Второй: по Своду или закону самих оборотней. В нем куда больше пунктов, и эти правила меняются с течением времени, и пишутся они самыми влиятельными альфами страны. Своды в каждой стране и культуре свои, как у людей, впрочем. Закон же — един для всех.
Отверженный не только изгонялся из стаи. Ему вводили специальное зелье, которое меняло запах. Не знаю как, не настолько у меня тонкий нюх, но каждый встреченный оборотень почти мгновенно определяет отверженного. Раньше такого сразу убивали, сейчас тоже убивают, но не сразу, и как правило, враги приговоренного. Так что каждый отверженный — это живой труп. Я, по крайне мере, не слышала ни об одном отверженном, что прожил в изгнании больше десяти лет. Отверженные самим Мастером получали еще и метку от Мастера в ауру, и любой одаренный мог такого определить через Силу.
Вот почему Апал ни с кем не знакомился, как и с ним не пытались сдружиться наши работники. Я-то думала, что это из-за его вида, а оказалось каждый оборотень знал, что он приговоренный. Сам Апал не мог заговорить с оборотнями, но мог быть с ними рядом, вот и напивался на нейтральной территории. А может, надеялся, что его прибьют молодые волки…
— Значит, это правда, — усмехнулся Апал, снизу вверх рассматривая Власа.
— Что — правда? — уточнил альфа, пристально следя за руками чужака.
— Говорят, что здесь не любят одаренных, да так не любят, что даже в местной общине волков нет ни одного.
— Одна есть… была. — Влез Ярем, встал за спиной Апала.
— Я так и понял, — усмешка стала откровенно издевательской. — Что, Влас, не желал, чтобы девчонка нашла себе наставника или любовника?
— Заткнись! — вот это уже рык взбешенного зверя. — Я поклялся ее отцу, что сделаю все, чтобы ее дар так и не развился.
— Молодец! — «похвалил» отверженный, все так же продолжая вливать в мою голову Силу. — А ты забыл, что одаренные медленно умирают, альфа? Наше астральное тело держит душу у тела еще несколько часов, а то и дней.
— Ее можно спасти? — вопрос озвучил Ярем. — Парень, она должна выжить.
— Я не целитель! — прорычал Апал. — Я работаю только с разумом. Прочесть мысли, эмоции, чувства, прошлые события глазами свидетеля, заставить говорить правду или ложь, но не заделать прорехи в плоти.
Под конец речи у мужчины уже изменились зубы, а лицо стало чуть вытягиваться вперед.
Я же от его пламенной речи, схватилась за голову. Разумник, одаренный способный «прочесть» меня. Мама моя, да это хуже смерти!
— Но ты же можешь что-то сделать? Прошу! Я дам тебе приют в Сером, если захочешь остаться. Хочешь, приму к себе, только помоги…
— Сказал же, я не целитель! — огрызнулся Апал. — Я могу только заставить работать ее мозг, а он заставит работать тело, но это ненадолго…
— Что можно сделать? — Влас смотрел в темные глаза чужака, так же, как на меня пялился ближник Яна.
— Перевяжите ее. Сердце заработает, крови будет много.
Влас только глянул, как Ярем вылетел из кабинета.
— Я почувствовал ее обреченность, — заговорил через некоторое время Апал. — А потом ощутил чье-то приближение. Ну и… понаблюдал.
— Это ты снял снайпера? — предположил Влас.
Апал кивнул, прикрывая глаза. На лбу оборотня уже выступили маленькие капельки пота.
— Не мешай.
То, что творил отверженный с энергией можно было смело называть высшим пилотажем одаренного. Волк воссоздавал, с помощью своей силы, как хирург с помощью инструментов, мою энергооболочку. Он формировал ту самую связь астрального тела. Якорь, который должен питать меня.
Я буквально физически ощутила, как утекает мое время. Его Сила связывала меня, не давая умереть окончательно. Первый удар моего сердца, мы расслышали все троя.
А я увидела ближайшую вероятность. Сейчас меня засунут обратно в тело, и уже мои возможности будут латать повреждения, потом больница, целители. А затем, затем Апал расскажет о моем даре… и да, сбудутся все мои кошмары.
За несколько секунд, словно кадры в домашнем альбоме, а увидела свою жизнь, следующие пятнадцать лет. Пятнадцать лет постоянного бегства от нескольких волков, которые будут уверены, что я их пара. Бегство от трех самовлюбленных козлов, желающих иметь в потомках одаренных. А так как зачатия не будет по моей вине, то будут и пытки, и побои, и конечно, насилие. Хотя… а можно ли счесть изнасилованием постоянный секс на протяжении четырех лет, пока у меня не получилось сбежать? И каждый из троицы будет убежден, что именно ему я должна родить щенков. Каждый, правда, по-разному, будет петь мне о любви.
Пятнадцать лет ада, морального и физического, постоянного прессинга, чтобы сломалась, прогнулась, уступила. Через боль, через ласки и подарки, но прогнулась. И ложь, море лжи.
И самый очевидный конец: в автомобильной аварии, где-то в Южной Корее, кажется. Буду, в очередной раз уходить от погони, не справлюсь с управлением, и разобьюсь.
Нет! Ни за что! Это будет не жизнь! Ложь и обман, унижение и подчинение. Может, многие женщины и согласились бы на отношения с оборотнем по такому обмену (он мне: обеспеченную жизнь и секс; я ему: подчинение и одаренных детей; и все это с ложью о любви, с изменами и поисками Истинной, потому что я ей так и не стану) но я не смогу. Рехнусь! От измен, от разбитых надежд, от одиночества в золотой клетке, клетках, если уж быть точной…
И самое страшное, что каждому из троих оборотней я поверю! К каждому я буду испытывать привязанность, и про каждого я буду думать, что полюбила. И ровно до того момента, как узнаю, что они меня за инкубатор держат. От первого мужчины сбегу, когда узнаю, что он ищет Избранную, а со мной будет спать пока не забеременею. Боль от этого предательства и обмана будет страшной, но еще больше боли он причинит, когда найдет.
Со вторым волком все закончится, когда он встретит свою Истинную. Из дома меня выставят сразу же, правда, через два года он захочет меня найти, потому что его Истинная родит первенца, не альфу, а простого волка, а значит, слабака. Еще одна попытка обзавестись наследником — появится девочка. И мужчина решит, что уж я-то смогу родить альфу. Я и могла бы, но от любимого, а не через искусственное оплодотворение.
Меня отравит беременная Истинная, из ревности. И я сбегу из больницы после этого.
Третий и вовсе окажется полным психом, двинутым на покорности. Любой косой взгляд, вспышка эмоций, действие без разрешения — и удар, по лицу, так чтобы изуродовать.
Кошмар!
Видение одной из вероятностей еще не полностью растворились в памяти, а я уже рванулась изо всех сил. От дара Апала, от своего тела, из этой реальности.
Ярость и страх сплавились в какой-то чудовищный клубок, и ударили по Апалу, разрывая путы. Лучше сдохнуть, чем такая жизнь, чем столько боли!
Как оказалось, меня уже успешно освободили от одежды и перевязали. Отверженный дернулся, из носа и ушей волка показалась кровь.
— Черт! — выругался волк, падая на четвереньки. Его вывернуло на пол.
Влас и Ярем переглянулись.
— Что случилось?
Апал утерся рукой и глянул в мою сторону. Меня он, естественно, не видел, скорее ощущал. И почувствовал мои эмоции, может даже что-то и увидел из моих картинок.
— Я ее не вытащу, — прохрипел севшим голосом.
— Что?! Но она же дышит!
— Еще пару минут… — отмахнулся волк, медленно поднимаясь. — Я не могу…
Оборотни пытались его остановить, задавали вопросы, угрожали, пытались купить, но Апал отказывался. Несколько минут шел совершенно бессмысленный разговор, пока, наконец, от него не отстали. Альфа уже почти вышел, точнее его почти выволок из кабинета Ярем, намереваясь прикончить по приказу Власа, когда волк снова глянул в мою сторону.
— Ты не права, — вдруг выдал он очень «умную» мысль.
Стряхнул Ярема с себя. И продолжая смотреть на меня, все так же, не видя, но ощущая, протянул руку Власу.
— Телефон дай. Я ее не вытяну, но знаю того, кто вытащит.
— И кто это?
— Проблема всех оборотней в том, что никто не уточняет, а кто и откуда меня изгнал, — медленно проговорил Апал, все еще глядя на меня.
Влас проследил за его взглядом. Ничего там не нашел. Нахмурился.
— Поясни.
— Она не хочет жить. А я знаю только одного одаренного, кому глубоко плевать на чужую волю и Силу.
Вот тут Влас реально побледнел до серости. Молча прошел к столу, достал телефон из ящика и протянул приговоренному.
— Ты знаешь, что не имеешь права связываться с ним? — уточнил Влас, пока Апал набирал номер.
Вместо ответа алкоголик пальцами отогнул, вывернул верхнюю губу, показывая шрам-знак. И я знала, кто оставляет такую незаметную метку на «своих». И все равно вздрогнула, когда услышала:
— Здравствуйте, Мастер!
Глава 19
(Влад)
Том постучал в дверь кабинета Инги, когда я уже ощущал явное нежелание вставать из кресла от количества алкоголя в крови.
— Спасибо, — поблагодарил, когда понял, зачем он пришел.
Местный оборотень и отличный исполнитель. Он относился к тому типу личностей, которые не могут быть лидерами, ни в каком виде, зато отличные «выручалки» любого руководителя. Вот и сейчас, он определил мою потребность в сигаре на каком-то интуитивном уровне. Просто зная меня самого и мои привычки, лучше любого другого. Томас Виссер относился к главному роду Виссеров, к тем, кто уже очень и очень давно присягнул на верность моей семье. Этих оборотней можно было назвать кланом. Больше века назад они полностью подмяли под себя не только Дусбург, где жили мы с Ингой, но и все ближайшие городки-деревни, превратив всю эту местность в крепость. Здесь жили самые верные, самые преданные мне волки. Больше двадцати лет назад отец Томаса ушел на заслуженный отдых, предоставив мне своего старшего сына, как нового секретаря. Я не спорил.
Том никак не выказал отношения к моей пьянке. Молча поставил сундучок на стол и удалился.
Я запустил в себя еще глоток Туннеля. Открыл ящик, выбрал сигару, откусил кончик, одновременно зажимая табак губами и закурил от старой зажигалки из того же «сундучка». Когда-то коньяк и сигары были не только дорогими, но и статусными вещами. О политике или бизнесе могли говорить все, а вот так, чтобы и принимать решения, только обладатели сигар и коньяка. Я курил и пил. К этому, как не печально, меня приучили британские оборотни еще до Первой Мировой. Времена изменились, а вот привычка с молодости успокаивать нервы крепким табаком — осталась. Сизый дым заструился к потолку, а я откинулся на спинку кресла. Запрокинул голову и снова принялся перебирать в памяти прошлое. Задумался, усмехаясь над собой.