Ковалев лестно отзывается о талантах Зенцова как продюсера: «Когда с Жекой работаешь на студии, у него есть чуйка добавлять красивые элементы в музыку, мелодичные. Даже в тех записях, которые он делает дома, проявляется умение красиво вставить вокальную партию, правильно вставить бэки, сделать так, чтобы это здорово звучало, — рассуждает он. — Чувствуется, что человек с детства этому научен, ему это умение привито, и здесь я отдаю должное Татьяне Ивановне Щербаковой, которая руководит „Ковчегом“».
В новом техно-поп-звучании «Темноямска» его участники видят будущее группы. «Сейчас я считаю, что мы в состоянии сделать коммерчески <…> (потрясающий) продукт. Сделать успешное, популярное, емкое высказывание, в котором мы не изменим себе и продолжим говорить о своем, — рассуждает Тращенков. — С переходом к танцевальной музыке мы нашли музыкальный формат, который может продаться». По словам Зенцова, материала уже есть на целый альбом, песни для него игрались на выездном концерте в Москве и в калининградском порту, осталось лишь их записать и придать законченную форму проекту. «Наши идеи отфильтрованы временем, — говорит он. — Мы на пороге, мы это чувствуем».
В начале 2020 года Светлогорск вошел в основанную в Италии международную ассоциацию «Медленные города»[10]. Из 272 участников этого движения балтийский курорт — единственный из России. Идея ассоциации заключается в замедлении ритма жизни в пользу ее качества, а также различных маленьких радостей: развитии местной кухни, производстве товаров ручной работы, создании новых зеленых и пешеходных зон. Пусть и с небольшим опозданием, прилагательное «медленный» все же прикрепилось к Светлогорску на официальном уровне.
Город, да и вся область, на самом деле всегда были медленными: это отмечали практически все, кто приезжал сюда из Москвы или Санкт-Петербурга. Здесь будто слегка меняется само течение времени, а в период юности участников «Темноямска» — до появления в Светлогорске больших денег, масштабного строительства и туристических потоков — это ощущалось особенно сильно. Это не оправдание методов, но объяснение истоков калининградского синдрома — вязкая созерцательность пропитала «Темноямск» настолько, что даже найдя наконец-то форму, которая их полностью устраивает и с которой можно выйти к широкому слушателю, музыканты, вполне вероятно, перегорят, отложат ее в сторону и перейдут к чему-то другому.
Иван БелецкийЭнциклопедия неудач: краснодарский рок-андерграунд 2000-х и музыкальная утопия Владимира Акулинина
Родился в 1983 году в Краснодаре. Работает журналистом и редактором. Автор текстов для Colta.ru, «Горький», «Нож», «Новый мир», «Археология русской смерти» и других изданий. Основная сфера интересов — ностальгия, утопия, революция и эсхатология в популярной музыке. Ведет телеграм-канал «Хоть глазочком заглянуть бы…». Основатель группы Dvanov. С 2013 года живет в Санкт-Петербурге.
Любое околомузыкальное сообщество, будь то большая сцена или просто компания друзей с гитарами, состоит не только из участников, делающих музыку, но также из наблюдателей — хранителей памяти. Одни из них становятся востребованными в будущем — если к сообществу появляется интерес. Другие так и уносят свидетельства и воспоминания с собой, и о явлении забывают. Для краснодарского рок-андерграунда начала 2000-х годов таким хранителем был журналист и продюсер Владимир Акулинин, беззаветно собиравший информацию о деятельности и аудиозаписи местных групп. Только благодаря его усилиям мы можем теперь представить, каким был кубанский рок 2000-х. Десятилетие, которое принято представлять бесплодным, на поверку оказалось не таким уж и пустым.
Про Владимира Акулинина краснодарская рок-тусовка знала немного, хоть и пользовалась его услугами. Основным местом встреч местных рок-музыкантов и слушателей в 2000-х была небольшая площадь в самом центре города, у Дома книги на улице Красной. Двухкомнатная квартира Акулинина находилась (и до сих пор находится) неподалеку, в сталинке на улице Коммунаров. Она была превращена в дом-коммуну, нередко становившийся концертной площадкой. Владелец жилья не протестовал: он сам разделял идеалы коммунальной жизни, и именно сюда приходили все те музыканты, чью историю он писал. В этом бедном жилище с кроватью, шкафом и с неработающим туалетом постоянно собиралось человек пять — десять, а на квартирных концертах — еще больше. Там можно было встретить представителей разных субкультур и движений — хиппующих автостопщиков, бритых нацболов, поклонников русского рока в майках с Цоем, анархо-коммунистов, панков и металлистов. Одни заходили потусить на вечер, другие гостили неделями и месяцами.
Акулинин видел свою миссию в составлении архива краснодарского андерграунда с начала 1990-х и по середину 2000-х. Всего. Отовсюду. Без оглядки на сцены, субкультуры, качество музыки и успешность групп. Архива текстов — коллекции интервью, заметок, статей и фэнзинов, в конечном счете — в виде некой изданной на бумаге гипотетической энциклопедии. Архива звукового — коллекции записей коллективов и их компиляций, постоянно собираемых и пересобираемых по тому или иному принципу. Весь этот массив данных существовал сначала в физическом виде, затем был оцифрован и выложен в интернет. Он получил название «20 лет краснодарского андерграунда».
По нулям: краснодарская музыка в 2000-х
Что из себя представляла краснодарская музыка в начале XXI века? Можно назвать только одну местную группу, которая после распада СССР приобрела известность в масштабах страны[11], — это «Маша и медведи» во главе с Машей Макаровой, выпустившая в 1998 году альбом «Солнцеклеш» с хитом «Любочка». Плюс несколько менее влиятельных, но все-таки замеченных на общероссийском или даже международном уровне коллективов — абсурдистская группа «Зверство», работавшая в традиции «НОМа», алкогольно-задушевный «ДРЫНК» и Dasaev, гастролировавшие в конце 2000-х по Европе со смесью синти-попа и восьмибитной музыки. Все прочие проекты 1990-х и 2000-х, пытавшиеся перебраться в Москву или Санкт-Петербург («Белки на Акации», «Запой», «Небесная канцелярия»), имеющие очевидную локальную (бард Бадун, «Вдруг», «Беспризорники») или субкультурную («Засрали солнце») известность, так и не стали востребованными за пределами Кубани.
В Краснодарском крае была своя музыкальная жизнь — свои клубы и их звезды, свои энтузиасты, проводившие концерты и фестивали. По словам деятеля краснодарского андерграунда 1990–2000-х Игоря «Аяврика» Тихого, в начале 1990-х можно было без проблем снять площадку и провести на ней концерт локальных музыкантов. Посещаемость таких концертов могла измеряться в сотнях, а то и тысячах человек. «Какая-нибудь группа „Черная вдова“ могла за копейки арендовать ДК железнодорожников или Дом офицеров. Например, [приглашали] группы „Зверство“, „Глаз“, „Подземка“ — и зал [оказывался] полностью забит. Доходило до того, что в цирке устраивали трехдневный [музыкальный] фестиваль», — говорит Тихий[12].
Вторит ему музыкант и организатор концертов Евгений Греков, описывающий эпоху становления шоу-бизнеса так: «Фестивали-концерты на рубеже 1980–1990-х ничего не стоило организовать: появилось кооперативное движение с неадекватными персонажами, к которым можно было прийти, взять два аккорда на гитаре, выпить сто грамм водки — появлялись деньги, аппаратура, сцена»[13]. Определенная локальная популярность у местного рока была и во второй половине 1990-х. Тихий приводит в пример группу Underwater, игравшую хардкор и альтернативный рок: «Я выпускал их кассету: в начале 100 штук сделал — на презентации моментально ушли, потом еще 1000 штук за полгода; это 1997 год».
При этом, несмотря на большой интерес к року в конце 1990-х, в Краснодаре не сформировалось ни одной заметной сцены: «Черная вдова», «Подземка» и «Зверство» играли разную музыку и могут быть объединены только на основании некой абстрактной принадлежности к «року»[14]. Таким образом, краснодарский андерграунд 1990-х напрямую наследовал еще советской рок-клубовской традиции, идеологически отличавшей «рок» от всей другой музыки, но не слишком вникающей в движения внутри этого самого «рока». В Краснодаре, конечно, были металлисты и панки — но они органично вливались в большую тусовку «неформалов», в общую «сцену русского рока» и не пытались образовать независимое движение. Как вспоминает Игорь Тихий, «до середины 1990-х все друг друга знали. Тогда особо и не было разнообразия субкультур. Была „Поляна“, где собирались металлисты, и был „Арбат“[15], там панки, русский рок, любители „Аквариума“. Друг с другом пересекались, участвовали в совместных концертах»[16].
Казалось, в 2000-е жанровые сцены в Краснодаре уже начали зарождаться (их расцвет придется на вторую половину десятилетия) и объединяться вокруг групп-локомотивов. Например, хардкор-группа «Засрали солнце» получила известность и за пределами Кубани. Однако не стоит забывать, что сцена — это не только сами музыканты, но и соответствующая инфраструктура: фанаты, клубы, студии звукозаписи. Так, несмотря на кажущуюся активность левых в Краснодаре[17], местные субкультуры, связанные с хардкором, стрейт-эджем или движением RASH[18], были пусть и шумными, но малочисленными: на концерты приходило 20–30 человек. Большая часть анархистских и левых групп развивалась в рамках все того же общего слоя «неформалов», размывая границы своей сцены. К примеру, на «Антифашистском сейшне», организованном движением «Автономное действие» в августе 2002 года, помимо радикально левой и связанной с антифашистами панк-группы «Промзона» участвовали и коллективы вроде «Улетального исхода», при случае высмеивающие левацкие сообщества, а в