я разочаровать их. Если бы только мы нашли способ донести до мужчин из своего окружения, что их способность просить о помощи вызывает уважение, сколько жизней мы сумели бы спасти?
И ведь это не какое-то глупое верование, созданное мужским эго, которое легко обвинить во всех грехах. Стандарты и стереотипы, по которым мы пытаемся строить свою жизнь, настолько внедрены в культуру, что мы часто даже не подозреваем об их существовании (как та моя подруга, которая внезапно осознала, что ставит под сомнение полноценность собственного мужа лишь из-за его неспособности хорошо ориентироваться). Исследование, проведенное под руководством Эшли Шелби Розетт, доцента Школы бизнеса Фукуа при Университете Дюка, показало: мужчин-руководителей судят более жестко и считают менее компетентными, когда они просят о помощи. Подобного не происходит с руководителями-женщинами. Это подтверждает мысль, высказанную Лиз Планк в ее книге For the Love of Men («За любовь к мужчинам»): «В то время, как женщин поощряют задавать вопросы, мужчинам предлагается делать вид, будто они знают все ответы, даже если это не так, даже если речь идет о серьезных экзистенциальных вопросах об их гендере, об их жизни».
Я сталкиваюсь с этим почти каждый раз, когда оказываюсь в незнакомом городе и обращаюсь к кому-нибудь с просьбой показать дорогу (это часть моего квеста по поиску комфорта в некомфортном — мне до сих пор непросто подойти к постороннему парню и попросить его о помощи). Покажут ли мне путь? Непременно. Причем многие сделают это с радостью. Но это не уменьшает моего сопротивления и нежелания задавать вопросы. Мужчинам легче принимать решения по принципу «притворяйся, пока не научишься» — ведь никто не хочет быть тем парнем, который уткнулся посреди города в карту на своем айфоне и выглядит словно потерявшийся щенок. Но предлагаю всем нам поразмышлять кое о чем интересном. Вдруг истина состоит в ином — вдруг мы просто не можем попасть туда, куда хотим, не полагаясь на других и не пользуясь их поддержкой? Вдруг наш коллективный интеллект, коллективная находчивость — это единственный способ стать лучшими версиями себя? Вдруг то самое, что общество заклеймило как слабость, и делает нас сильными?
В запутанные утверждения о мужском интеллекте и смекалке вплетен и миф об одиноком волке — идеале самодостаточности, отражающем взгляды тех, кто видит в просьбах о поддержке или помощи признак слабости и поражения. Это сбивает с толку, ведь всем известно, что волки предпочитают жить стаями, а волчья стая организована почти как привычная нам семья, возглавляемая отцом и матерью. Так что реальный одинокий волк окажется, скорее всего, изгоем, а не альфой, предпочитающим независимость и одиночество. Идеализация нами, мужчинами, одинокого выживания (я касался этого, упоминая песню «Иду один»), как и миф об одиноком волке, кормятся нашим эго. Но слишком часто — по крайней мере, в моей жизни — эго приводит к изоляции, в которой расцветают чувство стыда и тревожность.
Я вырос с осознанием, что не настолько умен, насколько должен бы. И оно, как ни странно, принесло мне пользу: благодаря ему я с юного возраста привык обращаться за помощью к другим, когда желал получить хорошую отметку или показаться умнее. Чувство собственной неполноценности давало мне множество поводов просить о поддержке, особенно учителей.
Один из поворотных моментов в моих отношениях с собственными умственными способностями настал в выпускной год в школе — тогда нам задали написать большое сочинение по книге, и оценка за него должна была сильно повлиять на итоговую. Я быстро читал, но испытывал сложности с усвоением прочитанной информации. С этим я борюсь и по сей день. Во время чтения мое сознание рассеивалось, я мог проигрывать в голове целые фильмы, а потом вдруг соображал, что прочел всего три главы и понятия не имел о происходящем в книге. Кроме того, у меня были трудности с изложением собственных мыслей на бумаге. Не потому, что я не умел писать, а потому, что само по себе сидение за столом и письмо воспринимал как участие в марафоне. Я обратился за помощью к учителю, и мисс Рид выбрала стратегию, отличную от той, которую применяли большинство педагогов. Она не отмахнулась от меня. Она не заставила меня стыдиться моих проблем. Она не продлила сроки сдачи из-за моих занятий спортом, не рекомендовала мне знакомых репетиторов. Она поговорила со мной, выслушала меня и предложила способ, который мне понравился. Мы совместно обдумали все и решили, что лучший для меня вариант подготовить работу — это сделать видеосочинение. Мне не требовалось ни набирать текст, ни формулировать мысли на бумаге, а самое главное — я получил возможность реализовать свою любовь к творчеству, кинематографии и актерству. Вместо сочинения мне предстояло снять фильм.
За это задание мне поставили высший балл, но куда важнее этого — намного, намного важнее — другое: тогда я впервые за все время своего обучения почувствовал, что полагаюсь на собственные способности. На меня словно снизошло озарение, я осознал, что не тупой и никогда таковым не был, просто учился не так, как остальные. С этого я начал менять отношение к своим талантам и интеллекту. Но я никогда не смог бы пересмотреть его, если бы мисс Рид просто следовала правилам и настаивала на том, что сочинение надлежит готовить одним-единственным способом. И я не достиг бы успеха, если бы не попросил ее о помощи. Так я узнал о силе наставничества. Она была экспертом и использовала свои знания и опыт, чтобы пробудить во мне рвение к учебе и помочь успешно закончить проект, с которым я не справился бы без ее участия. Прислушиваясь к ней, я стал лучшим учеником, чем был до того; к тому же мисс Рид, сама того не понимая, помогла взойти семенам режиссерского/актерского/предпринимательского талантов, которые таились во мне с детства. Наконец — и возможно, это наиболее важный аспект, — она позволила мне осознать силу наставничества и сотрудничества. (Если вам интересно, то сочинение я делал по книге «Великий Гэтсби», и оно состояло в придумывании иной концовки, которую мы с друзьями поставили на нашем заднем дворе. В том видео я сам появился без рубашки, и теперь понимаю, что снимаю рубашку перед камерой несколько дольше, чем привык думать.)
Навык просить о помощи, отзыве или совете — это еще одна мышца. И я с раннего возраста имел много возможностей тренировать ее. Конечно, бывали моменты, когда я смущался и чувствовал себя глупо, но в конце концов я понял: причина дискомфорта — это мое эго. Эго всегда хочет находиться в комфорте и безопасности, стремится держать все под контролем. Моему эго важно знать ответы на все вопросы и полагаться только на себя. Мое эго пытается жить по сценариям, усвоенным мной-ребенком, юношей, учеником, мужчиной. Но, упражняя эту мышцу — отрываясь от эго и позволяя мышце расти, — я не только поумнел, но и научился лучше выполнять свою работу, достиг большей эффективности и стал такой версией себя, какой не стал бы, полагаясь лишь на собственные ресурсы.
Но так же, как мы заставляем двигаться и расти все остальные мышцы, мы должны развивать и мышцу наставничества, отвечающую не только за просьбы о помощи, но и за оказание поддержки другим. Хотим ли мы помогать? Готовы ли делиться своими умениями и навыками с новым сотрудником или новичком в школе? Желаем ли быть наставниками и давать советы и, будучи лидерами, все-таки принимать наставничество и советы других? Умеем ли мы просить о помощи и о поддержке других? Или отвергаем подобные просьбы и сами не высказываем их из-за привычных, внушенных нам сценариев поведения, из-за идеи, будто умный мужчина и достойный руководитель — это тот, кто добрался до верха исключительно собственными силами, полагаясь на свою находчивость? Постоянно упражняя эту мышцу, обращаясь за помощью и одновременно предлагая свою помощь, мы можем узнать много нового и ценного о себе, о других и о том, что нам внушали на протяжении всей нашей жизни. И, опираясь на эти знания, мы способны начать путь к новому пониманию и переосмыслению установок, мешающих нашему росту и не дающих нам стать такими мужчинами, какими мы отчаянно хотим и заслуживаем быть.
Да, я не знаю ответы на все вопросы. Принять этот факт мне отчасти помогает одно умение — я честно смотрю на собственный страх оказаться неправым и на свою рефлекторную защитную реакцию, вызванную попытками поправить меня. Думаю, многие из нас согласятся, что быть правым — приятно, а быть неправым, либо потерпеть поражение в дискуссии, либо подвергнуться исправлению — неловко и унизительно. Во мне это мгновенно пробуждает неуверенного ребенка, чувствующего себя неполноценным, и в следующий момент я уже надуваю щеки и убеждаю всех вокруг в том, что не просто полноценен, а знаю куда больше прочих. Актер и комик Дакc Шепард рассказывал о подобном в своем подкасте «Диванный эксперт»: себя, двадцатилетнего, он описывал как «всезнайку», рядом с которым невозможно было находиться. Шепард, как и Мак Хейл, страдает дислексией и потому большую часть детства ощущал себя тупым и слышал подтверждения этого от других. И вполне логично, что он пытался компенсировать этот комплекс, эту неуверенность, ведь, по его мнению, все его собеседники считали его тупицей.
С тем же самым ощущением неуверенности в себе я пришел в первый раз на съемки «Девственницы Джейн». В течение нескольких лет я находился вне актерской профессии и теперь чувствовал себя не в своей тарелке. Но, если честно, я чувствовал себя так потому, что никогда специально не учился актерскому мастерству; я просто в какой-то момент стал им заниматься. В начале карьеры я ходил на просмотры или работал на съемочной площадке с актерами, которые изучали актерское мастерство и театральное искусство, и остро осознавал свое несоответствие. Но вместо того, чтобы позволить неуверенности подтолкнуть меня к действию и спровоцировать рост, я прятал ее и притворялся, будто понимаю, что делаю, причем занимаюсь этим всю жизнь.