я не собираюсь делать вид, что все хорошо и спускать ей все с рук, — он ткнул в меня пальцем через стол, и я вздрогнула.
— Гарри…
— Нет! — закричал он. — Не смей сейчас разговаривать. Ты должна была приехать домой и поговорить со мной, когда родилась моя дочь.
— Я отправила подарки, — прошептала я.
— О, хорошо, твои дорогие подарки загладили вину.
— Любимый, — Сара сжала руку мужа. — Может, дадим Уиллоу передышку, она через многое прошла.
Я была благодарна своей невестке за то, что она встала на мою защиту, особенно учитывая, что мы едва знаем друг друга.
— У Уиллоу было много срывов, — кипел Гарри. — Мы все придумывали ей оправдания, но я, черт возьми, устал. Где ты была, когда умер папа? Жила своей жизнью в Лос-Анджелесе, забыв о семье, о том, что действительно важно.
— Я никогда не забывала о тебе, — эмоции сдавили горло, и мой голос был едва слышен.
Он рассмеялся. Голос его был холодным и неприветливым.
— Да, ты меня всегда дурачила. И папу. Он верил в тебя до самой смерти, и я не знаю, нахрена.
— Гарри, — рявкнула мама, и голос ее был так близок к бешенству, как никогда в жизни. — Не смей так разговаривать со своей сестрой.
— Кто-то должен, — усмехнулся он. — Кто-то должен призвать ее к ответу за действия.
— О, золотой ребенок накинулся на меня, потому что я не осталась здесь, не вышла замуж и не завела семью, — ответила я, защищаясь, хотя все, что он говорил, было правдой.
— В нашей семье золотым ребенком была ты, — покачал головой Гарри. — А для папы — всегда самой лучшей. Он говорил об этом открыто, и меня это никогда не обижало. До того дня, когда мы похоронили его, а тебя не было рядом.
Мой стул заскрипел, когда я отодвинула его, не в силах больше ничего выслушивать.
— Ты прав! — закричала я. — Я облажалась. Я подвела его. Подвела тебя. Подвела маму. И я до конца дней буду ненавидеть себя за трусость. Но знаешь что? Меня настигла карма. Я потеряла все. Все, что у меня было, все, чего я достигла. Мужчину, которого думала, что любила. Всех людей, которых считала друзьями, за исключением одного человека. У меня больше ничего нет.
Слезы текли по моему лицу.
Лицо Гарри не смягчилось.
— У тебя ничего нет, значит? — тихо сказал он. — У тебя есть это, — он обвел рукой комнату. — Семья. Но тебе этого не было достаточно. Ты никогда этого не ценила.
Эти слова пронзили мою и без того слабую нервную систему, разорвавшись в комнате, как бомба. Мама даже не вмешалась, чтобы поспорить с Гарри по этому поводу, потому что он прав. Он абсолютно прав. Это короткое пребывание дома, встречи с Броди Адамсом, воспоминания о том, как относился к нему его отец… Все это напомнило о том, что у меня было, и я всегда имела и принимала как должное.
Я могла бы наладить отношения с мамой, но с братом задача неизмеримо сложнее. А папа? Этот шанс упущен, я так и не смогла сказать ему, как сильно его люблю, насколько он был важен для меня, какую роль он сыграл в становлении моей личности. Я так и не смогла попросить у него прощения.
Это уже настоящий предел.
Поэтому я сделала то, что у меня получалось лучше всего… сбежала.
ГЛАВА 7
БРОДИ
Работа в День благодарения не в тягость для меня. На самом деле, даже облегчение, поскольку мне негде праздновать. Мама была единственным ребенком в семье, и все родственники с ее стороны умерли. Родственники отца были разбросаны по стране, и никто из них не был мне близок. У меня нет приятных воспоминаний о праздниках. Это всегда был тихий ужин, за которым отец напивался, причитая, что я виноват в том, что жена не с ним.
Он либо вырубался, либо бил меня.
Да, воспоминания не из приятных. Так что лучше было остаться в участке. Обычно мы получали не так много звонков. Время от времени происходили несчастные случаи. К сожалению, иногда поступали и звонки о домашнем насилии. Во многих семьях — даже в Нью-Хоуп, где преобладает средний класс, — праздники бывали такие же, как и у меня раньше. Насилие в семье распространилось на все слои общества, независимо от уровня дохода.
К счастью, сегодня мы не получили ни одного из таких звонков.
Только звонок из дома Уотсонов. На который я поспешил ответить.
Я не особо знал Уиллоу, если не считать печальных воспоминаний о нашем школьном прошлом и недавней стычке, но она постоянно была в моих мыслях. Эта женщина что-то сделала со мной. И я не успокоюсь, пока не заслужу ее прощения, пока она не улыбнется мне. Пока она не согреет мою постель.
Мои чувства к ней были глубже, чем следовало бы, учитывая нашу историю и ее презрение к моей персоне. Поэтому я волновался, когда подъезжал к дому ее семьи. Ее мама была известна в городе как «чудачка», но еще как одна из самых добрых людей.
Ферн открыла дверь еще до того, как я постучал, и дом светился рождественскими гирляндами, сверкающими на фоне снега.
— Заходи, холодно, — пригласила она меня внутрь, сунув мне под нос дымящуюся кружку. — Вот, согрейся.
Я улыбнулся женщине, которая излучала материнскую энергию, хотя внешне она была совершенно не похожа на типичную маму.
Я с благодарностью отпил из кружки и закашлялся. Напиток был восхитительный, с привкусом яблока, корицы и спиртного.
Очень много спиртного.
— Как бы вкусно это ни было, я не могу пить на работе, мэм, — сказал я ей, сожалея, ведь было чертовски вкусно.
Она приложила ладонь ко лбу.
— Точно, — она забрала кружку обратно. — В наши дни к этому относятся неодобрительно.
— Да, верно, — ответил я, пряча улыбку. — Но я с удовольствием выпью чашечку этого напитка, когда у меня будет свободное время.
Ее дружелюбная улыбка внезапно исчезла.
— Я только с радостью. Обещаю, что не стану его отравлять, как только ты доставишь мою дочь домой в целости и сохранности и принесешь ей глубочайшие извинения за то, как обращался с ней в старшей школе.
Кровь отхлынула от моего лица, когда тепло от сидра рассеялось. Я много лет контактировал с Ферн, когда приходил по делам к ее мужу. Они всегда проявляли ко мне доброту и не намекали на то, что знают о моей истории с их дочерью.
Не думал, что Ферн способна на строгие взгляды или скрытые угрозы. И все же, вот она. Мать, которая безумно любит свою дочь и, очевидно, понимает, каким мудаком я был.
— Обещаю, что буду извиняться так часто, как она мне позволит, — я не опустил взгляд. — И знайте, что мне очень стыдно за то, каким я был раньше, и за то, как мои действия ранили вашу дочь.
Она одарила меня долгим, оценивающим, холодным взглядом, от которого меня даже слегка затрясло. Мне приходилось сталкиваться с жесткими, опасными и прямо-таки смертоносными мужиками, но ни один из них не нервировал меня так сильно, как взгляд низкорослой женщины, одетой в пять разных оттенков фиолетового.
После нескольких долгих мгновений, когда я слышал только стук своего сердца, этот холодный и расчетливый взгляд исчез. Ее лицо снова стало светлым и добрым.
— Я принимаю твои извинения, — сказала она. — Хорошо, что ты осознал свои глупые детские поступки, и теперь готов проявить сострадательность.
Я был поражен ее искренностью и легкостью прощать. Очевидно, у ее дочери другой темперамент. С другой стороны, Уиллоу имела полное право обижаться.
— Расскажите, что случилось, — сменил я тему, вернувшись к ошеломляющей новости.
Я прошел дальше в комнату, кивнув Гарри и его жене в знак приветствия.
— Она уехала примерно час назад, — Ферн заламывала руки. — Мы пытались дозвониться до нее, но попадали сразу на голосовую почту. Обычно я не стала бы волноваться — она вполне способна позаботиться о себе — но это на нее не похоже, и она уже много лет не ездила по таким дорогам.
Ферн выглядела обеспокоенной.
У нее было красивое лицо. Морщинки, которые она тщательно скрывала, глаза, носик как у дочери. В ее длинных волосах были заметны седые пряди, блестящие локоны спадали по спине. Ее миниатюрная фигурка была облачена в длинное фиолетовое бархатное платье, а на теле красовалась чертова уйма драгоценностей. Кристаллы и узоры. В моей памяти всплыли воспоминания о том, как хихикали ребята в школе, когда она привозила Уиллоу и целовала ее в губы.
«Чудачка», «уродка», «ведьма».
Хор оскорблений сопровождал раскрасневшуюся Уиллоу, когда она проходила мимо нас.
Я смеялся со своими друзьями.
Черт, я правда был таким уродом?
Из-за стыда образовался ком в горле.
— Это так на нее похоже, — возразил Гарри, возвращая меня в настоящее. — Опять убежала, — в его тоне слышался гнев.
Очень сильный. Но в то же время и беспокойство. Может, он и злился на свою сестру, но он любил ее. Очень сильно.
Что-то сжалось у меня в груди, когда я стоял в теплом, захламленном, но уютном доме, в котором жила семья. Возможно, разрушенная. Но не насовсем.
— Она уехала на своем «Приусе», — продолжила Ферн.
Когда я выглянул наружу, у меня внутри вспыхнула искра беспокойства. Погода дерьмовая, и казалось, станет еще хуже. Машина никак не справится с такими заснеженными дорогами.
— Уиллоу умная, понимает, что нельзя ездить по этим дорогам, — твердо заявил ее брат. — Она, наверное, где-нибудь притормозила и наслаждается горячим обедом в закусочной «Мэйн-стрит».
Я сохранял невозмутимое выражение лица, как и на протяжении всей своей карьеры шерифа. Но по какой-то причине это было намного сложнее сделать, ведь я начал беспокоиться за Уиллоу.
— Мэйн-стрит закрыты сегодня, — сказал я им. — А другие заведения, которые были открыты в День благодарения, закрылись из-за непогоды.
Я увидел, как вытянулись лица у обоих.
И тогда я сделал то, чего никогда не делал с тех пор, как начал работать.
Дал обещание.
— Не волнуйтесь. Я найду ее и привезу домой, обещаю.
— Я поеду на своем грузовике, — объявил Гарри, хватая свою куртку со спинки дивана.
Я похлопал его по плечу.