— Помните, как мамонтенок потерялся и потом искал свою маму?
Рожицы согласно закивали.
— Искал-искал-искал — и нашел. Так вот. У нас в семье потерялся папа.
— Папа? — в один голос переспросили все трое, и я почувствовала, как за моей спиной кто-то кажется перестал дышать. Хм, мужики вообще в обмороки падают, мне пора начинать беспокоиться?
— Да, папа, — подтвердила я.
В принципе концепт этот колобчатам был знаком. Хоть и смутно. Был момент, когда обнаружив в книжке, что у детей бывают мама и папа они называли папой Адку — за неимением альтернатив. Потом, когда им втолковали, что девочка не может быть папой, что папой может быть только мальчик, эту почетную должность на короткий срок занял сторож дядя Паша. Тот, несмотря на всю любовь к моей банде, тоже не захотел почивать на таких лаврах, и дальше вопрос как-то быстро сошел на нет. “А где наш папа?” я так и не услышала, видимо, даже детям было ясно, что от такой бестолковой матери ответа искать бессмысленно. По глазам видно — сама понятия не имеет!
— Он тоже потерялся и долго-долго нас искал. И нашел.
Слова почему-то подбирались с трудом. И не столько даже потому, что тема была сложная для разговора с трехлетками. А…
Что-то царапало в груди. Маленькими коготками. Что-то просилось наружу, скапливалось в уголках глаз, норовило заблестеть на ресницах. И пока я проталкивала ком в горле, чтобы продолжить, синие взгляды переместились мне за спину, и мои умненькие деточки дошли до сути и сами.
— Это папа?..
— Да, котята, это ваш папа.
Синие глазищи сделались огромными и круглыми. А я почему-то не могла заставить себя обернуться и посмотреть на Мирослава.
— Ва-а-ау… — бесхитростно протянула Оленька.
И я, не удержавшись, таки уронила лицо в ладони и… захрюкала. Да, дорогая моя! “Вау!” — это крайне метко и очень емко!
Я поднялась, испытывая глубокое моральное облегчение от исполненного долга, и хлопнула в ладоши.
— “Тише мыши” закончились, теперь можно взять папу и показать ему игровую комнату! А еще задать любые вопросы и он на все обязательно ответит, потому что папы знают все-все-все!
И вот тут я обернулась. Безмолвный вопль “Лена, твою мать, кто ж так делает?!” читался в синих глазах, но он быстро был заглушен радостным визгом, с которым колобчата скатились с кровати и повисли на новообретенной “игрушке”.
Я только развела руками с гнусной ухмылкой. А когда за воссоединившимися родственниками закрылась дверь — рухнула на кровать и блаженно на ней растянулась.
Да-а-а. Да-а-а. Все правы! Детям однозначно нужен отец!
Чтобы мать могла вот так вот валяться и даже не испытывать за это угрызений совести!
“Совет в Филях” собрался в малой переговорной.
Присутствовали со стороны “Тишины” — Макс и я, с “Азоринвеста” — Мир, с трудом выцарапанный из цепких детских ладошек, Бронислав и Ольга. Она, кстати, пыталась подать голос в защиту Славика, но мужики были непреклонны: наказан! Так что пусть сидит, охраняет Ирину свет Борисовну, и не жужжит.
Бронислав держал слово. Отчет о проделанной работе был достаточно скромен:
— В списке проживавших в интересующих нас домиках одно имя повторилось четыре раза, еще три имени — трижды, все остальные упоминаются один-два раза, вот список, — Бронислав протянул Максу листок, тот беглым взглядом окинул список из пятнадцати фамилий и передвинул его ко мне. — Семь раз из двенадцати бронирование осуществлял один и тот же администратор, в в первые дни после того, как открывалось бронирование. Викентьева М.
Ритка. Да чтоб вас всех! Ритка! Маргарита Леонидовна Викентьева, стальной характер, железная хватка, нарадоваться на нее не могла — надежнейшая сотрудница!
Максу, в отличии от меня, некогда было развозить сопли по морозу, он думал о настоящем:
— А остальные пять случаев?
— Все равно это бронь в день открытия бронирования, Максим Михайлович. Видимо, те случаи, когда их человек не смог поменяться сменами и попасть на первый день — тогда они звонили и бронировали место общим порядком.
Да, Ритка часто менялась сменами. Какая-то там хитрая система взаимовыручки и девчонок была. Я не возражала. Настаивала лишь на том, чтобы меня предупреждали заранее… Может, зря это? Может, стоило требовать жесткой трудовой дисциплины и соблюдения рабочего графика?..
— Еще есть две пометки о случаях, когда брони были сдвинуты. Сперва одна из трех избушек оказывалась занята посторонним клиентом, а через некоторое время, в смену Викентьевой, происходила рокировка, и первоначальный клиент переезжал, а освободившееся место занимал кто-то из списка, — Бронислав выглядел серьезным и сосредоточенным.
Я задумчиво изучала фамилии гостий, снимавших заветные избушки. Вот что странно: мне казалось, ведьмы должны быть не последними людьми в городе.
С магией-то, считай, легче строить карьеру, чем без, не?
Там на глаза удачно кому-то попадешься и запомнишься, тут сопернику бумажку нужную потерять поможешь… И готово: образ наиболее компетентного сотрудника сформирован. И это я чисто о мелочах говорю.
А между тем, фамилии в списке мне сплошь незнакомые.
— Ладно, — Макс поднялся над столом хмурой глыбой. — Предлагаю съездить к госпоже Викентьевой и на месте получить у неё разъяснения. А там разберемся.
— Согласен, — Мир тоже встал. — Два свидетеля — лучше, чем один. Тем более, с блоком.
Бронислав поднимался со старческим кряхтением и неохотой, изображая из себя разбитого параличом дедушку-инвалида, и я тихо порадовалась, что женского персонала на базе нет. “Дедушка” Бронислав грозил серьезным ущербом моему авторитету — удержать девок от безудержной кадрежки я бы не смогла.
Господи, хоть бы он был женат!
— Да, — добавил Бронислав, не подозревая, к счастью, о моих страданиях. — Я видел на улице камеры. Как долго у вас хранятся записи? С двадцать первого декабря могли остаться? Хорошо бы просмотреть, Елена Владимировна. Может увидите кого знакомого, что любопытное.
Мужчины вышли, а я отстала, задумавшись о бренном: как бы это мне так организовать питание колобчат и примкнувших к ним товарищей, чтобы не браться за готовку самой? По всему выходило, что никак.
Печально переварив этот вывод я поднялась и покинула конференц-зал.
Там мужики на подвиг собираются, надо им платочком помахать, что ли. И идти к окошку, вязать на пяльцах. Тьфу ты, на кухню — кашу варить.
— А где Елена Владимировна? — голос Славика донесся откуда-то от лестницы, а сам его обладатель виден мне не был — впрочем, как и я ему.
— В конференц-зале… О, вот она, — Мир деловито застегивал пальто. — А что?
— Вот именно — а что? — согласилась я. — Вы же не ждете, что я с вами на разборки поеду?
— Отнюдь! — Всеслав Всеволодович жизнерадостно высветил зубы в улыбке. — Наоборот! Я, знаете ли, опасаюсь вас из виду выпускать. А то, боюсь, приедем — а там Елена Владимировна в одиночестве стоит, сабельку от крови отряхивает!
— Мир! — возмутилась я столь откровенному намеку на то, что я склонна махать шашкой, чуть что. Это же не правда!
— Топор, — покладисто поправил племянника Мир. — Елена Владимировна предпочитает топор.
Выпроводив героев на правое дело, я сделала то, чего давно хотелось: пошла смотреть тот самый пресловутый Источник.
Ну, что сказать… Ручей, как ручей. Насколько я знаю, он питался от того же подземного источника, что и родники, давшие название заповеднику. Пару лет назад, когда я как раз вышла из декрета, его облагородили: прочистили русло, выложили где яркой пестрой галькой, где светлым песком, а над истоком навалили шалашом массивные камни. Никаких изяществ и излишеств, сплошь простота и естественность природных форм.
Из-под этих камней ручей теперь и вытекал. Чистый, искристый, всегда холодный — как и положено любому уважающему себя подземному роднику. Поросший по берегам хрупким колким льдом по зимнему времени.
Пить из него воду, правда, мне никогда в голову не приходило. Дитя большого города, я в принципе, ужасалась от мысли, как это — вот просто взять и попить воды из открытого источника?! Но вон в заповеднике мне этот аттракцион не раз предлагали, и все сотрудники хором клялись что это совершенно безопасно, а провожатые для каждой группы туристов исполняли арию об анализе, пробах и составе. И пили, конечно — что гости, что персонал. Не могу сказать, что смертность среди сотрудников “Соловьиных родников” существенно превышала норму.
Я вгляделась в воду, пытаясь хоть что-то увидеть, почувствовать — шиш.
Мне было хорошо здесь.
Но мне в принципе в “Тишине” было хорошо.
Очень хотелось ковырнуть его пальчиком, вопросив в пустоту: ну и где тут эта ваша сила? Но, как взрослая умная женщина, ничего подобного делать я не стала.
Так ничего и не вычуяв, и махнула хвостом и отправилась к своим хвостикам — каша, знаете ли, сама себя не сварит.
Я брела по дорожке, пинала случайные комки снега, и вообще, пребывала в изысканной меланхолии, когда на меня налетел Филлипыч. В прямом смысле — налетел, придержал за плечи, чтоб не шлепнулась, и поинтересовался у меня откуда-то сверху нашей разницы росте:
— Ты чего приуныл, Колобок?
— Есть готовить не хочу, — честно, как на духу, созналась я в грехе бесхозяйственности.
— Да кто ж тебя допустит?! — искренне изумился друг. То есть, человек, которого я когда-то им считала.
И пока я прикидывала, как морально уничтожить эту версту коломенскую, чтоб не смел больше принижать моих неоспоримых достоинств, он развил свою мысль:
— Шашлык — дело мужское! — и уже серьезно, без шуток, спросил, — Лен, ты не знаешь, что происходит?
— Знаю, — призналась я, сгребла Игоря под руку, и мы побрели по дорожке парой. — Игорь, только это не для передачи… “Тихий лес” кто-то из наших поджег.
Я локтем ощутила, как он дернулся и напрягся от такой новости, а емкий и нецензурный комментарий предпочла не расслышать, и невесело кивнула, подтверждая — да, я не шучу.