к не за «любимого». Если волк умрет, то магия метки многократно усилит горе, а через него и боль. И хлоп — ты уже мертва. Чем не повод рвать и метать? Отличный повод.
Нет в этой жизни ничего возвышенного, ничего светлого. И женщин нет, а есть только суки с течкой или без нее.
Пока я окончательно ушел в свои новые умозаключения, поражаясь только собственной тупости (как раньше до этого не дошел) старший близнец растянул ее сзади. И судя по стонам не за горами новый оргазм.
Момент, когда Наоки решился, я пропустил.
Забавно, но до этого дня я был уверен, что одновременный оргазм, тем более трех партнеров, просто невозможен физически, и это выдумка для порно. Но нет, сегодня прямо день открытий.
Ингу оргазм накрыл первой, через миг к ней присоединился Рио, сжимая ее бедра до кровавых следов, а следом и Наоки присоединился. Единение оргазма оборвалось болезненным криком Инги.
Я даже удивился, а через секунду едва не заорал от дикой боли в груди, когда изменившиеся клыки старшего альфы впились в шею моей, теперь уже точно, бывшей жены. Он решился-таки и поставил метку!
Я поймал брошенный на меня взгляд младшего, который тут же наполнился решимостью. И трех секунд не прошло, как он впился в ключицу девушки с другой стороны. Ее крик перешел в хрип и резко оборвался. Она отключилась. Две метки, да разом — не шутка.
Два альфы крепко удерживали девушку, впитывая и ее метку в себя, через ее кожу, запах, ее сок.
Я видел силовым зрением, как за несколько секунд в ее ментальном теле, в глубоких слоях ауры, разворачиваются две метки сильных, одаренных волков. И не берусь судить, чего во мне было больше от этой картины… наверное, радости. Ведь, если сейчас я умру, то сила нашей магии ее удержит.
Не знаю, чего мне стоило встать и дойти до двери. Я не помню, как ушел от них. Совсем, да и тела своего не ощущал, моя метка горела, а может душа?
Моих сил хватило только на то, чтобы сделать два шага от закрывшейся за спиной двери, и я отключился. Слишком много боли на меня одного, но… не упал. Асс в последний момент перехватил мое тело. Я не видел и не чувствовал, как дошел до одной из камер, подальше от них и от лестницы, где есть волки.
Зрение вернулось рывком, я увидел окровавленную руку и след на стене от своих же пальцев. Кровь стала проступать через поры. Мне не нужно было себя видеть, чтобы знать, что я плачу кровавыми слезами. Умирает моя метка, омываясь кровью, и только благодаря «трансу» я еще дышу.
Рухнул на холодный пол камеры и заорал от боли. Что болело? Казалось, что все! Каждая пора, клетка, атом, мозги плавились от стольких импульсов страдания. Мышцы не выдержали первыми, забился в судорогах.
Всякое было в моей жизни, и пытки тоже, и не раз, но я даже и близко не мог представить, что смерть истинной «любви» будет такой! Казалось, что магия ломает мне все кости вдоль; что простреливает хребет… И все равно я ждал…
Миг, когда моя метка окончательно уничтожилась в ментальном теле Инги и правда оказался звуком «лопнувшей струны». Лиса Алиса была права! Я успел лишь вздохнуть, приготовившись к откату, и получил его!
И снова асс спас меня, перетянув на себя больше половины боли. Мне стало настолько легче, что я смог даже подумать, не переставая кричать и ломать собственные кости.
Малышка Алиса, рассказывая мне о метке, не учла одного важного момента. Мастера — не волки, не люди и не маги. Мы — много больше, а значит и любой закон нашей магии будет действовать на меня во много раз сильнее, если не иначе, чем на прочих волках. И поэтому же, как только я понял, что творит Инга, пришлось замкнуть ее метку на себя, то есть кара-боль от ее метки за предательство Истинной пары била по мне, а не по ней. Ей же доставались только малые капли положенного. Плюс, как я надеялся, угрызения совести, и то, что она любит меня.
Пока я был в машине по пути в аэропорт, Инга праздновала мою смерть с французом, что и должно было ее убить, по Закону, и по правилам древней магии. Моя метка здесь действовала как доза отсроченного яда. Я знал, что этот момент может наступить. Предполагал это, когда она стала отдаляться, и убедился, когда сбежала.
Но я, как самое последнее ничтожество, просто не мог допустить ее смерть, пусть и по правилам, пусть и по Закону, пусть она это и заслужила. Но как стоять и смотреть на мучительную смерть той, что на присланной видео-кассете радовалась подаренному белому медведю? Я помню ее не оступившейся идиоткой, которая так и не научилась думать. Я помню ее с большими фиолетовыми бантами на линейке в первый класс! Я помню ее радость за каждую грамоту по иностранным языкам. Я помню ее смех, когда она сдала на права. Я помню ее слезы, когда после первого поцелуя ее бросил самый красивый мальчик в школе. Я помню, как ее длинные пальчики цеплялись на скалодроме за выступы, потому что она хотела этим заниматься.
И как я мог допустить ее смерть?
Никак…
Меня, а точнее асса, вывернуло желчью и кровью. Легкие скручивало так, что не мог дышать.
В последний наш секс, когда она так же умирала и воскресала, только от моего языка и пальцев, а не от двух япошек, я и замкнул магию, уже тусклой, метки на себя. Нет, тогда я не знал, что она сбежит, но интуиция меня еще никогда не подводила. А мысль о том, что она может вот-вот погибнуть, потому что я не досмотрел, не давала мне спать! Я потому и вызвал двух влюбленных в нее альф, что опасался нападения на наше имение, а эти мальчишки спасли бы ее, несмотря ни на что и ни на кого.
А вышло… как вышло…
Я до последнего верил, надеялся, что ее использовали в темную, что никакой опасности от метки ждать не стоит, а только от врагов. Но я ошибся. Инга меня и правда возненавидела всей душой, а значит, нужно было срочно удалять собственную метку. Но как удалить то, что вечно, что самой магией расы предполагает вечность? Ответ был прост, перебить такой же магией.
Только где мне было взять еще одного Мастера, ведь сила метки простого оборотня, моей, как слону дробина из резины? И я решил рискнуть, перебить собственную метку двумя другими. Это был риск и страшный, но других вариантов я просто не видел. Сидел, наблюдал за их сексом, и снова, и снова принимал на себя откаты от ее метки. Магия Мастеров требовала, чтобы она умерла за предательство. И это правильно, но я не мог этого допустить!
Момент, когда начала исчезать уже моя метка, попутно и меня утягивая за грань, я так же пропустил. Был без сознания, и очнулся от нового приступа боли и удушья, даже «транс» не спасал. Я задыхался.
Сколько это продолжалось? Минуты? Часы? Не знаю… Я «хотел» умереть, но… не мог, не сейчас, когда над оборотнями нависла такая угроза. Да и Ингу я не мог оставить без «посылки» от вампирши. Слишком многие знали о предательстве Инги, у врагов. По плану требовалось не только спасти ей жизнь, но и уберечь от дальнейших неприятностей. А они точно будут, если оставить все как есть. И в этом мире есть только одно существо, которое может менять не только свою, но и чужую внешность. Из моей крови Соломея создала зелье, с помощью своей магии, которое изменит не только внешность, но и тело, и ауру Инги. Через два дня она станет другой. Да, это больно, но больше ни один одаренный, кроме меня, ее не узнает и не найдет. А два альфы сделают все, чтобы эта глупышка не прокололась своими действиями.
У нее все будет хорошо, два альфы смогут ее защитить и обеспечить. Окружат ее заботой и таким нужным ей вниманием. Она романтична, они тоже. Она молода, они тоже. Они — прекрасное трио. И у них будут дети.
Но! Эти пони, блюющие радугой, случатся с ней, если сейчас я тут не сдохну в собственной рвоте, и лично проконтролирую метаморфозу девушки!
Эта мысль и держала меня в сознании, пока уже мой ментал избавлялся от метки. Какая тонкая ирония, хочу, но не могу сдохнуть!
Боль отступила резко, как не было, но еще несколько минут меня терзала фантомная боль. Разум все никак не мог поверить, что все кончилось, а он все еще жив. Мышцы дрожали от усталости. Болели многочисленные переломы, а камеру нужно будет ремонтировать.
Сорвал с себя одежду, вывалился в коридор и перекинулся. Зверь бросился к выходу. Быстрее, подальше отсюда, от случившегося к прошлому.
Теперь, когда все прошло, меня разрывало от ненависти, но не столько на Ингу, сколько на самого себя. За свои глупые, наивные, мальчишеские мечты.
Меня будут любить!
Меня будут обожать!
Кто-то будет жить ради меня, как и я ради кого-то!
Ха, ха, и еще раз ха!
Женщин не существует, а суки на любовь не способны.
Перемахнул через ограду, не глядя, и понесся к дому. Пять с лишним километров для разъяренного зверя — мелочь, но успокоился. Не слишком, хотя и достаточно, чтобы не начать убивать невиновных. Два дня! Пусть между нами будет хотя бы эти пять километров.
Мне встречались люди. Они пугались, но никто не принимал меня за волка. Просто крайне здоровая, уродливая псина. Меня несколько раз чуть не сбила машина. Мимо мелькали и оборотни, но все они замирали при моем приближении, боясь дышать. И правильно! Я пробегал мимо, не глядя на них.
Ворвался на территорию поместья. Вокруг никого. Точнее, оборотней полно, но все попрятались, как мыши. Правильно! Не знаю, чего хотел, но ноги сами понесли меня в кабинет.
Снес новую дверь, и уже внутри перекинулся.
Не будь мне так херово, прицел бы я ощутил раньше, но…
В последний момент обернулся, встречая пулю, через распахнутое, тоже отремонтированное, окно. Как я не подумал, что Инга еще преподнесет сюрприз? Как не додумался, что уж план и доступ на территорию собственного дома она точно предоставит?
Сила удержала бы обычную пулю, но серебряную, да с силовой начинкой. Уже падая на дорогой ковер, решил, что эта — самая приятная смерть, потому что… окончательная!
Светло-голубое окно портала открылось сразу за спиной одаренного снайпера. Из него шагнул высокий человек, с длинными, по бедра, черными волосами, завязанными в замысловатый хвост. На перный взгляд в его внешности не было ничего особенного, только если присмотреться, ткань брюк и рубашки имела странный, матовый блеск. И если бы кому-то пришло в голову провести анализ этой ткани, то стало бы ясно, что в этом мире таких растений нет. Как нет национальности с такими чертами. Высокий лоб, четко очерченные губы, но главное — глаза. Слишком яркие, насыщенно-зеленые. Слишком длинные ноги, слишком широкие фаланги пальцев. Только все эти тонкости стали бы заметны ученому, а так… обычный человек, необычной внешности. И совсем чуть-чуть не человек.