и ящик выкатывает, красный в этот раз.
Она, ты видишь? Дедушка шептал,
Та самая, которая пропала. Она.
Возможно, что она. Все, что я видел —
сверкающая женщина, а рядом – моя бабуля
(смутившись, жемчуг теребя).
Та женщина нам улыбнулась и замерла,
Как каменная или из пластмассы.
А фокусник тут ящик подкатил,
туда, где бабушка ждала, поставил.
Тут он заговорил с ней: где живет, откуда, как зовут,
и все такое.
И: мы случайно раньше не встречались? Бабуля покачала
головой.
Открыл он ящик, и она зашла.
Нет, кажется, не та, тут дедушка продолжил,
размышляя, у той, кажись, темнее волос.
Я ничего в ответ сказать не мог.
Гордился бабушкой и был смущен,
надеясь, не сделает та ничего такого, за что краснеть
придется;
песен петь не станет. Тут дверцу
за ней захлопнули, а наверху, где голова, открыли
оконце. Перл! С тобой там все в порядке? С улыбкой
она кивнула, фокусник прикрыл оконце. Ассистентка
дала ему футляр, и из него достал он меч, и тем мечом
разрезал
тот ящик, а потом еще, еще,
и дедушка, смеясь, мне пояснял:
Лезвие там не закреплено, вместо него другое,
фальшивое, его-то мы и видим.
Тут фокусник достал лист из металла
и им разрезал ящик пополам.
И верхнюю взяв половину,
где половина бабушки была,
поставили ее на сцену.
Вот эту половинку.
Открыл он вновь окошко на минутку,
оттуда бабушка на нас смотрела
доверчиво. Когда закрыл окошко в прошлый раз,
она спустилась вниз по лесенке,
теперь стоит там,
мой дедушка мне тихо сообщил.
Она потом расскажет, как это делается.
Лучше б помолчал он: мне так хотелось волшебства
тогда.
Теперь в тот ящик воткнули два ножа, туда, где шея.
Вы там еще, скажите, Перл? А может,
хотите песню нам исполнить?
Она запела «Дейзи, Дейзи». Он поднял ящик,
стал ходить по сцене, и голос доносился
то с одного конца, а то с другого.
Но это он поет, сказал дедуля, ведь голос-то его.
Похож на бабушкин, я возразил.
Конечно же похож, конечно! Он умеет.
Он в этом дока. Он собаку съел.
Тут фокусник открыл вновь ящик,
теперь размером с шляпную коробку.
Бабуля песенку свою допела и затянула новую:
Э-эй, а вот и мы, возничий пьян, лошади еле плетутся,
и мы возвращаемся, мы возвращаемся
назад, назад, обратно в город Лондон. Бабуля
там родилась, бывало, вспоминала
вдруг что-то страшное из детства. Как однажды дети
ворвались в магазин ее отца, крича: Жид, жид порхатый!
Еще не разрешала она носить мне черную рубаху,
ей были памятны те марши через Ист-энд:
чернорубашечники Мозли
сестре под глаз поставили фингал.
А фокусник неспешно, взяв нож,
разрезал поперек коробку. И пение в тот миг оборвалось.
Потом, соединив все части, достал из них свои ножи
и меч,
открыл окошко сверху; там бабушка моя нам улыбалась
смущенно, приоткрыв в улыбке
прокуренные зубы. Вновь закрыв окошко,
достал он нож последний, а потом
открыл и дверцу, но там было пусто.
Он сделал жест – и красный ящик тоже
исчез. Там, в рукаве, услышал шепот деда,
но что хотел сказать, он сам не знал.
Два голубя через кольцо огня летали, по его веленью,
а после
сам фокусник в дыму вновь растворился.
Она под сценой или за кулисой,
сказал мне дед, пьет чай теперь,
с цветами к нам вернется иль коробкой
конфет. Я б предпочел второе.
На сцене танцовщицы отплясали, в последний раз
к нам вышел грустный комик.
А на поклон в финале вышли все.
Отличная работа, сказал мне дедушка. Твои глаза вострее,
смотри внимательно, сейчас, наверно, выйдет.
Но нет. Не вышла. А на сцене пели:
Тебя несет волна на гребне,
все выше и вперед,
и солнце светит.
Занавес упал, мы протолкались в холл и там слонялись.
Потом спустились к входу в закулисье
и ждали там, пока бабуля выйдет.
Но вышел фокусник, одетый по-простому,
и ассистентка – не узнать ее без грима.
Мой дедушка его остановил, но тот пожал плечами:
по-английски
не говорю, достал
из-за уха моего полкроны, а дальше
во тьму и дождь он вышел.
И бабушку я больше не увидел. Мы домой вернулись
и стали жить как прежде.
И дедушка готовил нам еду. А это значит,
что на завтрак, обед и ужин и на файв-оклок мы ели
тосты и мармелад в серебряной фольге
и пили чай. Пока я не вернулся
к родителям.
Мой дедушка так резко постарел, как будто годы
над ним возобладали в одну ночь.
О Дейзи, Дейзи, пел он, дай мне ответ.
Если б одна ты была на свете и я один,
Отец сказал бы, не робей, мой сын.
В нашей семьей голос был лишь у дедушки,
его прочили в канторы,
но ему приходилось печатать снимки,
починять приемники и электробритвы…
Братьев – известный дуэт «Соловьи» —
по телевизору мы раньше смотрели.
Дед свыкся с одиночеством как будто. Но однажды,
когда за леденцами, вниз, на кухню,
по лестнице спустился ночью, я увидел
дедулю. Он там стоял босой,
метал в коробку нож и пел:
Ты заставил меня полюбить, а я того не хотела.
Я не хотела.
[1996]Терри ЛэмслиОтдых
Может, картина Луиса Рея «Глазные яблоки» и не была такой эффектной, как три его предыдущих вклада в проект, но она завершила его связь с серией, подытожила линию из четырех обложек – которые, с моей точки зрения, представляют собой бесспорную вершину оформления и обрамления Best New Horror.
Поскольку «Предисловие» достигло сорока восьми страниц, а «Некрологи» – двадцати одной, редакторская часть книги, наконец, стала не менее существенной, чем художественная. В тот раз я обратил внимание на снижение количества публикаций в жанре ужасов во второй половине девяностых и предсказал возрождение жанра с приходом нового тысячелетия.
Если оглянуться назад, ужасы так и не вернулись к головокружительным вершинам популярности восьмидесятых, но после нескольких лет американских горок жанр, наконец, снова доказал свою издательскую жизнеспособность – пока не начался следующий цикл падения.
В число двадцати четырех рассказов входил последний вклад Карла Эдварда Вагнера в серию (одна из поздних работ под названием Final Cut). Так же состоялось первое из двух появлений в цикле литератора Йена Синклера с рассказом Hardball. Восьмой том являлся одним из редких случаев, когда я не взял в сборник рассказ Рэмси Кэмпбелла, поэтому ему я – с опозданием – посвятил книгу.
Вплоть до того момента я успешно ограничивал участие авторов – за исключением соавторских работ – одним рассказом на том. Однако публикация второго замечательного сборника Терри Лэмсли под названием Conference with the Dead: Tales of Supernatural Terror вынудила меня нарушить собственное правило и, наконец, включить в сборник два рассказа одного автора. Его полная мрачного юмора история «Гуляя с собакой» открывала том, а представленный ниже и еще более треплющий нервы рассказ обеспечил восьмому сборнику The Best New Horror незабываемое завершение.
Вместо того чтобы, как сказала бабушка, сразу раздеться, Дэнни оттянул одну из плотно закрытых занавесок и снова посмотрел направо, на пристань, стоявшую на краю порта. Ему было интересно, что делают люди в лодке. Небольшая посудина, рыбацкий смэк, пристала к берегу пятью минутами раньше, и мальчик с восторгом наблюдал за тем, как легко команда маневрировала лодкой – словно парковала машину. Небо темнело, и море было гладким, черным и блестящим, не считая белого кружева крошечных волн, окаймлявших пляж.
Мальчик уже не различал корпуса корабля, но пристань выстроили из бледного, чуть желтоватого камня, на фоне которого был виден силуэт верхней части лодки и угадывались движения двух моряков.
С помощью лебедки, которой с пристани управлял третий мужчина, они подняли с палубы громоздкий предмет, какую-то коробку. Прежде чем показалась лодка, этот третий какое-то время ждал их, глядя в море. Дэнни упросил бабушку открыть верхнее окно, потому что вечер стоял угнетающе жаркий и в комнате отеля царил ровный земляной запах, словно в теплице зимой. И теперь мальчик слышал грохот лебедочной цепи, поднимавшей накренившуюся коробку в воздух, и лающие команды человека, стоявшего за рычагами. Это был очень крупный мужчина, одетый в не по сезону тяжелую одежду, в которой походил на медведя. Дэнни подумал, что он и двигается как медведь – переваливаясь, косолапо. Казалось, ему сложно сохранять равновесие.
Когда груз поднялся на высоту его плеч, мужчина резко развернул стрелу веревкой, конец которой был привязан к верхней части подъемника, потом медленно опустил коробку на пристань. Должно быть, она выскользнула из цепи, потому что Дэнни увидел, как коробка внезапно упала с последних нескольких дюймов. Звук, с которым она рухнула на пристань, навел его на мысли, что ящик очень тяжелый и сделан из дерева.
Медведеподобный мужчина быстро обошел вокруг груза, осматривая ящик, потом что-то резко крикнул тем, кто оставались в лодке. В рубке в передней части лодки немедленно зажегся свет. Раздался стук двигателя, мужчина отдал концы, и судно по дуге направилось в глубину залива, оставляя за собой расширяющуюся дугу пены, похожей на мятую фольгу.