То, как эти ребята подтачивали чужие суждения, было поистине удивительно.
– Конечно, имеются, – ответил я. – Что ей – то и ему. По справедливости.
– Безусловно, сэр, – отозвался мистер Треск, – и, если позволите, это даже единственный справедливый выбор. А справедливость требует, чтобы мы, прежде чем углубиться в подробности дела, должны проверить представленные вам доказательства. И когда я говорю о справедливости, сэр, то имею в виду справедливость в отношении вас самого, поскольку лишь доказательства, увиденные вами лично, позволят нам взглянуть на дело так, как смотрите на него вы.
Я снова невольно взглянул на нижний ящик.
– В этом нет необходимости. Вы встретите мою жену в нашем загородном имении, «Зеленые…».
Я осекся, когда рука мистера Тумака вдавилась мне в плечо, а сам он нагнулся и открыл ящик стола.
– Боюсь, здесь мы не согласимся, – сказал мистер Треск, – но иногда мы лучше, чем наши клиенты, знаем, в чем есть необходимость, а в чем нет. Помните, сэр, если неразделенный стыд отравляет душу, то стоит его с кем-то разделить – и он положит начало исцелению. К тому же боль быстро проходит.
Мистер Тумак достал бумаги из ящика.
– Мой партнер, думаю, согласится, что ваше самое сокровенное желание заключается в том, чтобы мы осмотрели доказательства, – сказал мистер Треск. – Иначе вы не выдали бы их местонахождение. Мы предпочли бы получить от вас явное указание, но при отсутствии такового сойдет и неявное.
Раздраженный, я неопределенно махнул рукой, и они с готовностью расценили этот жест по-своему.
– Тогда все… как вы там говорите, сэр? Все…
– Все по плану, все под контролем, – пробормотал я.
– Именно. Мы всегда считали очень важным находить общий язык с клиентами, поэтому стараемся использовать привычные для них выражения, – он принял документы из рук мистера Тумака. – Мы осмотрим содержимое этой папки за своим столиком. Когда осмотр будет закончен, мы с партнером посоветуемся. А затем вернемся за дальнейшими указаниями.
Они пересекли кабинет и заняли два соседних стула с ближайшего края стола, выставив мне свои одинаково широкие спины в черных пиджаках. Шляпы они положили по бокам, а папку – между собой. Безуспешно попытавшись отвернуться, я поднял трубку и спросил секретаря, звонили ли мне за это время и какие встречи были запланированы на утро.
Мистер Треск открыл папку и наклонился вперед, чтобы изучить самую верхнюю фотографию.
Секретарь сообщила, что Маргарита звонила с дороги и спрашивала о моем здоровье. Спина и плечи мистера Треска задрожали, насколько я понял, от отвращения. Чей-то отпрыск был назначен мне на два часа дня, а в четыре должен был прийти один таинственный джентльмен. По плодам их узнаете их[101], и миссис Рампейдж проявила себя заботу, спросив, не желаю ли я, чтобы она позвонила в «Зеленые трубы» в три часа. Мистер Треск шумно выложил какую-то фотографию перед мистером Тумаком.
– Думаю, не стоит, – ответил я. – Еще что-нибудь?
Она ответила, что Гиллиган выразил желание встретиться со мной лично – то есть без Шкипера. Со стороны столика донеслось бормотание.
– Гиллиган может подождать, – сказал я, и бормотание, которое, как я думал, выражало тревогу и сочувствие, стало громче и оказалось весельем.
Они хихикали, и это был сдавленный смех!
Я положил телефон и сказал:
– Джентльмены, ваш смех неприемлем!
Возможный эффект этого замечания был сведен к нулю всплеском грубого хохота. Думаю, в ту минуту я потерял что-то еще… какую-то частичку своей души… что-то вроде гордости… вроде достоинства… но было ли это хорошо или плохо, я сказать не мог. Какое-то время – невозможно долгое – они находили в тех мерзких фотографиях причины для смеха. Мои редкие попытки их угомонить оставались неуслышанными, и они просто передавали жуткие изображения туда-обратно, мгновенно отбрасывая одни и возвращаясь к другим, чтобы взглянуть во второй, третий и даже четвертый и пятый раз.
Наконец, деревенщины откинулись назад, издали еще пару ностальгических смешков и положили снимки обратно в папку. Затем, все еще подергиваясь от смеха, смахивая слезы с глаз и ухмыляясь, пересекли кабинет и бросили папку мне на стол.
– Ох, сэр, какие восхитительные ощущения, – сказал мистер Треск. – Природа во всем ее сладострастном, романтическом великолепии, если можно так выразиться. И крайне возбуждающе, я бы сказал. Верно, сэр?
– Я не ожидал, что вас это развеселит, – пробурчал я, запихивая эту мерзость в ящик и убирая с глаз долой.
– Смех – это просто часть того возбуждения, о котором я говорю, – сказал он. – Если только мой нюх меня не обманывает, а пока он ни разу не подводил, сами-то вы почувствовали возбуждение иного толка, когда рассматривали эти фотографии, я прав?
Я отказался отвечать на эту колкость, но почувствовал, что к щекам прилила кровь. И вот опять – слизни и личинки.
– Внутри мы все одинаковые, – сказал мистер Треск. – Попомните мои слова. Неразделенный стыд отравляет душу. К тому же боль быстро проходит.
Теперь я просто не мог отвечать. О чем он говорил? Что это за боль, которая быстро проходит? Боль обманутого мужа, стыд за свою реакцию на фотографии, ужас перед этими деревенщинами, которые знали, что я сделал?
– Вам поможет, если вы, сэр, повторите за мной: боль быстро проходит.
– Боль быстро проходит, – проговорил я, и эта примитивная фраза напомнила мне, что передо мной стояли обыкновенные деревенщины.
– Молвил как ребенок, – сказал мистер Треск, крайне неприятным тоном, изображая чистейшую невинность. А затем вдруг перешел к делу, спросив, где можно найти Маргариту. Не упоминал ли я о загородном имении под названием «Зеленые…»?
– «Зеленые трубы», – произнес я, отгоняя прочь неприятное впечатление, захватившее меня в последние несколько мгновений. – Вы найдете ее в конце ***-лейн, свернув направо с ***-стрит, чуть к северу от городка ***. Ориентируйтесь по четырем зеленым дымоходам, они хорошо видны над забором вдоль всей ***-лейн. Это единственное здание в округе, так что вряд ли ошибетесь. Моя жена уехала из дому сегодня в десять утра, значит, доберется туда… – я взглянул на часы, – …через тридцать-сорок минут. Она откроет парадные ворота, заедет в них и бросит открытыми – она всегда так делает. Инстинкт самосохранения у нее слабее, чем у воробышка. Как окажется на территории, то проедет по дорожке и откроет ворота гаража электронным пультом. И уверяю вас, их тоже оставит открытыми, как и входную дверь в дом.
– Но ведь у вас есть горничные, повара, прачки, коридорные и прочие, – сказал мистер Тумак. – И вдобавок управляющий, который дирижирует всем этим оркестром и ходит, стуча в двери и проверяя, закрыты ли они. Вот бы еще отправить их всех в отпуск…
– Я отпустил всю прислугу на месяц, – сказал я.
– Весьма находчиво, – одобрил мистер Треск. – Вы просто дьявольски умны, сэр.
– Возможно, – отозвался я, благодарный за восстановление должного равновесия. – По пути Маргарита остановится, чтобы купить продукты и все необходимое, так что сначала будет заносить сумки на кухню – это первая дверь справа по коридору, если идти из гаража. Затем, думаю, поднимется по лестнице и проветрит спальню, – взяв ручку и лист бумаги из верхнего ящика стола, я принялся рисовать схему расположения комнат в доме. – Она может заглянуть в библиотеку, столовую и гостиную, чтобы пооткрывать ставни и некоторые окна. Где-то между этим позвонит по телефону. Затем выйдет из дома через заднюю дверь и по тропе вдоль обрыва направится в длинное невысокое здание, которое выглядит следующим образом, – я схематично обрисовал студию, которая располагалась среди деревьев над Гудзоном. – Это студия звукозаписи, которую я ей построил. Она наверняка проведет там весь остаток дня. Если она внутри, вы поймете это по свету в окнах.
Я видел, как Маргарита улыбалась сама себе, когда вставляла в замок ключ мастерской. Увидел, как она входит и зажигает свет. Волна нахлынувших чувств лишила меня дара речи.
Мистер Треск вызволил меня из забытья, спросив:
– Как вам кажется, сэр, когда леди остановится, чтобы воспользоваться телефоном, она станет звонить тому энергичному джентльмену?
– Да, непременно, – ответил я, с трудом прикусив язык, чтобы не назвать частного детектива болваном. – Она использует первую возможность сообщить ему о свалившемся на них счастье.
Он кивнул мне, изобразив на лице чрезмерную осмотрительность, – я сам так себя вел при разговоре с робкими клиентами.
– Позвольте нам остановиться здесь подробнее, сэр. Оставит ли леди подозрительную запись в списке ваших звонков? Не более ли вероятно, что звонить она станет вам самому, сэр? Насколько я вижу ситуацию, звонок этому атлетичному джентльмену уже будет к тому времени сделан – откуда-нибудь с обочины дороги или из магазина, куда она заезжала за продуктами.
Хотя мне не нравились его замечания по поводу физической формы Лессона, я признал, что он мог быть прав.
– В этом случае, сэр, а я знаю, что столь быстрый ум, как ваш, уже обогнал мой, вы, наверное, пожелаете ответить супруге с предельной душевностью, чтобы никоим образом не выдать своих намерений. Но после того, через что вы прошли, я уверен, это само собой разумеется, сэр.
Не удостоив это замечание вниманием, я спросил:
– Не пора ли вам выдвигаться в путь, господа? Что толку терять здесь время?
– Полагаю, нам следует задержаться здесь до конца дня, – сказал мистер Треск. – Мы находим, что в таких печальных делах, как ваше, эффективнее всего расправляться с обеими сторонами одновременно, когда они оказываются в подходящем положении и их можно застать врасплох. Джентльмен, вероятно, оставит свое рабочее место в конце дня, а значит, едва ли появится в вашем прекрасном загородном доме раньше семи или, скорее даже, восьми вечера. В это время года в девять часов еще достаточно светло, и нам не удастся спрятать машину, войти в дом и приступить к делу. Но в одиннадцать часов, сэр, мы сможем позвонить с первичным отчетом и получить дополнительные инструкции.