Даже не принимая во внимание факт, что подобные выражения, связывающие нашу предполагаемую мужественность с гендером, исключают транссексуалов и небинарных персон, они попросту бессмысленны! Наши пенисы и тестикулы крайне чувствительны, и удар по ним — надежный способ свалить даже самого большого и крепкого парня. И в то же время — давайте начистоту: чувствительность нашего пениса, в котором около четырех тысяч нервных окончаний (именно из-за них удар по нему столь болезнен), — это то самое, благодаря чему нам так чертовски приятно заниматься сексом. А тестикулы, производящие тестостерон и сперму, как ни смешно, являются самой хрупкой и нежной частью нашего тела. Понимаете, куда я клоню? Без физической чувствительности мы теряем радости физических удовольствий. И как ни странно, именно самая чувствительная и хрупкая часть нашего организма якобы делает нас, мужчин, крепкими. Справедливости ради сравним с женским телом: в клиторе нервных окончаний вдвое больше, и при этом он менее уязвим. Вероятно, это тема для другой книги, но все-таки необходимо упомянуть, что сила и чувствительность всегда сосуществуют в наших телах, ведь самой природой предусмотрено, чтобы сила заключалась в чувствительности. И нам, мужчинам, предстоит переосмыслить утверждения о том, что чувствительность — это слабость, позволить себе опереться на собственную нежность и дать ей раскрыть ее подлинную силу.
В настоящее время я стараюсь рассматривать чувствительность и напористость как средства для поддержки или подавления. Если то, что я собираюсь сказать либо сделать, имеет намерение взять над человеком верх, то я, очевидно, буду вести себя как агрессивный придурок; если же я хочу поддержать, то, скорее всего, сумею сочетать настойчивость и чувствительность. В этом была разница между мной и моим отцом — в юности я не ценил эмоциональную, чувствительную сторону его натуры. Я старался подавлять свои эмоции — защищаться и не чувствовать их — и думал, что именно это делает меня сильным мужчиной. Отец же научился извлекать пользу из своих эмоций — не защищаясь и признавая их, — и в реальности это одна из самых сильных его сторон как отца, мужа и мужчины. Значит ли это, что он неизбежно сильнее чувствует боль? Да. Но также он сильнее переживает радость, удовольствие, умиротворение, удовлетворение, любовь. Если мы откажемся от чувствительности, или подавим ее, или прикроем броней, мы обязательно потеряем все то хорошее, что она приносит нам: общение, удовлетворенность, свободу и, возможно, самое главное — эмоциональную связь с другими людьми, другими мужчинами и самими собой.
Многочисленные исследования подтверждают: личностное благополучие напрямую зависит от социальных связей. Один из выдающихся специалистов в этой области, доктор Ниобе Вэй, суммирует обширные выводы экспериментов: «Нейробиологи, возрастные психологи, эволюционные антропологи, приматологи и исследователи в области здравоохранения согласны: людям нужны близкие отношения, в том числе дружба, и когда такие отношения отсутствуют, наступают серьезные последствия для психического и психологического состояния».
Я не стану дальше излагать результаты исследований и приводить мнения экспертов, чтобы убедить вас завести дружбу с мужчиной, — я просто расскажу, что думаю об этом. По моему мнению, в глубине души и подросток-школьник, и шестидесятилетний бизнесмен хотят дружить с другими мужчинами. Конечно, проблема довольно многогранна, и, следовательно, решения тоже непросты, но, полагаю, никого не надо убеждать в том, что это полезно для здоровья — иметь кого-то, кого можно позвать, когда что-то идет не так и нам требуется помощь; не нужно научно обосновывать последствия дружбы (или ее отсутствия), ведь друзья способны не только поддержать — само общение с ними наполнено смыслом, помогает нам расти над собой, дает чувство локтя и ощущение принятия. Я думаю, будь мы до конца честными с собой, мы сказали бы, что остро нуждаемся в крепкой мужской дружбе, и проблема не в отсутствии желания; более того, нет даже никакой невидимой силы, мешающей нам дружить. Проблема в том, что мы понятия не имеем, как заводить друзей и сохранять дружбу, особенно если речь идет о мужчинах.
Прежде чем продолжать, я хочу кое-что прояснить. У многих мужчин есть друзья-мужчины, и, хотя у каждого правила находятся исключения, большинство этих отношений пребывают в состоянии той или другой крайности. Они либо совершенно поверхностны и держатся исключительно на общих интересах — спорте, политике, видеоиграх, покере, работе, школе, в которой учатся дети, или распитии алкоголя. Либо очень глубоки, уходят корнями в армейскую службу, общую травму, боль, утрату, как это бывает среди солдат, рисковавших жизнями и бившихся в окопах за нашу свободу. В этом случае ситуации, пройденные совместно, образуют ту самую связь, о которой так мечтают мужчины. Но необязательно идти на войну или спасать жизни для того, чтобы выковать несокрушимое доверие и крепкую дружбу.
Все возвращается к тем принципам, по которым в нашем обществе воспитывают мальчиков. И хотя я вижу положительные изменения в процессе социализации мальчиков — сегодня они более эмоциональны, больше заботятся о себе, — по моему опыту, мужчины моего поколения и старше, как правило, не выходят в разговорах за пределы общих интересов, таких как спорт и видеоигры. Нам непросто говорить о проблемах в отношениях, своем психическом здоровье, тревожности, испытаниях, с которыми мы встречаемся. Грустить по поводу бабушкиной смерти — это уже на грани дозволенного. Требование «держать рот на замке», заставляющее нас молчать, когда другой мужчина переходит черту, велит нам молчать и тогда, когда требуется помощь, когда мы нуждаемся в друге или компаньоне.
В книге доктора Ниобе Вэй Deep Secrets («Глубоко спрятанные секреты») приведена интересная история. Автор обнаружила, что мальчики чаще всего заводят действительно близкие дружеские отношения в восемь, девять или десять лет. Они делятся друг с другом всем и говорят о том, что имеет для них значение. Но позже, в тринадцать или четырнадцать лет, они уже утрачивают эти связи, а семнадцатилетние в беседах с ней с удовольствием вспоминают более раннюю дружбу и признаются, что подобного больше нет в их жизни. Что-то происходит с началом пубертата или взросления. Это не биология, это следствие страха показаться другим парням слабым, нуждающимся и уязвимым; из-за него мы притворяемся, что не чувствуем того, что чувствуем. Мы даже готовы жертвовать своими друзьями, лишь бы другие парни приняли нас, обеспечили нам защиту и безопасность, хотя они вовсе и не собираются заводить с нами настоящую дружбу. Это одна из причин, по которым мне было проще общаться с девочками. Какими бы сложными ни были девочки-подростки, я обнаружил, что дружить с ними значительно легче, чем с парнями. Сейчас я знаю, что в женских группах есть свои особенности (травля, ограничения и унижения существуют во всех социальных кругах), но для меня общество девочек являлось священным местом, там я мог в полной мере раскрываться и быть честным без риска подвергнуться издевательствам и оскорблениям.
Как чувствительный мальчик, я любил поговорить, а им нравилось слушать. Это удовлетворяло мои важные потребности — иметь крепкие эмоциональные связи, делиться переживаниями и узнавать, что происходит с кем-нибудь другим. Я верю, что девочки и женщины способны поддерживать близкие отношения без ущерба для своей женственности, так как социум относит к женственности и умение устанавливать эмоциональные связи. Общество буквально вынуждает их собираться, обмениваться в группах опытом и делиться чувствами. Мальчики и мужчины, наоборот, должны выбирать между своей мужественностью — той, которая проистекает из соответствия идеалу мужской самодостаточности, — и человеческой потребностью в связях, выходящих за рамки бытовых интересов. Слишком часто мы отказываемся от последнего, и я думаю, это буквально убивает нас.
В 2018 году (самые свежие данные о самоубийствах, доступные на момент написания данной книги) мужчины погибали от суицида в 3,8 раза чаще, чем женщины. 70% жертв суицида — белые мужчины; больше всего самоубийств совершили мужчины среднего возраста, а сразу за ними идут люди в возрасте шестидесяти пяти лет и старше.
С большой вероятностью вы или кто-то из ваших знакомых потерял близкого человека в результате самоубийства. Утрата друга или любимого из-за суицида — это одно из наиболее сбивающих с толку и болезненных событий, которые только можно представить. Оно оставляет незатягивающуюся черную дыру в семье и сожаления длиной в жизнь, обычно начинающиеся со слов «Если бы я тогда…». Когда мне было двадцать два, мой кузен Скотт покончил с собой. Он был обожаемым и единственным сыном моей невероятной тети, а также моим единственным двоюродным братом. Его смерть вызвала в нашей семье смятение и шок, пробудила чувство вины. Как многие люди, потерявшие кого-то вследствие суицида, я прошел через все стадии скорби, но, несмотря на минувшие годы, до сих пор сожалею о том, что не знал, отчего он так сильно страдал. Конечно, я тогда был всего лишь двадцатилетним юношей, но, возможно, я сумел бы что-то сделать? Протянуть руку и сказать, что люблю его. Дать понять, что он не один. Но я не знал о том, что с ним происходит, потому что Скотт, как и многие мужчины по всему миру, не умел просить о помощи в трудной ситуации. В половине случаев мужчины даже не понимают, что находятся в депрессии или под гнетом какого-то другого психического заболевания.
В такой же ситуации оказался мой друг Кевин Хайнс, который пытался покончить с собой, спрыгнув в 2000 году с моста Золотые Ворота. Хайнс — один из двадцати девяти человек, которым удалось выжить после четырехсекундного падения с 68-метровой высоты в бурлящую холодную воду залива. Сейчас Кевин говорит, что находится «на долгом пути выздоровления и возвращения к нормальной жизни». «Как только я начал осознанно и честно относиться к своему больному разуму, я стал излечиваться. Я узнал, что боль, о которой кому-то рассказываешь, убавляется вдвое. Научные данные подтверждают: беседа о внутренней борьбе с тем, кто активно слушает и сочувствует, реально помогает облегчить страдания. Двадцать лет спустя я настроен не допустить этого снова».