– И сюда, попросту говоря, входит все на свете, – добавил мистер Тумак, любовно взглянув на последний дюйм своей сигары. Он бросил окурок на мой ковер и растер туфлей. – Пища и питье ждут нас, сэр.
– И, раз уж речь зашла об этом, – вставил мистер Треск, – свой доклад мы продолжим в столовой, чтобы насладиться пиром, который соорудил для нас этот чудной разбойник Реджи Монкрифф.
До этой минуты мне и в голову не приходило, что у моего дворецкого, как и у всех остальных людей, есть имя.
– Нами движет великий замысел, – проговорил мистер Треск, вынимая изо рта непережеванные объедки. – Мы бедные странники, вы, я, мистер Тумак и даже молочник, и мы видим лишь малую его часть перед собой. Да и эту часть очень часто мы видим неправильно. И, разумеется, наши шансы понять этот замысел ничтожны. Но он всегда присутствует, сэр. Эту истину я привожу вам для вашего же успокоения. Мистер Тумак, подайте мне тост.
– Успокоение – это то, что желанно всеми частями человека, – сказал мистер Тумак, передавая партнеру держатель для тостов. – Особенно той его частью, что известна как душа и находит себе пищу в несчастьях.
Меня усадили во главе стола, а мистер Треск и мистер Тумак расположились по обе стороны от меня. Подносы и супницы перед нами были переполнены, поскольку мистер Монкрифф, обняв каждого гостя по очереди и устроив нечто вроде краткого совещания, приказал подать из кухни торжественный обед, значительно превзошедший их запросы. Кроме нескольких дюжин яиц и, наверное, двух упаковок бекона, он организовал мясное ассорти из почек, баранью печень, отбивные, бифштексы, а также пару чанов овсянки и какую-то вязкую стряпню, которую он представил, как «кеджери, как любил старый граф».
Почувствовав тошноту от запахов пищи, а также от вида месива во рту моих спутников, я снова попытался добиться от них отчета.
– Я не верю в великий замысел, – заявил я, – и уже столкнулся с большим числом несчастий, чем нужно моей душе. Расскажите же, что произошло в доме.
– Не просто в доме, сэр, – сказал мистер Треск. – Когда мы с мистером Тумаком приблизились к ***-лейн, то не могли не восхититься великолепием вашего дома.
– Мои рисунки вам помогли? – спросил я.
– Неоценимо, – мистер Треск наколол баранью отбивную и поднес ко рту. – Мы добрались до задней двери, что вела в вашу просторную кухню и посудомоечную. Там мы заметили свидетельства, говорившие о том, что там было двое, и они насладились ужином, усилив его добротным вином и завершив благородным шампанским.
– Ага, – произнес я.
– Руководствуясь вашими ориентирами, мы с мистером Тумаком обнаружили прелестную лестницу и вошли в дамские покои. Мы осуществили проникновение в тишине, достойной наивысшей похвалы, если можно так сказать.
– Проникновение, достойное медали, – подтвердил мистер Тумак.
– Две фигуры спали на кровати. Мы в безупречно профессиональной манере к ним приблизились: мистер Тумак с одной стороны, я с другой. С помощью приема, который ваш утренний клиент назвал фортелем, мы ввели их в состояние еще более глубокого сна, чем до этого, обеспечив себе таким образом добрых пятнадцать минут, чтобы разложить инструменты. Мы гордимся своей аккуратностью, сэр, и, подобно всем честным ремесленникам, питаем уважение к тому, чем работаем. Мы связали их и временно заткнули им рты. Тот мужчина, наверное, в прошлом занимался спортом, да?
Сияя деревенской веселостью, мистер Треск поднял брови и доел последний кусок своей отбивной, запив добрым глотком коньяка.
– Мне это не известно, – ответил я. – Но кажется, он немного играл в рэкетбол или сквош, или что-то в этом роде.
Детективы радостно рассмеялись.
– А я бы сказал, он больше похож на тяжелоатлета или футболиста, – сказал мистер Треск. – Сила и выносливость необыкновенной степени.
– Не говоря уже о приличной скорости, – добавил мистер Тумак с видом человека, предающегося нежным воспоминаниям.
– Вы хотите сказать, что он сбежал? – спросил я.
– Никто не сбежит, – сказал мистер Треск. – Так гласит Евангелие, сэр. Но можете себе представить, как мы удивились, когда впервые в истории нашей консультационной деятельности, – тут он хихикнул, – джентльмен гражданского класса сумел разорвать путы и освободиться от веревок, пока мы с мистером Тумаком занимались приготовлениями.
– Гол как сокол, – проговорил мистер Тумак, утирая выступившие у него от смеха слезы жирной рукой. – Как новорожденный зайчонок. И вот, нагреваю я утюг, который как раз принес из кухни, сэр, вместе с набором ножей, которые обнаружил ровно в том месте, где вы описывали, за что вам также огромное спасибо. Присаживаюсь на корточки, ни о чем не беспокоясь и чувствуя первый приятный зуд от возбуждения моего солдатика…
– Что? – воскликнул я. – Вы были голым? При чем здесь ваш солдатик?
– Спокойно, – ответил мистер Треск, сияя глазами. – Нагота – мера предосторожности против загрязнения одежды кровью и другими телесными выделениями, а люди вроде нас с мистером Тумаком с удовольствием упражняются в своем мастерстве. Внутри и снаружи мы ничем не различаемся.
– И даже сейчас? – спросил я, удивившись неуместности последнего замечания. Но затем мне стало понятно, что оно все же могло быть уместным – к величайшему сожалению.
– Вообще всегда, – сказал мистер Тумак, позабавившись оттого, что я упустил всю суть. – Если вы желаете услышать наш доклад, сэр, сдержанность была бы кстати.
Я дал ему знак продолжать.
– Как уже было сказано, я присел на корточки в чем мать родила рядом с ножами и утюгом, ни о чем не беспокоясь, и в тот миг услышал сзади топот маленьких ножек. «Ну привет, – сказал я про себя, – а ты у нас кто?». А когда обернулся через плечо, увидел того мужчину – он несся на меня, как паровоз. Дюжий, здоровый, сэр, это стоило видеть, не говоря уже о неожиданности обстоятельств. Я успел глянуть в сторону мистера Треска, который был всецело занят в другом месте, или, проще сказать, в кровати.
Мистер Треск, фыркнув, пояснил:
– Исполнением служебных обязанностей.
– В общем, передо мной стояла задача успокоить этого парня, прежде чем он помешал бы нашей работе. Он уже собирался броситься на меня, сэр, что и навело нас на мысль о его футбольном прошлом, забить меня насмерть, а потом спасти леди. И я схватил один из ножей. Затем, когда он налетел на меня, мне оставалось лишь хорошенько всадить нож ему в горло – а такое ввергает в страх Божий даже самых смелых парней. Они теряют свою сосредоточенность и становятся не опаснее маленьких щенят. Но про этого парня можно книги писать, потому что, не знаю, сколько потребовалось попыток, может, сто…
– Я бы сказал, вдвое больше, чтобы быть более точным, – вставил мистер Треск.
– …в общем, не менее ста, не хочу показаться нескромным. Я недооценил его скорость и подвижность и, вместо того чтобы всадить свое оружие ему в основание шеи, кольнул его в бок. Но для столь агрессивного нападающего – а такого можно встретить, наверное, одного на двадцать человек – это так же действенно, как пощечина пуховкой для пудры. И тем не менее я сбил его с толку – это был хороший знак, говоривший, что он с годами немного потерял форму. Затем, сэр, преимущество оказалось на моей стороне, и я с благодарностью ухватился за него. Я закрутил его, повалил на пол и сел верхом на грудь. Тогда-то я подумал успокоить его на весь вечер, взяв мясницкий нож и отняв ему правую кисть одним мощным ударом.
В девяноста девяти случаях из ста, сэр, отрезание руки лишает человека его решимости. И он стал вести себя очень спокойно. Это из-за шока, понимаете ли, он так действует на разум, а поскольку из культи кровь хлестала как черт знает что, извините за выражение, я оказал ему любезность и прижег рану утюгом – он был уже горячий, а если прижечь, то кровь перестает идти. То есть я решил проблему, и это факт.
– Это было доказано уже тысячу раз, – добавил мистер Треск.
– Шок здорово исцеляет, – сказал мистер Тумак. – Он как бальзам, как соленая вода для людского тела, но если шока или соленой воды окажется слишком много, то тело испустит дух. После того как я прижег рану, мне показалось, будто он вместе со своим телом решил сесть на автобус в лучший, как считается, мир, – он поднял указательный палец и, пристально посмотрев мне в глаза, запихнул себе в рот наколотые на вилку почки. – Это, сэр, целый процесс. Процесс, который не может произойти в один миг, и поэтому-то принимаются все необходимые меры предосторожности. Мы с мистером Треском не имеем и никогда не имели репутации людей, небрежно подходящих к своему делу.
– И никогда не будем ее иметь, – мистер Треск запил то, что было у него во рту, половиной бокала коньяка.
– Несмотря на то, что процесс еще шел, – продолжил мистер Тумак, – левое запястье джентльмена было крепко привязано к культе. Веревку снова использовали в областях груди и ног, в рот вернули кляп, и кроме того, я имел удовольствие стукнуть его молотком раз, и только раз, в висок, с той целью, чтобы вывести его из строя до тех пор, пока мы не приготовим ему все на случай, если он не сядет в автобус. Я также воспользовался моментом, чтобы перевернуть его и ублажить своего солдатика, что, надеюсь, не противоречило нашему соглашению, сэр, – он посмотрел на меня чистейшим невинным взглядом.
– Продолжайте, – сказал я, – только вы должны признать, что ваша история не имеет никаких подтверждений.
– Сэр, – сказал мистер Треск, – у нас есть кое-что получше.
Он наклонился так низко, что его голова исчезла под столом, и я услышал звук расстегивающейся застежки. Появившись снова, он выставил на стол между нами предмет, завернутый в одно из полотенец Маргариты, купленных для «Зеленых труб».
– Если вам нужно подтверждение, то я ничуть вас в этом не упрекаю, сэр, такой деловой человек, как вы, не должен доверять лишь словам. И мы завернули, будто подарок на день рождения, лучшее подтверждение этой части истории, которое только есть на свете.