Она познакомила меня со своими призраками, я показала ей моих: Отринью: Среднестатистическую Джейн: Малышку Гляньте-на-меня. Вот так пара: Простушка Джейн и Русалочка. В ближайшие дни и месяцы нам предстояло сделаться друг для друга поддержкой и опорой. Луна в то время была диким местом. Теперь она старая, как я. Но тогда, в те ранние дни, она представляла собой край богатства и опасностей, возможностей и смерти. Край молодых и амбициозных. Чтобы выжить на Луне, нужна была агрессия. Она всячески пыталась тебя убить: силой, обманом, соблазном. На одну женщину приходилось по пять мужчин, и это были молодые самцы, среднего класса, образованные, амбициозные и испуганные. Для мужчин Луна являлась небезопасным местом, и еще менее безопасной она оказалась для женщин. Для женщин дело заключалось не только в Луне как таковой, но и в мужчинах. И мы все боялись, постоянно. Боялись, когда поднимался лунный лифт, чтобы встретить нас, состыковавшись с транспортной капсулой, и это означало, что идти можно только вперед. Мы нуждались друг в друге, и мы держались, цеплялись друг за друга, одетые в скафандры, пока ехали вниз.
Секс в невесомости? Чрезвычайно перехвален. Все движется не туда, куда надо. Все от тебя убегает. Нужно привязываться, чтобы обрести опору. Больше похоже на обоюдный бондаж.
Мы вышли из дока «лунной петли» — тогда существовал только один транспортный лифт, на полярной орбите, — и было нас сто двадцать Джо Лунников. Это старое выражение, одно из самых старых на Луне. Джо Лунник. Отдает радостью, широко распахнутыми глазами и невинностью. Мы такими и были.
Еще до того, как их ввели официально, КРЛ помещала чибы на наши глазные яблоки. У нас было десять бесплатных вдохов, потом мы начинали платить. И платим с той поры. Воздух, вода, углерод, данные. Четыре Базиса. Вы здесь родились, вы не знали времени, когда в глазу не было бы этих цифр. Но вот что я скажу: когда в первый раз видишь, как цифры изменились, потому что что-то случилось с рынком, тебе становится трудно дышать. Ничто так не доказывает, что ты больше не на Земле, как выдох по одной цене и вдох по другой. Потом нас запихнули в медчасть. Хотели поглядеть на мои кости. Ну кто думает о костях? Для Джо Лунников все внове, все от них чего-то требуют. Надо научиться двигаться — и даже стоять. Научиться видеть и слышать. Все узнаешь про свою кровь, про сердце и пыль, которая, скорее всего, тебя и убьет. Запоминаешь, как эвакуироваться, и что делать в случае сигнала о разгерметизации, и по какую сторону от двери следует оказаться, и когда ее безопасно открывать. Учишься, когда можно помочь человеку, а когда нужно бросить его. Учишься жить друг на друге, дышать чужим воздухом, пить чужую воду. Узнаешь, что после твоей смерти КРЛ тебя заберет и переработает на углерод, кальций и компост. Узнаешь, что твое тело тебе не принадлежит. Тебе ничего не принадлежит. С того момента, как ты сходишь с «лунной петли», ты все арендуешь.
О костях ты не думаешь, но они разрушаются под кожей час за часом, день за днем, месяц за месяцем, теряют массу и структуру. Опять-таки, сестра, вы родились здесь. Это ваш дом. Вы никогда не вернетесь на Землю. Но у меня было окно, на протяжении которого я могла вернуться. У меня было два года до того момента, когда плотность моих костей и тонус мышц разрушились бы до такой степени, что земное тяготение сделалось бы для меня смертельным. Два года. У всех срок был одинаковым: два года. Он по-прежнему такой же для каждого Джо Лунника, который прибывает в Меридиан в поисках страны неограниченных возможностей. У всех наступает Лунный день, когда надо решать: остаться или уйти?
Мои кости проверили. Кости Ачи проверили. И мы про них забыли.
Мы с Ачи переселились в бараки. Джо Лунников разместили на складе, где помещение разделялось перегородками, чтобы обозначить жилое пространство. Санузлы и столовые были общими. Никакой частной жизни: что ты не мог увидеть, мог услышать, а что не мог услышать, мог унюхать. Ох, этот запах… Нечистоты, озон, пыль, немытые тела. Женщины, как и следовало ожидать, сбивались в стаи: мы с Ачи обменялись каморками, чтобы жить рядом друг с другом, а потом убрали перегородку, сделав общую комнату. Той ночью мы провели маленький ритуал и поклялись до смерти хранить сестринскую верность, скрепив клятву коктейлями со странным вкусом, сделанными из водки местного производства. Люди прожили на Луне всего пять лет и уже наладили производство водки. Мы делали украшения из фабричного мусора, мы выращивали гидропонные цветы. У нас образовалась своя компания, мы устраивали вечеринки и сделались центральным пунктом по торговле тампонами. Это было что-то вроде тюремной экономики, с тампонами вместо сигарет. У нас с Ачи было естественное общественное притяжение. Мы притягивали женщин и мужчин, которые устали от громких речей и мачизма: мы переделаем мир, мы покорим Луну: мы возьмем эту скалу и вытрясем из нее миллион битси. Трахнем-ка эту Луну. Я никогда не была в армии, но думаю, что она немного напоминает Луну в те ранние времена.
Мы не были в безопасности. Никто не был в безопасности. Десять процентов Джо Лунников умирали на протяжении трех месяцев. В первую же неделю шахтера из Синьцзяна раздавило дверью шлюзовой перемычки. Двадцать четыре человека вылетели из Кору на моем МТА: трое умерли еще до того, как мы прошли инструктаж по работе на поверхности Луны. Одним из них был мужчина, который летел в кресле рядом со мной. Я уже не помню его имени. Мы переработали их тела и использовали, мы съели овощи и фрукты, удобренные ими, и выкинули из головы мысли о крови в почве. Выживает тот, кто умеет не видеть и не слышать некоторые вещи.
Я тебе уже сказала про лунную вонь. Воняло в основном мужчинами. Тестостероном. Постоянное сексуальное напряжение повисло в воздухе. Каждая женщина испытала насилие. Со мной это случилось однажды. Он был более опытным работником, пылевиком; это произошло в шлюзе, когда я надевала учебный скафандр. Он попытался засунуть руку куда не надо, я его схватила и швырнула в другой конец шлюза. Команда бразильского джиу-джитсу Университета Сан-Паулу. Отец бы гордился. Проблем с этим мужчиной или с другими у меня не было, но я все равно боялась, что они заявятся целой бандой. С бандой я бы не справилась. Мне могли причинить боль, даже убить. Существовали контракты и кодексы поведения, но за их исполнением следили только менеджеры компании. Сексуальное насилие наказывалось дисциплинарным взысканием.
Но Ачи не знала бразильского джиу-джитсу. Она не умела драться и не смогла защититься, когда какой-то мужик попытался ее изнасиловать. У него ничего не вышло — несколько других мужчин оттащили его. Повезло. Если бы я его застукала, прирезала бы. Эти мужчины меня порадовали. Они поняли, что мы должны найти способ жить вместе. Что Луна не может стать новой Землей. Если мы пойдем друг против друга, то все умрем. Но я подумывала о том, чтобы разыскать этого мужчину и убить. Корта режут. Таково наше имя. Мы суровые, острые, быстрые. На Луне есть миллион способов убить человека с умом. Я долго и старательно над этим размышляла: должно ли свершить тайную месть или пусть мое лицо будет последним, что он увидит? Я выбрала другой путь. Я на многое способна, но я не убийца.
Для обидчика Ачи я использовала более медленное и изысканное оружие. Я разыскала его учебную бригаду поверхностных работ. Слегка подправила термостат в его скафандре. Это должно было выглядеть безупречно, как аппаратный сбой. Я хороший инженер. Он не умер. И не должен был умирать. Я считаю его отмороженный большой палец и три пальца на ноге своими трофеями. Все знали, что это я, но доказать так и не смогли. Мне понравилась легенда. Из-за нее мужчины на меня глядели со страхом, вот и славно. Его звали Ханиф. Со своей больничной кровати он клялся, что изнасилует меня и зарежет. Но ко времени, когда его выпустили из медчасти, мы с Ачи уже получили свои контракты и уехали.
Ачи заключила договор с Асамоа, ей предстояло разрабатывать экосистемы для их нового агрария под кратером Амундсена. Мой контракт с «Маккензи Металз» означал отправку в открытое море. Она должна была стать землекопом, а я — пылевиком. Через два дня нам предстояло расстаться. Мы привязались к баракам «И» и «А», мы привязались к своей комнате, к друзьям. Друг к другу. Мы боялись. Другие женщины закатили для нас вечеринку; лунные мохито и хоровое пение под аккомпанемент музыкальных программ на планшетах. Но прежде музыки и выпивки: особый подарок для Ачи. Ее работа на АКА означала, что она все время будет проводить под землей, копать, черпать и засевать. Ей не придется выходить на поверхность. Она может провести всю свою карьеру — всю свою жизнь — в пещерах, лавовых трубках и громадных аграриях. Она никогда не увидит неба таким, какое оно есть.
Я пустила в ход все свое обаяние и репутацию, но аренда скафандра все равно была космологически дорогой. Я заключила договор на тридцать минут в «панцире» общего назначения для поверхностных работ. Он был бронированным и громадным по сравнению с моим гибким пов-скафом, нарядом женщины-паука. В шлюзе, пока наружная дверь плавно поднималась, мы держались за руки. Мы прошли по рампе, оставив отпечатки своих ботинок среди сотни тысяч других отпечатков. Прошагали несколько метров по поверхности, по-прежнему держась за руки. Там, за коммуникационными башнями и силовыми реле, за станциями зарядки для автобусов и роверов, за серым краем кратера, изгибавшимся вдоль близкого горизонта, и за тенями, которые никогда не знали солнца; там, над границей моего мирка, повисла полная Земля. Полная, голубая и белая, в пятнах зелени и охры. Круглая, невероятная и такая красивая, что мне слов не хватит описать. Была зима, и к нам было обращено Южное полушарие; океаническая половина планеты. Я увидела огромную Африку. Я увидела мою дорогую Бразилию.
Потом ИИ скафандра напомнил, что срок аренды скоро заканчивается, и мы повернулись к голубой Земле спиной, вернулись в недра Луны.