спланированная и только ждала своего часа!
Адка впилась с Мирослава, как клещ.
С въедливостью пожарного инспектора, она тыкала в легенду Азоров, проверяя на прочность и пытаясь нащупать слабые места.
С моей точки зрения, Мирославу следовало бы сказать Аде спасибо: ну кто еще им такую проверку боем устроит?
Мир же почему-то не выглядел готовым говорить “спасибо”. Скорее уж, в его глазах читалось тоскливое желание свернуть козе шею, да и покончить с экзекуцией.
Неблагодарный нынче альтер пошел! Бессовестный.
Адка отрывалась вовсю, видимо, твердо решив отыграться на Мирославе за все наши бессонные ночи и истрепанные мелкими нервы.
Притворившись, что я целиком и полностью погружена в таинство приготовления чая, я усиленно хмурилась, чтобы не сорвать Аделаиде Константиновне бенефис вульгарным смехом, когда вдруг Азор выдал:
— Ада, можно вас на несколько слов наедине?
Они вышли, а у меня как-то сразу поубавилось веселья. Вспомнилось, что Мирослав вообще-то взрослый состоявшийся мужик и умеет быть жестким…
А Адка, пусть и боевая, но молодая девушка. И, чтобы она там себе ни думала, таким как Азор она не противница…
Я медленно села на любимый стул.
Если он Аду хоть чем-то обидит… Хоть как-то, хоть намеком попрекнет или заденет…
Будет он лететь отсюда и боком, и с прискоком, и бегом, и кувырком.
На столе стоял чай, который некому было пить. За окном февральская чернота мерцала огнями соседских окон.
Они вернулись через несколько минут.
Адка села на свое место и с довольной ухмылкой потянула к себе кружку, а Мир задержался в дверях кухни:
— Елена Владимировна, можно теперь вас на минутку?
Я сморгнула, выныривая из воинственной меланхолии. Перевела взгляд с одной на второго.
Хм.
— Да, конечно, Мирослав Радомилович!
Я выплыла за ним вслед в коридор, к самым дверям.
Ого! У нас какие-то тайны? Мы прячемся, чтобы нас не услышали?
Я была заинтригована, но всё равно не ожидала, что меня дернут за пояс домашних джинсов, запихнут в угол, и, загородив от всего мира широкими плечами, шепнут на ухо:
— Лен, я тебя у няни отпросил. Пойдем на свидание?
Э-э-э… Ну… Как бы… Я, конечно, конечно, помню, что должна. Но…
— Сейчас? — растеряно пискнула я.
Руку Мирослав по удивительной забывчивости с пояса моих джинсов так и не убрал, а дыхание щекотало мне ухо. Его запах — горький, будоражащий, чувственный — проникал в кровь с дыханием и через поры.
Здесь, в углу между стеной и грудью Мирослава, было удивительно жарко. То ли управляющая компания мудрит с отоплением, то ли у меня кровь прилила везде, где только можно — даже не знаю, какой из вариантов вероятнее!
— А почему нет? — напирал ПростоМир, не давая мне собраться и придумать убедительные доводы, почему же именно “нет”.
Возмутительная тактика! Тем возмутительнее, что эффективная.
— Но я не готова!
— Соберешься, — убедительно заявил Мир и, кажется, придвинулся чуть ближе.
— Но я не могу так быстро! И вообще!
— Лен, мы поедем в тихое скромное место. Можем даже вообще в соседний город — чтобы не компрометировать доброе имя мамы троих детей. Ты сама понимаешь, что нам нужно поговорить. И чем скорее, тем лучше.
Надо. Надо, да. А о чем? Господи, Ленка, соберись! Найди свои мозги! Я же точно знаю, что они у тебя были!
А, вот, нащупала!
— Отодвинься, пожалуйста. Мне неудобно…
Азор отступил. И даже руки с моего ремня убрал — с некоторым сожалением на породистой физиономии. Хотя, возможно, мне просто показалось.
Кровь медленно приливала обратно к голове, и та понемногу обретала способность думать. Тоже, с некоторым сожалением (и уж это мне точно не показалось!).
Свидание — так свидание. Отлично. Я готова. Буду.
— Мне нужно полчаса.
— Замечательно! — просиял Мир, слава богу, не в прямом смысле. Хотя черт его знает, под плотным-то свитером, — Я подожду в машине. Чтобы не мешать.