После франко-прусской войны Бисмарк находился в зените славы, господствующая юнкерско-буржуазная верхушка Германии сделала «железного канцлера» своим кумиром. Положение империи на международной арене выглядело прочным и германская дипломатия, казалось, могла почивать на лаврах: Франция была сокрушена, отношения с Австро-Венгрией можно было считать удовлетворительными, со стороны Великобритании и России не было оснований ожидать каких-либо осложнений. «Я скучаю, – говорил Бисмарк. – Все великие дела совершены. Империя создана. Враждебные коалиции легко предупредить. Охотиться на зайцев у меня нет никакого желания. Вот если бы можно было уложить крупного кабана – другое дело. Тогда я ожил бы». Разумеется, это была шутка. В действительности положение империи не выглядело так идиллически, и вовсе не легко было предупредить возможность появления антигерманской коалиции. Позор Седана и аннексия Эльзаса и Лотарингии породили реваншистские настроения во Франции. В Австрии не забыли поражение 1866 г. и вытеснение своего влияния из немецких земель, что питало антигерманские настроения у части правящих кругов. В России имелась группа влиятельных политических деятелей во главе с канцлером A. M. Горчаковым, который считал германскую опасность очень серьезной и предполагал действовать в том направлении, чтобы положить предел дальнейшему усилению Германии.
Бисмарк отлично осознавал, что соседние с империей страны неизбежно будут стремиться к сплочению на базе противодействия Германии. Одно время он не исключал возможность австро-русско-французского альянса. По собственному признанию Бисмарка его преследовал «кошмар коалиций». С целью не допустить или, по крайней мере, отсрочить создание антигерманской коалиции, Бисмарк с присущей ему неиссякаемой силой воли, сочетавшейся с трезвостью оценок и четким пониманием долгосрочных целей политики, приступил к решению важнейшей задачи – созданию военно-политического блока под эгидой Германии, с тем, чтобы изолировать Францию, которую он считал «врагом № 1», и обеспечить благоприятную дипломатическую обстановку для превентивной войны против нее. Подобный блок должен был также обеспечить Германской империи внешнеполитическое могущество и доминирующие позиции в Европе.
Бисмарк начал с того, что выступил инициатором сближения Германии с Россией и Австро-Венгрией, используя идею монархической солидарности для укрепления «порядка» на континенте после подавления Парижской коммуны 1871 г. Особых преград на этом пути не стояло. Россия стремилась обезопасить себя на Западе в условиях обострения борьбы с Англией на Востоке, а также не допустить австро-германского сближения на антирусской основе. Для Австро-Венгрии сближение с Германией являлось естественным в силу общности экономических и политических интересов. К тому же оно могло стать важным фактором укрепления международного и стабилизации внутриполитического положения двуединой монархии в обстановке подъема национально-освободительного движения подвластных ей народов. Назначение в 1871 г. австро-венгерским министром иностранных дел Д. Андраши ознаменовал коренной поворот во внешней политике монархии.
Андраши, венгр по национальности, не испытывал никакого предубеждения по отношению к Пруссии, с которой его родина никогда не сталкивалась. Более того, в Пруссии, а затем и в объединенной Германии, он видел лучшую гарантию против возрождения опасных для Венгрии и дуализма великоавстрийских тенденций. Андраши направил острие своей внешней политики на Балканский полуостров и повел там решительную борьбу с Россией. Впоследствии такая же антирусская направленность отличала политику Г. Кальноки, председателя совета министров и министра иностранных дел Австро-Венгрии (с 1881 по 1895 гг.). Для Андраши, а позже и для Кальноки, была необходима поддержка германского правительства. Бисмарк, отвлекая внимание австрийцев от Центральной Европы, поощрял их активность на Балканах, которые стали рассматриваться венским руководством как главный и единственный объект экономической и политической экспансии. Австро-Венгрия и Россия, ведя соперничество между собой, старалась привлечь Германию на свою сторону.
В сентябре 1872 г. в Берлине состоялось свидание Вильгельма I, Франца Иосифа и Александра П. Монархи присутствовали на военных смотрах, парадных обедах, театральных представлениях. Тем временем сопровождавшие их министры иностранных дел вели деловые переговоры. Бисмарк убеждал Андраши не обострять отношения с Россией и искать с ней общие точки соприкосновения. Горчакова он заверял, что смотрит на тесное соглашение с Россией как на единственно разумную политику для Пруссии и что последняя никогда не забудет оказанных ей Россией во время войны с Францией услуг. Между Андраши и Горчаковым была достигнута устная договоренность, что Россия и Австро-Венгрия будут придерживаться статус кво на Балканах и принципа невмешательства, если помимо их воли статус кво на полуострове будет все-таки нарушен.
В мае 1873 г. Вильгельм приехал с ответным визитом в Петербург в сопровождении канцлера и начальника Генерального штаба. Во время визита была подписана русско-германская военная конвенция. В ней говорилось, что если какая-либо европейская держава нападет на одну из договаривающихся сторон, то последняя в возможно кратчайший срок получит помощь в виде 200 тысячной армии. При подписании конвенции Бисмарк заявил русским, что она будет иметь силу только в случае присоединения к ней Австро-Венгрии. Спустя месяц Александр вместе с Горчаковым посетил Вену. Это была первая после Крымской войны поездка царя в австрийскую столицу. Она означала, что российский монарх предавал забвению проявленную тогда «неблагодарность» Австрии. Александр и Горчаков попытались склонить Франца Иосифа присоединиться к русско-германской конвенции. Австрийцы предпочли менее обязывающее политическое соглашение, которое и было подписано 6 июня 1873 г. в Шенбурне, под Веной. Документ имел форму договора между монархами: оба они обещали друг другу в случае возможных разногласий договариваться с целью не допустить разъединения двух стран; в случае угрозы нападения третьей державой, монархи обязывались условиться о совместной линии поведения; если бы в результате достигнутой договоренности требовались военные действия, характер их определила бы военная конвенция, которую в таком случае еще надлежало заключить. 23 октября того же года по приезде в Вену Вильгельм присоединился к Шенбурнскому соглашению. Оно и получило громкое, но неточное название Союз трех императоров – на деле это был не союзный договор, а скорее консультативный пакт.
Для берлинского кабинета главной целью достигнутого соглашения оставалась изоляция Франции. Но как раз в Петербурге не хотели, чтобы оно приобретало антифранцузскую направленность. Российское правительство давало понять, что если на Францию нападут, она получит защиту. Бисмарк считал ресурсы и стойкость России неисчерпаемыми, а войну с ней, тем более одновременно с Францией, катастрофичной для Германии. При этом он не переставал доказывать стратегам из Генерального штаба, разрабатывавшим различные варианты военных планов, что в России нет объектов, овладением которыми германская армия могла бы завершить войну. Бисмарк надеялся, что Россия, занятая восточными делами, позволит Германии беспрепятственно распоряжаться в Европе. Первым серьезным испытанием Союза трех императоров стала военная тревога 1875 г.
В Берлине были неприятно удивлены, что Франция быстро оправлялась от нанесенного ей поражения. За два года она завершила выплату огромной контрибуции, и германские оккупационные войска должны были покинуть французскую территорию. В немецкой прессе развернулась яростная кампания против Франции, которая, якобы, намеревалась напасть на Германию. За дружественный нейтралитет во время войны с Францией Бисмарк предложил российскому правительству содействие на Востоке. Но Александр II не поддался на эту уловку. Будучи проездом с германской столице, царь недвусмысленно высказался против воинственных намерений в отношении Франции. Бисмарк ретировался, взвалив всю ответственность на генералов, «ничего не смыслящих в политике». Военная тревога 1875 г. охладила русско-германские отношения. До разрыва Союза трех императоров дело не дошло, партнеры еще сохраняли заинтересованность в его существовании. Однако начавшийся вскоре восточный кризис обнаружил всю глубину противоречий между ними. Враждебность к России австрийской политики во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и Берлинского конгресса 1878 г. была очевидной. Австро-Венгрия совместно с Англией сделали все, чтобы свести на нет успехи русского оружия и ослабить позиции России на Балканах. Бисмарк на Берлинском конгрессе оказал поддержку антирусскому блоку. Союз трех императоров распался.
Восточный кризис 70-х гг. создал ту международную ситуацию, которую Бисмарк считал желательной с точки зрения германских интересов. Кризис заставил канцлера точно сформулировать отношения к его двум союзникам, наполнить определенным содержанием уже существующие, но пока еще не до конца ясные очертания этих отношений. Сохранение монархии Габсбургов было необходимо Германии. В последней существовала, например, уверенность, что в случае развала Австро-Венгрии на ее месте появятся национальные славянские государства с ориентацией на Россию, под влияние которой попал бы и весь Балканский полуостров. Политика Бисмарка после войны 1866 г. была направлена на сохранение Австро-Венгрии: его одобрение системы дуализма и поддержка венгров, когда им грозила опасность усиления славянского элемента в противовес дуализму и предпочтение интересов Австрии интересам России в Восточном вопросе. Если сохранение австрийской монархии было необходимо, то союз с ней, вытекавший из соображений и внутренней, и внешней политики новой Германии, становился неизбежным, как в свое время для Пруссии был необходим предварительный разгром Австрии. Такой союз обеспечивал германской политике независимость от политики России, а позже – германскую гегемонию на европейском континенте.