Эти события были связаны с окончательным формированием и распространением поместий (асьенда). В своем конечном виде поместья представляли собой сочетание земельной собственности, сельскохозяйственного предприятия и постоянного поселения. В отличие от более ранних времен их особенность заключалась не в наличии рабов (хотя некоторые из них их имели) или участии в процессе колонизации, а в зависимости от свободных работников и смешении с индейскими поселками в центральных регионах страны. Эти новые поместья, которые были одним из самых характерных элементов сельского мира Новой Испании, укрепляли свои позиции по мере того, как многие свободные люди, обычно метисы, искали место, где можно поселиться, или когда в них приходили люди из поселков индейцев (временно или навсегда) в поисках работы или во избежание налогов. Так они становились пеонами, то есть наемными работниками, проживающими на территории этих предприятий и относительно защищенные ими (так как в те времена рабочей силы было мало, и она очень ценилась). Одновременно собственники старались расширить территорию своих владений, покупая или арендуя земли расположенных по соседству поселков. Между поселками и поместьями установились связи, которые в течение почти сотни лет находились в относительном равновесии.
Хотя поместья обычно располагались на обширных территориях, не все они были большими владениями. Их значение заключалась как в земле, так и в производимой продукции. И не все земельные владения являлись поместьями. Собственники, в свою очередь представляли собой не менее разнородную группу. Среди самых скромных были поселенцы со средним достатком и некоторые священники, почти все они — креолы и метисы (было сложно различить их), но в эту группу входили также касики индейских поселков. На другом конце этой шкалы находились разбогатевшие торговцы и владельцы рудников (креолы и выходцы с Иберийского полуострова), которые имели по пять или шесть больших поместий, а также церковное сословие — религиозные ордены (кроме францисканцев), иезуитские училища, женские монастыри, которые покупали и получали в качестве пожертвований многочисленные владения. Эти организации также приобретали многочисленные объекты городской недвижимости, и их нескончаемые капиталы позволяли им осуществлять кредитную деятельность. Все большее количество сельской собственности закладывалось в их пользу.
Типичное здание конвента XVI в. (перестроено) в Алькомане. Современное фото.
В отличие от этих примеров расширения индейские поселки почти во всех регионах Новой Испании с середины XVII столетия вошли в фазу политического распада. Поселки, наследники доиспанских государств, уже освободившиеся от своих касиков, разделялись в соответствии с различными участками или компонентами (субъекты и районы), переставали признавать установленные органы власти республики и стали требовать права создавать свои собственные, воспроизводя в миниатюре сословные черты первоначальной политической единицы. Правительство не возражало против этого, и в результате пять или шесть небольших поселков индейцев появлялись там, где сто лет назад был только один. Хотя в этих обстоятельствах многие поселения удовлетворили некоторые свои потребности — например, в большей безопасности общего имущества, — этот процесс упразднил еще остававшуюся политическую значимость индейских поселков, что стало дополнительным подтверждением того, насколько далеко в прошлом остались характерные для конкисты обстоятельства.
В быстро меняющейся окружающей действительности индейцам было непросто адаптироваться. Вторая половина XVII в. была отмечена рядом потрясений, связанных со злоупотреблениями властей, с ростом дороговизны, сокрытием продуктов и другими обстоятельствами подобного рода. Среди них выделялась распространившаяся практика многих коррехидоров и алькальдов: так называемое распределение товаров, которое заключалось в принудительной продаже (по завышенным ценам) различных продуктов среди жителей индейских народов. Иногда это предполагало также бессовестную эксплуатацию труда, когда население вынуждали покупать нити, чтобы затем заставить его продать (по минимальным ценам) изделия из тканей. Эту практику терпели до определенного момента как еще одно налоговое бремя, которым облагалось население, и воспринималась она как способ вознаграждения чиновников (которые практически не получали заработную плату или даже покупали свою должность). Пока злоупотребления не выходили за общественно приемлемые границы, их терпели, а когда выходили — то встречали протест в различных его проявлениях. Не будучи присущими исключительно этому этапу, в течение данного периода произошли региональные восстания (Теуантепек, 1660) и городские мятежи (Мехико, 1692), сопровождавшиеся проявлениями жестокости и имевшие политические последствия. Разбой на дорогах, ранее почти неизвестный, стал обычным явлением.
Происшедшие хотя и в других обстоятельствах, но подобные описанным злоупотребления властью спровоцировали крупное восстание населения Нуэво Мехико в 1680 г., в результате которого испанцы были изгнаны из провинции и смогли вернуться только через десять лет. Нуэво Мехико был периферийным районом, но это событие имело важное значение: оно стало первой неудачей прежде мощной экспансии на север и к тому же обозначило начало периода, в течение которого империя по разным причинам терпела другие, не менее тяжелые удары.
Французы, в то время бывшие врагами Испании (они только что закончили одну войну, длившуюся пять лет, и вскоре начали другую), осуществляли активное вторжение в Северную Америку. В 1685 г. участок техасского побережья был занят участниками неудачной французской экспедиции, которые вскоре погибли. Так как корона ревностно относилась к тому, что происходило в этой части континента, ответ не заставил себя долго ждать. Помимо других мер было решено продвинуться в Коауилу (в результате чего в 1689 г. был основан город Монклова) и укрепить несколько военных постов. Но предпринятые меры не смогли предотвратить событие, огромное значение которого станет понятным годы спустя: основание французской колонии Луизиана. Испания смогла компенсировать этот удар, заняв с 1697 г. Нижнюю Калифорнию под давлением иезуитов, которые хотели расширить свою миссию, но в итоге получили весьма скудные результаты.
Если корону беспокоила ситуация на севере, то еще больше ее беспокоила растущая активность англичан, французов и голландцев. Они господствовали в Карибском море, используя для этого пиратов или корсаров, которые, помимо других вылазок, атаковали в 1683 и 1685 гг., соответственно, Веракрус и Кампече. Ни денежная помощь, ни слабые оборонительные сооружения испанцев не предотвратили захват англичанами Ямайки в 1655 г., что позволило им пять лет спустя, опираясь на эту базу, занять обширную зону на востоке современного штата Табаско (в районе лагуны Терминос), где они останутся до 1716 г., а также Белиз, где они окончательно закрепились. Огромную тревогу вызвал их быстротечный захват Гаваны в 1692 г. Невезучие испанцы едва возместили себе эту потерю, захватив в 1697 г. оплот майя в Тайясале в сердце Петена, который оставался практически независимым.
Тот факт, что Новая Испания заканчивала XVII в. с несколькими английскими поселениями на своей территории, был очень значительным. Такое вмешательство, которое нельзя было представить себе сто лет назад, демонстрировало упадок морской мощи испанцев и усиление их врагов. С другой стороны, Новая Испания вошла в этап зрелости и вышла из изоляции, в которой она пребывала в течение своего начального периода. События внешнего мира оказывали на нее непосредственное влияние. Но не слишком сильное. Англичане вторгались в ту часть страны, которая оставалась практически незаселенной с конца XVI в., и к тому же Новая Испания ориентировалась в своей экспансии и интересах на север, дистанцируясь от Центральной Америки и даже от Юкатана. Если она и участвовала в делах, связанных с Карибским регионом, то только по требованию короны. Более болезненными оказались временная потеря Нуэво Мехико и приближение французов к побережью северо-востока — и то и другое вызвало немедленный и решительный ответ. Все сказанное, однако, влияло на периферию, но не на центр Новой Испании, и в этом была существенная разница.
Несмотря на растущую зависимость от событий внешнего мира, Новая Испания вошла в этап зрелости как страна, сконцентрировавшаяся на внутренних проблемах и относительно закрытая для внешнего мира. Прибрежные поселения не вели торговлю по морю, за исключением Веракруса, Кампече и Акапулько. Помимо прочего, активному использованию морских путей препятствовала боязнь пиратских нападений.
Новая Испания обращала все меньше внимания на свои восточные территории: Табаско, Юкатан, границы с Гватемалой. Уже упомянутый захват англичанами Белиза и лагуны Терминос рассматривался как неудача, которая не заслуживала карательных действий. Торговые связи с Гватемалой (которая с момента создания своего самостоятельного правительства включала в себя Чьяпас), имевшие важное значение до начала XVII в., шли на спад. Прибрежный район Соконуско, почти незаселенный со времен последних эпидемий, стал объектом территориальных споров, разрешением которых практически никто не занимался. На Юкатане между тем происходили события, которые делали из этой провинции практически отдельную политическую единицу. Он подчинялся Мексике в юридических и церковных вопросах, а его правительство теоретически признавало власть вице-короля, но внутренние проблемы Юкатана решались полностью автономно, а при необходимости обсуждались напрямую с Испанией. Экономика провинции была очень закрытой и сохранила архаичные структуры, среди которых выделялась энкомьенда. Правительство вице-короля редко проявляло интерес к этим вопросам.
Внешние границы Севера (который в эту эпоху обычно именовался «Септентрион») были совершенно размыты и простирались вдоль практически незанятого пространства. Первые вторжения атапасканских индейцев с севера континента — так называемых апачей — сделались еще одним источником беспокойства. Правительство потратило большие денежные суммы, для того чтобы организовать различные системы контроля. Из множества проектов по реорганизации и защите Севера предпочтение было отдано возведению цепочки