Вампир налетел сверху, и как любой зверь не стал бить, что логично, а попытался вцепиться в горло. Этой секунды мне хватило, чтобы подставить руку. Клыки сомкнулись на цепочке.
Секунда — и вампир взвыл, попытался дернуться назад. Мой еще один импульс ему прямо в голову. Рывком перекинула его вбок, кувыркнувшись следом. Оказалась сверху. Свободный конец цепочки болтался у него на груди. Второй рукой натянула ее так, чтобы она прошлась по лицу, по глазу.
Противник взвыл, как мог бы взвыть человек, если плеснуть в него кипятка. Разжал челюсти. И эта была ошибка. Сама не заметила, как обе руки растянули цепочку у него во рту, разрезая щеки. Навсегда уродуя лицо.
Импульс. Импульс. Снова и снова, прямо в череп, как удар пусть маленького, но молотка. У вампиров нет привычных органов. Точнее, они есть, но в них нет той чувствительности, что у людей. Если ударить вампира в печень, он не заблюет все вокруг кровью. Внутри тел вампиров есть энергетическая сеть, каркас, на котором и строиться их жизнь. Удар в центральные точки каркаса — боль, как при вывихе или открытом переломе. Разрыв каркаса — смерть, хотя тут есть варианты.
2… 1…
Незримый таймер вероятности отсчитал нужное время. Откатилась в сторону в тот момент, когда ко мне уже стремилась чужая нога. Нападавший сзади наступил на лицо вампира, раскрошив его, как глину. Серебро так и осталась во рту, и сработало не хуже кинжала из того же металла.
— Сука! — с непонятным акцентом выдал неизвестный.
От второго удара я уже не увернулась, да и некуда было уворачиваться. От пинка в живот перед глазами расцвели радужные звезды. Я же порадовалась, что удар пришелся не по ребрам, а в живот. Меня впечатало в стену.
…2…1
Перед глазами все плыло, боль поглотила полностью, но вероятность… дернула головой в самый-самый последний момент. Говорят что с такого расстояния, в пару метров, невозможно промахнуться. Возможно, если ты знаешь будущее. Пуля чиркнула по черепу, прямо над ухом, почти на уровне виска, входя в стену. Про такие случаи говорят: «в рубашке родился.» В голове, и без того шумной, стало гулко-гулко. И горело все. Казалось, что на меня ливанули кипящее масло. И кровь почему-то стала холодной.
Я не видела, а знала, что Ярем уже расправляется с последним нападавшим. Не слышала, как волк рвет на части человека, а это был именно человек.
Я редко молюсь, да почти никогда, если уж быть честной. Но сейчас захотелось помолиться, и чтобы услышали, потому что если дальше случится то, что я «видела», то…
Зрение сбоило, как и слух, поэтому я далеко не сразу увидела Власа, и далеко не сразу почувствовала его сильные, совсем не по возрасту, руки. Последним, как и в видении, включился слух:
— … Боже! Девочка моя, Вида, ты меня слышишь?!
Мне хотелось кивнуть, но получилось только уронить голову. Пустота и слабость, они спелись, уговаривая поспать. Совсем чуть-чуть. На минуту прикрыть такие тяжелые веки. Благо один глаз и так уже залит кровью.
— Ярем, мать твою, врача скорее…!
И я почти уже отключилась. Я не герой, совсем. И столько всего, даже с учетом блока на боли — это слишком. Но рука Власа под коленями, и последующий рывок, когда тот поднял на руки… Именно это не позволило раствориться в теплой тьме. И именно эти ощущения напомнили об еще одной вероятности… последней…
Удивительно, но на последний рывок всегда есть силы. Они находятся и в конце рабочего дня, и на пробежке… и в последние секунды жизни…
… Я слушала, чувствовала всем телом каждый его шаг…
И вот, поворот в кабинет…
Я закрыла глаза и рванулась вверх так резко, что Влас опустил одну руку, позволяя приземлиться ногами. Я развернулась, ну почти…
Хлопок не разбил стекло кабинета. Я не видела круглое отверстие. Моей силы хватило, чтобы приостановить выстрел. Я, кажется, говорила, что не Нео? Не хватило сил остановить пулю. Только придержать, чтобы она не забрала обоих. Спасибо дару. И снова никакой боли не было, только толчок, тупой укол в ребра, кажется выше груди… или все-таки ниже? Я не знала. Не было больше энергии, чтобы глянуть.
Ну здравствуй, пневмоторакс!
И прощайте, ребра…
Глаза я так открыть и не смогла. Слишком много на одно тощее тельце. Зато перед глазами разверзлась ушедшая в прошлое вероятность, в которой Влас падает со мной на руках. В прошлом растворилось его чуть удивленное лицо. И хорошо…
Я выдохнула в последний раз с невероятным облегчением. Нет тех слов, чтобы описать наслаждение от осознания, что все удалось. Удалось!
Падать я почему-то начала вбок, даже и не знаю почему. И сладкая, ожидаемая темнота…
Глава 18
(Видана)
Смерть, какая она? Наверное, это один из самых главных вопросов. Наравне со смыслом жизни, и о Боге. И нет человека, которого не волновал бы вопрос конечности бытия отдельного тела, и как процесса, и с точки зрения последствий. Смерть — тема, волнующая религии и ученую братию.
Она бывает разной. Она может быть невероятно мучительной. Она может нести долгожданное облегчение. Она может прийти незаметно, если человек сошел с ума, и нет больше той личности, что может что-то испытывать. Может наступить мгновенно, когда разум не успевает ничего понять, например: при взрыве.
И я многое могла бы рассказать о смерти, но начну с главного. Смерть — это всегда боль. Гибель нервных окончаний, маленький «взрыв» в черепной коробке — это всегда чудовищная боль. Боль такая, для которой не придумали названия. И в этом есть некий глубинный смысл. Первый вздох, как и первый взгляд, несет боль. Ее же несет и последний миг внутри тела. И так же, как и с первым глотком воздуха, мы не «помним» этой боли. Могу лишь сказать, что она мучительна настолько, что ее невозможно выразить, ни криком, ни как-то иначе.
Эта агония, последний рывок сознания к спасению, «вспышка фотоаппарата», за которой нет ничего. Глубокий сон, миг хлопка одной ладони в вечности (как поэтично шепчут мистики восточных религий) и смерть схожа с оргазмом. По сути, за одну жизнь мы умираем множество раз, даже не задумываясь об этом, просто потому что разум знает, что еще вернется, что еще будет жить.
Я не знаю, что идет за этим «сном». Не могу утверждать, есть ли рай или ад. Знаю лишь, что есть другие миры. Я чувствую их всем даром. Они так близко, и невообразимо далеко. Возможно, каждый из нас умирая в одном мире, оживает в другом. Тут мне не хотелось бы врать, мне не приходили видения о других мирах или планетах, я только знаю, что они есть, как и жизнь.
Я знаю, что миг смерти, подчеркну, что именно последний миг, а не агония тела на несколько секунд, минут или часов, длиться всего лишь миг…
Но это у обычных людей…
А вот одаренные умирают по-разному, но всегда до-о-олго.
Моя «чернота» продлилась совсем немного. Зрение, в виде взгляда через дар, вернулась ко мне, вместе с ощущением тела, легкостью и облегчением, почти тут же. В реальности мое тело, уже мертвое, пнул Кеша, толкая вниз. Мы рухнули на пол. Оборотень накрыл собой, защищая.
Я же наблюдала за собой с высоты люстры и как бы сбоку, будто меня отбросило в угол. Несколько секунд я наслаждалась ощущением свободы. Так бывает, когда ничего не болит, когда не терзает голод, жажда и прочие надобности тела. Так бывает с каждым, когда тело отдохнуло, а в крови бурлит энергия, хочется танцевать, смеяться, прыгать. У меня было все точно так же, с поправкой на то, что астральное тело несколько иначе устроено.
Астральное тело — это не душа, точнее, не только она. И да, оно есть у каждого. Это некий энергетический рулет из нескольких оболочек. Тут и разум, и эмоции, и память, и воля, и дар. В общем, это вы, только без физического тела. Душа же заключена в эту оболочку временно, как и в плоть.
Сейчас я могла бы стать видимой для глаз, проявившись в виде дымки или облачка. Могла бы попасть в чей-нибудь сон, чтобы поговорить. Могла бы подвигать предметы. Называйте меня призраком, полтергейстом или как вам больше нравится. Обычное астральное тело долго не существует. Другое дело одаренные, в астрале мы можем быть веками, плавно съезжая с катушек.
Звериное чутье подсказало альфе о снайпере, но слишком поздно. Наши действия разминулись буквально на пару секунд, если не меньше, но этого хватило, для того чтобы умерла я, а не он.
И если кто-то допустил, что это глупое геройство, но совсем нет. Во мне «геройства» нет ни капли. Я труслива и слаба, как и большинство женщин. Причина моего поступка в логике и хорошем знании себя. Уже несколько ночей я видела продолжение тех двух вероятностей, где гибнут Игорь или Влас, и оба варианта вызывали мигрень. Гибели, что одного, что второго я бы себе не простила. А одаренный с комплексом вины — это страшно, и для себя, и для окружающих. В этом мире у меня мало близких людей. Дядя Гена, брат мамы, и Влас, лучший друг отца. Вот, пожалуй, и все, кто мне безмерно дорог, кто ближе собственных мечт.
И я не смогла бы нормально жить, зная, что смалодушничала и отдала на заклание лучшего друга или Кешу. Прибавим к этому и значимость этих волков. Кто я? Обычная, средняя по Силе одаренная, сирота с отвратным характером. А кто такие эти двое альф? Лидеры. И больше не нужно слов. Так что я сделала все правильно. Напряжение последних месяцев отпустило, наконец-то.
Есть прорицатели, которые не видят собственной смерти. Я же ее вижу. И давно знала, что двадцать — мой предел, один из, но предел. Какого это, жить зная точную дату своей смерти? Скажу честно, что сначала трудно. Накрывает душная апатия, потому что ничего не хочется делать. Какой смысл получать дипломы, работать, есть, вставать с постели, в конце концов, если все равно умрешь в самом начале жизни? Хм… и было бы ложью сказать, что я не страдала. Жалость к самой себе — это такое дело, весьма прилипчивое. Но это прошло, как и другие эмоции. Для двадцати лет я сделала очень и очень много.
А сейчас мне нужно просто дождаться истлевания энергетической связи между мной и телом, и уйти. Мои видения в последнее время всегда заканчивались на этом моменте. Вот падаю я, неестественно вывернув руку. Сверху тут же приземляется Влас, закрывает мою голову, прижимая к себе.