[60], впоследствии перепевали Астемир Апанасов (Кабардино-Балкария) и Анжелика Начесова (Адыгея) — популярные артисты, поющие преимущественно по-русски и работающие в так называемом общекавказском стиле.
В Кабардино-Балкарии популярная музыка также начиналась с попыток встроить черкесскую народную песню в советскую эстраду. Фольклорную линию в своем творчестве развивали такие исполнители, как Хаждал Кунижев, Валентина Сосмакова и Анатолий Отаров. Многие песни из их репертуара исполнялись под аккомпанемент адыгской гармоники и содержали отсылки к традиционному черкесскому мелосу.
Вместе с тем в республике предпринимались попытки выйти за региональные рамки и стать известным во всем Союзе, а не только на малой родине. Хороший тому пример — творчество солиста Кабардино-Балкарского музыкального театра Владимира Барагунова. Совместно с Зарамуком Кардангушевым и Евгением Гиппиусом он составил антологию «Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов». Важная часть творчества Барагунова — народные песни в сложной оркестровой обработке, которые представляют собой попытку объединить черкесскую образность и европейскую музыкальную драматургию[61]. Одновременно его можно считать и одним из основоположников черкесской (и говоря шире — кавказской) эстрады. В репертуар Барагунова входили также песни на русском языке, посвященные родным местам. Эти произведения по звучанию ближе к советской поп-музыке 1960-х, и ничего специфически черкесского, кроме тематики текстов, в них нет.
Самый известным во всем экс-СССР черкесским артистом был, наверное, Заур Тутов. Обладатель драматического баритона родился в селе Старая Крепость (ныне — город Баксан) в Кабардино-Балкарии, учился в музыкальном училище в Нальчике, а вскоре после удачного выступления на всесоюзном конкурсе в Минске был приглашен на работу в Москонцерт. В 1976 году он стал лауреатом конкурса Всероссийского конкурса «Красная гвоздика», в 1978-м принял участие в фестивале в Зелена-Гуре в Польше.
В интервью, специально взятом для этой статьи, Заур Тутов отметил, что основным языком творчества считает русский, но и родной, национальной культуре уделяет немало внимания. В репертуар певца всегда входили черкесские песни — как авторские, так и народные; при этом, как он сам подчеркнул, одно не мешает другому, а наоборот, гармонично дополняет. Среди любимых исполнителей, оказавших наибольшее влияние, Тутов назвал Владимира Трошина и Муслима Магомаева. Из адыгских песен он слушал «преимущественно то, что звучало на местном радио»; многие из этих песен впоследствии вошли в его репертуар.
Заур Тутов не делал акцента на своей национальной принадлежности: переехав в Москву в 1976 году, он преимущественно песни русских авторов на русском языке; многие из них («Как молоды мы были», «Как жили мы, борясь» и пр.) стали впоследствии известны в исполнении других артистов. Исполнял он и песни на русскоязычные стихи, написанные авторами из Кабардино-Балкарии (например, «Ладонь для птиц» на стихи Алима Кешокова).
В 2005 году Заур Тутов стал министром культуры и информационных коммуникаций КБР и начал проводить на родине значительно больше времени, чем в Москве. Возможно, это повлекло за собой и изменения в репертуаре: адыгских песен стало значительно больше. Среди них были как ремейки эстрадных хитов 1960–1970-х (например, песня «Уи цIэр Мадинэ хьэмэ Маринэ», ранее известная в исполнении Бориса Кужева), так и народные песни, в том числе и о событиях времен Русско-Кавказских войн[62].
В 2021 году Заур Тутов продолжает записываться и давать концерты; он достаточно успешно развивает традиции черкесской эстрады, заложенные в 1960-е. На концертах певец обязательно исполняет обработки народных песен, которые пользуются неизменным успехом у слушателей.
Были в советский период и необычные черкесские исполнители, ориентированные скорее на актуальные западные тенденции, нежели на национальную традицию. Яркий пример — майкопчанин Нурбий Емиж, который выступает и поныне. Тамара Нехай замечает: «Благодаря ему [Нурбию Емижу] я поняла, что адыгейская песня может звучать современно». В песнях Емижа не было ничего, что принято ассоциировать с традиционным кавказским звучанием: он пел на адыгейском языке, но его музыка была гораздо ближе к Uriah Heep, Smokie и венгерской рок-группе Omega, чем к именитым соотечественникам. К сожалению, его творчество осталось сугубо региональным феноменом, почти не получив известности за пределами Адыгеи.
В Кабардино-Балкарии в аналогичном ключе работала группа «ЗэгуруIэ» (сами музыканты переводят это название как «Совпадение», но вообще, более точный перевод — «Взаимопонимание»), все творческое наследие которой исчерпывается несколькими роликами на YouTube[63]. Группа существует и сейчас, иногда выступая в ресторанах Нальчика и Баксана, а также на местных рок-фестивалях.
В Карачаево-Черкесии тоже были ансамбли, соединявшие соло на электрогитарах и кавказские музыкальные традиции, — это ВИА «Абазинка» и «Абазги», основанные Владимиром Чикатуевым. Они исполняли песни как на родном абазинском, так и на черкесском, русском, карачаевском и абхазском[64] и успешно выступали с концертами не только на родине, но и по всему бывшему СССР.
Резюмируя, можно выделить три основные линии развития черкесской эстрады в советское время.
Во-первых — эстрадные обработки национальных мелодий с целью интеграции в общесоветскую песенную традицию. На раннем этапе эти обработки были интересными и во многом экспериментальными, но к определенному моменту стали стандартом, которому (это декларировалось как гласно, так и негласно) вся черкесская музыка, в особенности идущая за пределы республики, должна была соответствовать. Собственно, это одна из причин, по которой в современной черкесской музыке так мало разнообразия[65]: многие обработки фольклора (даже неплохие) кажутся сделанными по единому лекалу.
Во-вторых — песни на русском языке (нередко написанные черкесскими авторами) на национальную тематику (природа родного края, национальные обычаи, сюжеты из истории и т. п.). С песен такого рода (характерных не только для черкесских республик, но и для других регионов) начинается так называемая общекавказская эстрада. К этому направлению можно относиться по-разному, но нельзя не признать его роли в продвижении кавказской музыки на общесоюзную, а иногда и международную сцену.
В-третьих — попытки адаптации к черкесскому мелосу западных музыкальных направлений (джаза, рока и т. п.). В советское время они были немногочисленными и не получили должного признания — скорее всего, по причине языкового барьера и укорененности в региональные контексты, а также просто потому, что их продвижением никто по-настоящему не занимался. Кроме того, пик творческой активности этих исполнителей пришелся на период распада СССР и ранних 1990-х, когда жителям бывшей империи было не до музыки, в том числе и с национальным уклоном.
Постсоветский период: «Черные глаза» и другие
Десятилетие после распада СССР для черкесской поп-музыки, как и для всей российской культуры, стало переломным и противоречивым периодом. На первый взгляд, стало больше свободы: выросло значение и вес национального компонента в музыке, опубликованы и записаны многие песни времен Русско-Кавказских войн, которые в советский период были обойдены стороной. Именно на этой волне интереса к полузабытому прошлому стали возможны записи народных песен Зауром Тутовым и Тамарой Нехай. С другой стороны, коммерциализация сказалась на черкесской эстраде отрицательно: исчезла государственная поддержка, многие популярные ранее артисты утратили возможность выступать и выпускать записи. В кавказской поп-музыке начали формироваться новые течения, отмеченные влиянием русскоязычной дискотечной музыки и шансона, а также европейской, арабской и турецкой танцевальной культур. Впоследствии их стали объединять под общим названием турбофолк.
В XXI веке годы самые стереотипные (до карикатурности) хиты кавказского турбофолка были исполнены именно черкесскими певцами — это «Черные глаза» Айдамира Мугу из Адыгеи, а также «На дискотеку» и «За тебя калым отдам» Мурата Тхагалегова, родившегося и выросшего в Кабардино-Балкарии. Национально-культурная принадлежность исполнителя в них подчеркивается отчаянным акцентом, а также стилистическими и грамматическими ошибками в русском тексте (возможно, намеренными). Эти песни, написанные черкесскими авторами, в музыкально отношении мало чем отличаются от массовой музыкальной продукции из Дагестана или Краснодарского края. Визуальный ряд видеоклипов тоже очень характерен. Например, клип Тхагалегова на песню «На дискотеку» представляет собой набор стереотипов о жителях Кавказа: в нем изображены лихие джигиты, при этом не лишенные сентиментальности и способные сильно влюбляться.
Эту линию многие исполнители продолжают и сейчас: достаточно назвать Султана Лагучева и Ислама Итляшева — артистов из Карачаево-Черкесии, которые благодаря интернету стали известны и за пределами родной республики, причем не только среди представителей национальных диаспор. Они часто поют вместе и в своих песнях воспроизводят растиражированный СМИ образ кавказцев как этаких хулиганов. Одна из самых известных их песен так и называется — «Хулиган». Показателен и видеоклип на эту песню, в котором одетые в характерном стиле (кожаные куртки и клетчатая кепка) Лагучев и Итляшев преследуют на черном джипе девушек, повторяя: «Ради тебя я стану примерным, и для тебя я мужем буду верным». Эти образы и мотивы заимствованы из анекдотов и рассчитаны преимущественно «на экспорт», для выступлений за пределами родного региона.
Впрочем, сводить турбофолк исключительно к стереотипам было бы неверным. Многие исполнители в этом жанре стремятся подчеркнуть свое происхождение, обращаясь к темам национальной истории. Тот же Тхагалегов исполняет песню «Канжаль», посвященную Канжальской битве (1708), в ходе которой кабардинцы под предводительством князя Кургоко Атажукина нанесли поражение войскам