“Ну, может же быть лапочкой, когда захочет!” — умилилась я, закрывая дверь за господином Азором.
Чтобы сразу вслед за этим предаться панике.
Что делать, что же делать, мне нечего надеть!
Я рванула в свою комнату, в надежде, что при открытом гардеробе на меня снизойдет озарение. Адка прискакала вслед за мной, усиливая панику зловещим шипением:
— Белье наденешь самое старое! И ноги брить не смей!
На секунду вынырнув на поверхность из пучины душевных мук, я одарила глупышку снисходительным взглядом:
— Ох уж эта молодежь! — я покачала головой, — Начитаются этих ваших интернетов, и верят потом во всякую чушь! Между прочим, в прошлый раз я тоже не после конкурса красоты была…
Теперь у Адки в глазах отчетливо читалось: “Что же делать, что делать?!”
Встретившись взглядами, мы вдруг дружно рассмеялись, а уже через миг, обнявшись, беззвучно хохотали друг другу в плечи.
Минутное безумие отступило.
Мне в принципе за четыре последних года было не до свиданий, а потому, за исключением платья, в котором я была в ресторане с Виталиком Буровым, и которое я не надену к Мирославу из безосновательного иррационального упрямства, хоть режьте, у меня нет ни одной парадно-выгребной тряпки. И что теперь, плакать что ли?
Зато фигура красивая! И грудь какая! И я даже спала последний годик достаточное количество, так что синяки под глазами можно не замазывать за их отсутствием! Не это ли повод чувствовать себя королевишной?
И плевать мне на всё на свете — у меня, в конце концов, свидание! Первое за черт знает какое время!
В гардеробе отыскались симпатичные брючки и в каком-то смысле весьма фривольная блузка, строгая под пиджаком, но без оного весьма себе свиданственная!
Из подъезда я выплыла ровно в оговоренный срок и в приподнятом настроении.
И оно только улучшилось, когда Азор шагнул мне навстречу с букетом роз — темно-бордовых, бархатистых, на длинных стеблях.
— А если бы я не захотела идти на свидание? — я с удовольствием втянула в себя аромат, подумала и вернула букет дарителю: пусть на заднем сидении катается.
Мирослав открыл передо мной пассажирскую дверь:
— Тогда я бы сманил тебя вниз, к машине, — улыбнулся он.
Всё-таки улыбка этим синеглазым невероятно к лицу! По своим сужу.
Мягко щелкнул ремень безопасности, машина мигнула огнями и начала выбираться со двора.
— Ну, ты придумала вопросы? — Мирослав внимательно вглядывался в темноту дороги.
— А что вы еще умеете, кроме подсветки и “акупунктуры”? — наспех выдернула я первую попавшуюся мысль из головы, чтобы не признаваться, что мой организм берег себя и лишний раз об альтерах и прочих чудесах старался не думать. И не удержалась от колкости: — Я же говорила, что не похож ты на китайца!
В доступном для обозрения Азорском профиле улыбка скорее угадывалась, чем присутствовала, но она определенно там была.
— Да, знаешь, в общем-то и ничего… — задумчиво признался он. — Ну, чуть поздоровее, чем остальные. Если есть необходимость, я могу продержаться без сна и отдыха пару суток не теряя бодрости — просто накачивая себя энергией через каналы. Но это очень не рекомендуется, плохо на здоровье сказывается.
— А дети? — тут же забеспокоилась я, вспомнив, что их уже второй день подряд подпитывают.
— Нет, — отрицательно мотнул головой Мир. — Ни им, ни тебе это не опасно: у тебя собственный энергоканалов нет, а детям в определенный период это вообще необходимо и полезно…
Я успокоилась и снова повеселела.
— И что? Всё, что ли?
Мой водитель неопределенно качнул запястьем, и вернул руку на место. Красивые пальцы уверенно оплели руль.
— В общем и целом — да. Есть еще навыки, но все они базируются на перекачке энергии от объекта один к объекту два. И это индивидуально в целом, вопрос личного умения…
Я хмыкнула: всё понятно! Сверхспособности есть, но я тебе о них не расскажу. Но ты спрашивай, спрашивай!
Именно этот момент Мирослав выбрал, чтобы продолжить:
— А есть еще сугубо гендерные заморочки. “Боевое предвидение” проявляется у всех мужчин расы, но в условиях современного мира практически утратило актуальность. Это ценно только для военных, да и то, только для тех, кто непосредственно принимает участие в боевых действиях. Действует только бою, в условиях физической опасности для самого носителя, “растянуть” хотя бы на группу это чувство не получается, и об абстрактных угрозах не предупреждает… Карьеру на этом не построишь, как видишь: как только перерастаешь участие в боевых действиях лично, рассчитывать можешь только на свой талант. Еще из наших получаются отличные врачи.
Я встрепенулась. А ведь действительно! С такими способностями — прямая дорога в медицину!
А Мир продолжил:
— Те, кто из наших, и лечат не как все, а собственной силой, чудеса творят! Правда, недолго: сгорают быстро. Очень трудно вовремя остановиться. Люди живые, их жалко… А энергосистема, при постоянной перегрузке, быстро изнашивается, и к пятидесяти годам доктор превращается в дряхлую развалину, — по скулам перекатились желваки, и я поняла, что эта тема для него личная, живая.
А Мирослав бросил на меня быстрый взгляд, верно оценил скисшее лицо и предложил:
— Еще вопросы? — он снова улыбался, легко, самыми уголками губ и глаз, но красило его это необыкновенно.
— А внешность и синие глаза — это тоже расовый признак? — поддержала я смену темы.
— Нет, это, как раз, семейный, — улыбка стала чуть шире.
Мне стало чуть жарче.
Может, он врет, и помимо встроенного энергетического насоса у альтеров имеются свойства суккубов?
Хотя, в нашем случае, конечно, инкубов!
— Чисто внешне альтеры от людей ничем не отличаются, если прячут каналы, — заверил меня господин Азор. — Еще что-нибудь интересно?
— Да! — рассердилась я на эту улыбочку, на эти руки на руле и бьющую наповал сексуальность в целом.
Но сеанс игры в “Вопрос-ответ” прервал телефонный звонок.
— Алло, — недовольно произнес Мирослав в трубку. — Катаюсь. Нет, Слав, нет у меня никаких дел, просто катаюсь! Да, езжу по дорогам. Мне так лучше думается. Да, один. Еще вопросы будут? Я не злюсь. Да, и тебе спокойной ночи…
Раздражение Мирослава, полыхнувшее в начале. к концу разговора сошло на нет, он ощутимо успокоился, а вот я навострила уши. Выводы получились… интересные.
— То есть, ты не сказал никому о нас? — со злорадным удовольствием поймала я его за руку.
Он весело приподнял брови, блеснул на меня синими глазами, и потянулся за отложенным телефоном. И это всё вместо того, чтобы начать юлить и оправдываться!
— Даже так? Я могу исправить это прямо сейчас, — с нескрываемым наслаждением выдал он, управляясь с телефоном одной рукой и деля внимание между ним, мной и дорогой, — Только, когда тебя будут осаждать орды моих родственников, помни — это была твоя идея! Я пытался тебя защитить!
Ч…Что-о-о?! Какие еще родственники?! Не надо мне никаких чужих родственников!
— Стоп! Нет! Прекрати это! — его руку я успела перехватить за миг до того, как палец нажал кнопку вызова.
— Что — “прекрати”? — веселился Мирослав, мстительно “не понимая”, чего я хочу.
— Всё прекрати! — рявкнула я, — Разговаривать по телефону за рулем прекрати! В конце концов, это не безопасно, ты подвергаешь риску мою жизнь!
— Конечно-конечно, дорогая! — покладисто выдал это мерзавец, кайфуя от ситуации и не скрывая этого. — Чтобы сообщить родителям такую новость, я могу и остановиться!
И БМВ действительно съехала на обочину.
Несколько секунд отчаянной борьбы, попытки выкрутить телефон из сильных рук — и я, сдавшись, заныла:
— Не надо никому звонить! Мир! Ну, Мир! Мирослав!
Не надо, пожалуйста! Я не хочу, я не готова!
Мирослав, будто услышав и сказанное мной, и то, о чем я промолчала, расслабил пальцы, и телефон оказался у меня в руках. А я — в руках у него.
Теплые, бережные объятия. И шепот на ухо:
— Лен, я рад, что вы у меня есть. И уж точно вас не стыжусь. Но прежде чем ставить в известность широкую общественность, я считаю, нам нужно разобраться между собой. Договориться.
Он потерся скулой о мой висок, и отпустил.
Я осторожно выпрямилась в кресле, приходя в себя и выпутываясь из этого запаха и объятий.
Голова слегка шла кругом.
Да даже и не слегка, пожалуй, а как следует.
— Слушай, — выдала я, пытаясь заткнуть наболевшим вопросом брешь в обороне. — Вот скажи мне, кем надо быть, чтобы назвать своего ребенка “Радомил”?!
Вместо обиды этот мерзавец бессовестно рассмеялся:.
— Выпендриваться с именами — еще один семейный признак! Знаешь, как Ольку на самом деле зовут? Рогнеда!
Из меня вырвался полузадушенный писк: серьезно?!
Господи, хватит, слишком много потрясений для одного вечера!
Мир веселился, не скрываясь, и, видя, что оппонент “поплыл”, безжалостно добил:
— У нас деда Рогволод звали. И он всю жизнь мечтал, что назовет свою дочь Рогнедой, но сперва не повезло ему — у них с бабушкой два раза по два сына получилось, а потом Ольке — ее угораздило родиться старшей внучкой. Дед и назвал ее, как мечталось. Но Ольга с этим именем всё детство страдала, и так намучилась, что как только восемнадцать исполнилось — взяла паспорт, и в ЗАГС. Дома скандал был жуткий. Олька уперлась насмерть: прямо заявила родителям — скажите “спасибо”, что отчество не сменила! Я ей пока ничего не говорил, но вот увидишь, она будет рада.
Святая мужская наивность! Остается только умиляться, что он действительно в это верит, учитывая наш осложненный анамнез.
Мир оценил легкое выражение глубокого скепсиса на моем одухотворенном челе, и добавил:
— Я серьезно, у меня есть основания так говорить.
Любопытство вынырнуло из меня на поверхность, и навострило уши, а Мир, тем временем, развил мысль:
— Понимаешь, ты уже сделала для этого самое главное. Ты дала детям нормальные имена.
Я рассмеялась, вспомнив кое-что, и тут же вывалила откровение на голову Азора: