Динамика, происходящая с «мужскими клубами» в бизнесе, наблюдается повсюду — на детской площадке, в раздевалках по всей стране. То, что я называю «мужским клубом», — в действительности ментальный ландшафт: места, где мужчины собираются и где внедряют, отрабатывают, реализуют и передают дальше идеи о том, какими они должны быть. «Мужской клуб» — это место, где принимаются социальные решения, где ставится планка и где участники отгораживают себя от всех прочих людей; там ты обучаешься и приобретаешь ценность как мальчик, а затем и как мужчина.
Конечно же, все эти правила, чаяния и сценарии неписаны. Никто не раздает у входа листовки с инструкциями, не заставляет подписывать контракт, обязывающий делать то и не делать этого. Все это усваивается на собственном опыте и на опыте других парней из группы, посредством наблюдения за мужчинами в жизни, в соцсетях и в семье. Это как Бойцовский клуб. Вы не говорите о нем, не признаёте его и большую часть времени даже не подозреваете о его существовании. И именно это делает его таким опасным.
Так что же позволяет мальчику стать значимым в глазах группы? Что дает ему пропуск в клуб? В культуру братства? Неважно, о чем мы говорим — об увлечениях, о политике или о социальных проблемах, — способ принятия един во всех контекстах. Тогда и там, где я рос, мальчика ценили, если он был спортивен, высок, мускулист, забавен или громко проявлял свою самоуверенность — другими словами, являлся «альфой», парнем, которому подражали остальные парни. Также для него находилось место, если он следовал за группой и соглашался рисковать ради группы — то есть являлся «бетой»: в этой роли никто не хотел оказаться, но такой парень требовался для подкрепления власти «альф», сохранения группы и удержания ее в приемлемых рамках, чтобы она не превращалась в пародию или в преступную группировку. Каждому лидеру нужны последователи, не так ли?
Ваше место и ранг определяются силой. Она включает в себя и способность доминировать, неважно как — соревнуясь в спорте, запугивая или высмеивая, укрепляя свою позицию за счет унижения других или просто следуя за лидерами группы и подпитывая их эго.
Я довольно быстро обнаружил: чтобы достичь солидарности с группой, необходимо разговаривать определенным образом. Желая быть принятым, следует вести себя — морально и физически — противоположно своим потребностям. Каков мой самый простой способ понять, что что-то идет не так? Комок в животе. На протяжении всей своей жизни я легко распознавал, какое поведение правильное, а какое — нет, но это не значит, что я прислушивался к себе. Я верю: большинство мужчин, большинство людей чувствуют разницу между правильным и неправильным и осознают, когда пересекают моральную «серую зону». Проблема в том, что мы учимся и учим друг друга игнорировать эмоциональные и физические знаки и хранить молчание. Мы ощущаем, как что-то напрягается в глубине живота, давая нам какой-то сигнал, но закрываем на это глаза и со временем привыкаем затыкать рот своей интуиции, тем самым приглушая чувствительность к будущим несправедливостям. Когда я в школе унижал кого-нибудь (обычно исподтишка) или обсуждал размер груди какой-то девочки, форму ее задницы или ног (конечно же, за ее спиной), я зарабатывал социальные очки. И хотя мне это не нравилось, награда, полученная от группы, была желаннее той, которую я получил бы, послушав свой живот. Такая модель поведения распространена и за пределами школы, она приходит с нами практически в любую среду, где доминируют мужчины. Игнорируя показания своего морального компаса — не только для внешнего одобрения, но и из страха исключения из группы, — я учился игнорировать несправедливость ради признания в социуме. Эти небольшие поощрения в духе собаки Павлова опасны, так как они заводят нас в болото культуры братства, где процветает двойная мораль и где поощряется верность группе. Так что, ведя себя шумно и надоедливо, грубо и агрессивно, изображая из себя самоуверенного сексиста и следуя позиции «мальчишки всегда мальчишки» (все ради верности братьям), я вписывался в братство, увеличивал свою значимость, и в итоге меня замечали и более-менее принимали.
Помимо искусства говорить определенным образом я подсознательно изучал искусство умалчивать. Мы уже упоминали ранее, что мужчине нельзя признаваться в своих чувствах и совершенно точно нельзя просить о помощи, но есть и еще кое-что. Вам не дозволено обсуждать слова или действия другого парня, особенно если тот находится выше в пищевой цепи; пускай вам нечего предложить, вы всё равно способны помочь клубу — просто плывите по течению, позволяйте парням, считающим себя лидерами клуба, заниматься их делами и не обращайте на это внимания во имя солидарности. В нашем негласном клубе действуют свои законы: присягнув ему в верности, вы будете вести себя должным образом до тех пор, пока ваше поведение не травмирует вас. Все это в целом глобальный обман. Голый не только король, но и каждый из нас. Все мы без одежды, и все мы напуганы. Как в сцене из «Волшебника страны Оз», когда Тотошка отдернул штору, за которой прятался мошенник, изображающий волшебника. «Не обращайте внимания на человека за занавеской!» — пожалуй, самая известная фраза за всю историю кино. И, возможно, каждому из нас хочется выкрикнуть ее в определенный момент — а некоторым и каждый день.
В старшей школе и колледже все знали, что я не пью, и потому меня приглашали на вечеринки только в качестве личного водителя для друзей (это был мой способ принести пользу группе и не подвергаться остракизму за игнорирование предписанных правил поведения). Я часто чувствовал себя неловко и не в своей тарелке, но в то же время умел легко сливаться с толпой — требовалось лишь вести себя чуть шумнее, чем обычно, говорить чуть медленнее и держать в руках напиток, похожий на алкоголь (на самом деле «Спрайт» с клюквенным соком). Я хотел бы иметь машину времени, чтобы вернуться туда и сказать себе: «То, что сейчас делает тебя некрутым, добавит тебе крутости в будущем». Не сосчитать, скольких я встречал мужчин, лечившихся от алкоголизма и жалеющих о том, что когда-то они начали пить, или юношей, решивших не пить по разным причинам и чувствующих себя более уверенными в своем выборе, чем я в свое время. Не странно ли это: некоторые решения, принятые в юном возрасте, снижавшие нашу популярность и делавшие нас мишенью для насмешек и травли, в конце концов добавляют нам ценности, уникальности и привлекательности во взрослой жизни?
Я помню в деталях одну вечеринку в школе, на которой один из моих товарищей по команде изменил своей подружке прямо на моих глазах. Я дружил и с ним, и с его подругой и до сих пор вспоминаю, как клокотал в моем животе моральный конфликт и какую тяжесть я испытывал от его поступка. Я был расстроен и зол, но чувствовал бессилие. «Остановить его? Что-то сказать? Оттащить этого придурка в сторону и напомнить ему, что у него есть подруга?» Потом начались оправдания. «А может, это не то, чем кажется? Может быть, они расстались, а я просто не знаю? Это только поцелуй, так что все в порядке…» В голове крутились различные сценарии и их последствия, и я сделал то, что делает большинство молодых мужчин, — промолчал. В тот момент, в бурном потоке осознанных и неосознанных мыслей, я принял решение (хотя и не смог бы тогда выразить это в словах): лучше промолчать, чем повернуться спиной к своему другу и товарищу по команде и оказаться предателем собственного пола.
Итак, я не сказал ничего. Конечно, я хотел быть хорошим другом и честным человеком, однако в большей степени я опасался потерять ту небольшую значимость, которую представлял для группы. На следующий день в школе я увидел этого друга и его подругу, держащихся за руки. Реши я воспроизвести этот момент в одном из своих фильмов, это выглядело бы примерно так:
В толпе студентов появляется Джастин, он идет один. Впереди он замечает Паркера. Они не разговаривали после окончания вчерашней вечеринки. Проходящие студенты перекрывают обзор, но мы видим, как Паркер смеется. Камера переходит на Джастина, замедленная съемка. Паркер рядом с Джессикой. Она влюбленно улыбается и прижимается к его груди, его взгляд в этот момент упирается в Джастина. Они проходят мимо, взгляды парней встречаются. Лицо Паркера говорит само за себя. «Ничего не было». Джастин замечает, что Джессика улыбается ему, она не обращает внимания на молчаливое соглашение, заключенное только что. Камера переходит на Джастина, он останавливается. Поворачивается. Скажет ли он что-нибудь? Он опускает голову. Звенит звонок. Снова нормальная скорость. Джастин отворачивается и направляется к классу. Сегодня неподходящий день, чтобы быть героем.
Юноши и мужчины знают правила, даже если не подписывали контракт и не читали инструкции. И никто эти правила не нарушает. Мы оба были мальчиками, мужчинами, а мужчины держат рты на замке.
В своей потрясающей книге Boys & Sex («Мальчики и секс») журналист и популярный автор New York Times Пегги Оренштейн (Peggy Orenstein) делится историей, которую ей рассказал один из сотен мальчиков и юношей, дававших ей интервью. На втором году обучения в старшей школе Коул услышал, как один из старших товарищей по команде предлагал другим зависнуть с девчонками втайне от его предполагаемой подруги. Коул и его сверстник обратились к этому парню и призвали его «бросить эту затею», даже начали объяснять, почему так делать нельзя. В ответ они услышали смех. На следующий день другой старший ученик стал делать сексистские комментарии в адрес своей бывшей подружки. Коул промолчал, а его друг, который высказывался накануне, снова вступился за девушку. Это повторялось, друг Коула высказывался, а Коул предпочитал молчать. Я уверен, вы уже догадались, что случилось дальше. Конечно, по словам Коула, «ребята из команды стали относиться к его другу хуже. Они больше не слушали его. Как будто он потратил весь свой социальный капитал на то, чтобы заставить их прекратить сексистские разговоры. При этом я находился там, боясь исчерпать свой социальный капитал, и все равно остался ни с чем».