Вернусь к перебиваниям. Часто во время обычного разговора с Эмили у меня в голове появляется идея или мнение о том, о чем она говорит, и я просто начинаю говорить ОДНОВРЕМЕННО с ней, как будто мои мысли или слова важнее, обоснованнее или своевременнее, чем ее. Это отвратительно, но тем не менее совершенно нормализовано; это стало чем-то, чего женщины ожидают, а не тем, на что они могли бы пожаловаться. Забавно, но когда Эмили указала мне на это, я обнаружил, что поступаю так ПОСТОЯННО! Будто я всю жизнь видел все черно-белым и внезапно начал воспринимать цвет. Неважно, где я находился — в офисе, на съемочной площадке, на совещании или просто с друзьями, — я везде пытался перебивать и незнакомых людей, и тех, которых люблю. ВСЕ ВРЕМЯ.
Когда я обнаружил это, я смог понять, как могу исправить ситуацию, и начал думать обо всех людях (в основном женщинах), которых на протяжении всей жизни заставлял замолчать своим громким, противным голосом. Стыд пробудил во мне сочувствие к тем неприятным ощущениям, которые собеседники испытывали из-за меня, благодаря ему я научился видеть, что делаю не так, и даже больше — осознавать, когда так поступают другие мужчины. Я и сейчас все еще иногда перебиваю, однако стал намного чувствительнее к подобным выходкам, вовремя ловлю себя на этом и сразу извиняюсь. Я также стараюсь, как выразился мой дорогой друг Тони Портер, «призывать к порядку» тех мужчин, которые ведут себя подобным образом. Я понял, что лучше делать это после происшествия, в личной беседе, когда я могу привести в пример собственные переживания. Мужчины ненавидят, когда их одергивают, особенно если это делают другие мужчины, но если подать это как приглашение к дружеской беседе, а не как угрозу, то уровень нашей готовности к обороне снижается с десяти до четырех. Правда, независимо от того, насколько сильно я стараюсь изменить отношение к такой «обратной связи», пытаясь воспринимать ее как повод стать лучше, я все равно косячу. Каждый день. Я повинен и в менспрединге и знаю это, потому что на прошлой неделе Эмили пришлось оттолкнуть меня от себя и напомнить, что на диване есть еще целый метр неиспользованного пространства (это результат наслоения тысяч подобных случаев, когда я забывал о том, что я довольно крупный парень с нулевым чувством пространства). И хотя иногда я нарочно придавливаю ее, желая быть ближе, большую часть времени это происходит потому, что я веду себя как взрослый пес, все еще видящий себя щеночком. Но если все это — привычка перебивать, менспрединг или просто оккупирование пространства — присутствует в семье, в моих отношениях с человеком, которого я люблю и уважаю, значит (и я в этом чертовски уверен), за пределами дома я поступаю так же. На самом деле, когда я стал публиковать в интернете свои рассуждения о необходимости бороться с мужскими привычками и системной маскулинностью в нашей культуре, моя жена бросила мне вызов: «Если ты собрался говорить об этом и хочешь стать образцом для подражания, значит, ты должен быть честен и рассказывать в том числе о том, что сам пока не соответствуешь такой модели».
В некотором смысле я пытаюсь сломать стереотип маскулинности — воспитываю свой эмоциональный интеллект, учусь осознавать свои чувства и говорить о них, — но во многом я до сих пор болезненно невосприимчив и самоуверен в определенных аспектах жизни. Например, мы с Эмили нередко обсуждаем все эти вещи или спорим, и, даже делясь с ней своими чувствами, я делаю это агрессивно, напористо, тем самым подавляя ее. Раньше — да и сейчас — я занимаю слишком много места в нашем общении и не предоставляю ей того пространства, которое она заслуживает. Я перебиваю и вроде бы слушаю ее, но на самом деле не прислушиваюсь, потому что, пока она говорит, я уже думаю о том, что скажу дальше. А после, уличенный в том, что не слушал, я повторяю слово в слово ее фразы, чтобы доказать: я слышал, и ее обвинения необоснованны. Я говорю все это не для того, чтобы поделиться «лайфхаком» для подобных ситуаций, а для того, чтобы показать: я тоже повинен в подобном поведении.
И хотя теперь я умею слушать значительно лучше, чем это было до женитьбы, я до сих пор не особенно хорош в этом. Я знаю: это долгий путь, и я — в процессе. Я учусь (на четвертом десятке) тому, что слышать — это не то же самое, что слушать. Возможно, я слушаю ее, но часто не позволяю ее словам проникать слишком глубоко в меня и приобретать реальный вес — если только я не уверен, что сам неправ. Когда вероятность того, что она неправа, составляет 50%, я перестаю слушать. Так что я понимаю: моя задача состоит не столько в том, чтобы слышать, сколько в том, чтобы слушать. Это позволяет перейти от пассивного поведения к активному. Слушать — значит быть способным принять слова собеседника, даже если они неприятны, даже если вы не согласны, а кроме того — осознать сказанное, удержать в себе и показать собеседнику (словесно и через язык тела), что он услышан. И если хотите, я расскажу о самом простом лайфхаке, позволяющем стать лучшим слушателем. Когда кто-то говорит, смотрите на него, старайтесь удерживать зрительный контакт и делайте все возможное, чтобы продемонстрировать: вы слушаете. Потом, когда собеседник ЗАКОНЧИТ, вдохните и берите слово. Да, и если вы вдруг окажетесь вовлечены в эмоциональный разговор о себе и своем поведении, пожалуйста, пожалуйста, удержитесь от самозащиты, а сначала дослушайте и подтвердите, что услышали. Зачастую все, что нужно любимому человеку, это заверение: «Я услышал тебя». И вы способны дать ему это. Это просто, ребята (в теории — и намного сложнее на практике). Удерживайте зрительный контакт, слушайте, сообщайте, что услышали, а потом говорите. Такая последовательность действий (если у вас получится соблюдать ее) изменит вашу жизнь и, что важно, жизни людей, которых вы любите. Истинное слушание — один из великих даров, которые мы можем преподнести тем, о ком заботимся, но слишком часто нам не удается сделать это в полной мере.
Часть силы маскулинности и того, чему общество научило многих мужчин, заключается в убежденности, будто любое несогласие — это атака на нашу мужскую сущность. Словно мы построили свою личность — внешне сильную, непроницаемую, властную, — но в глубине души знаем, что она, как карточный домик, разлетится от самого легкого дуновения ветерка. И потому защищаем себя еще до того, как на нас действительно нападут. Вместо того чтобы увидеть в несогласии просто еще одну точку зрения, нам проще облечься в броню, включить автопилот и защищать не только свою мысль, но и собственную мужественность. Как будто в надетых нами доспехах слова собеседника пробивают брешь. И для меня все это связано с уверенностью в себе, потому что моя неуверенность — отсутствие уверенности — это одна из причин, по которым я облачаюсь в защитный костюм. Мне нужен способ выглядеть крепким и жестким, потому что я знаю: внутри у меня чертовски мягкое сердце, а стереотипы мужественности вытесняют мягкость при любом удобном случае.
Если наши сердца слишком мягки, если мы излишне эмоциональны — мы слабы; мы не мужчины.
Если наши пенисы не тверды и не остаются твердыми достаточно долго — мы слабы; мы не мужчины.
Если наша уверенность в себе не агрессивна и не подавляет других — мы слабы; мы не мужчины.
И по мере того как я все глубже исследую свою кажущуюся уверенность в себе, по мере того как я снова и снова спрашиваю себя, почему — почему я перебиваю, почему я тороплюсь сказать то, что собираюсь сказать, — я все больше узнаю о собственной агрессивности и о том, насколько тонка грань между мной, проявляющим настойчивость, и мной, упрямым бараном. Обычно я оказываюсь упрямым бараном, когда, настаивая на своем, забываю о других людях. В те моменты, когда мне не хватает чувствительности.
Если быть чувствительным означает принимать и понимать чувства других (притом что нас, мужчин, приучают относиться к собственным чувствам противоположным образом), я не могу понять, как во мне одновременно уживаются самоуверенность и чувствительность. Как мне удается носить прочную броню и в то же время признавать силу своей врожденной нежности? Как мне удается быть руководителем, лидером, сохраняя эмпатию и умение сострадать? Всю свою жизнь я слышу, что хорошие мальчики всегда проигрывают и что мужскую доброту часто относят к слабостям. Но это лишь одно из убеждений, с которым нам надо разобраться. И, возможно, для начала будет неплохо осознать, насколько чертовски сильна чувствительность, а также пересмотреть внушенное нам убеждение, будто мы, мужчины, не можем принять или использовать эту форму силы. Мы должны переписать правила, уверяющие, что наша сила кроется в умении быть крепкими, жесткими, непоколебимыми, в способности «отрастить яйца» и не вести себя как девчонка каждый раз, когда мы хоть немного смягчаемся.
Давайте вкратце обсудим это. «Отрастить яйца» и «собрать яйца в кулак» — это идиомы, призывающие обрести смелость, власть, силу и уверенность, которые (почему-то) прямо связаны с наличием тестикул. Эти фразы настолько прижились в нашей культуре, что даже женщины с их помощью побуждают других женщин собраться. Не будь чувствительным. Не будь слабаком. Отрасти яйца. Стань крепким, сильным, напористым. Комик и ведущий The Daily Show Тревор Ной неплохо прошелся по дурацким фразам подобного рода; отказавшись пить второй вечер подряд, он услышал от своего друга совет «не быть женским половым органом» — только он выразился, конечно, иначе. Ной рассказал об этом в моей любимой части шоу: «Когда люди говорят такое, я отвечаю: “Ты вообще понимаешь, насколько впечатляющая штука — вагина? Ты понимаешь, сколько в ней силы?” Осознайте: мы приходим в мир через вагину. Человек выбирается из нее, а она все еще работает как полагается. Вы осознаёте, насколько это круто? Люди выходят из вагины. А она продолжает исправно работать после того, как из нее вышел целый человек. Вы считаете это слабостью? Сядьте неосторожно на пенис, и он сломается. “Не будь пенисом” — вот что нужно говорить. Потому что я хотел бы быть вагиной».