Помимо теоремы Коуза, другая часть нашего доклада, которая взбудоражила сидящих в зале, касалась темы патернализма – ее мы приберегли на самый конец. Центральным принципом, лежащим в основе либертарианского учения Чикагской школы, является потребительский суверенитет: суть его в том, что люди делают правильный выбор, и этот выбор лучше, чем любой другой, который делают за них. Поднимая вопрос об ограниченной рациональности и ограниченном самоконтроле, мы подвергали сомнению этот принцип. Если человек совершает ошибки, то возможно, по крайней мере в принципе, что кто-то может помочь человеку сделать более правильный выбор.
Мы осознавали, что действуем вероломно, провоцируя сообщество чикагских юристов и экономистов, поэтому подошли к этой теме как можно более осторожно, используя термин, придуманный Кассом: «анти-антипатернализм». Двойная отрицательная приставка подразумевала, что мы не готовы выдвинуть позитивный аргумент в поддержку патернализма. Вместо этого мы отмечали, что само собой разумеющееся утверждение о невозможности помочь человеку принять более правильное решение, оказывается сомнительным, судя по результатам исследований. После короткого раздела на две страницы, посвященного этой теме, шел более длинный раздел про «поведенческих бюрократов». Для меня и Касса это был первый, но не последний раз, когда мы заявили, что если чиновник из правительства – это человек, который старается помочь, то необходимо признать, что бюрократ – тоже просто Человек, а значит, склонен к предвзятости. Хотя мы и не устаем повторять этот тезис, нас продолжают обвинять в том, что мы игнорируем этот факт.
После завершения конференции мы отправились в профессорский клуб. Кристин выпила бокал вина, я – двойной скотч, а Касс – три порции диетической колы – его самый любимый крепкий напиток. Нам не удалось привлечь на свою сторону никого из ключевых участников конференции, но, по крайней мере, мы выжили. Более того, мы убедились, что наша статья поднимет шум.
Постскриптум: невозможно сказать, какое воздействие имела наша статья. Нам известно, что ее часто цитировали, но мы не можем определить, была ли она успешна в том, чтобы подтолкнуть кого-либо на изучение смежной области поведенческого правоведения и экономики. Единственное, в чем я уверен, что сегодня проводится много исследований в области поведенческого правоведения и экономики – достаточно, чтобы заполнить ими 800-страничный Оксфордский справочник по поведенческой экономике и юриспруденции под редакцией Эйаль Замира и Дорона Тейкмана. Один из таких исследователей, сделавший большой вклад в развитие этого направления, профессор Рассел Коробкин из UCLA, уже готов объявить победу: «Сражение за освобождение экономического анализа правовых норм и институтов от оков строгих принципов рационального выбора было выиграно». Я еще не готов заявить о том, что «миссия выполнена», в силу вечного опасения проявить излишнюю самоуверенность, но, безусловно, можно точно сказать, что «миссия стартовала».
28Офисы
Обычно в Школе бизнеса им. Бута в Университе Чикаго исследовательская работа просто кипит. Можно практически услышать, как научный фронтир с треском отодвигается все дальше вперед. Однако в течение нескольких месяцев весной 2002 года все было не так. В эти дни исследовательская активность, по крайней мере среди штатных профессоров школы, приостановилась. Нужно было распределить новые офисы.
Задача на первый взгляд казалась несложной. После многих лет в уютном, но тесном и незамысловатом четырехугольном строении главного университетского корпуса Школа бизнеса решила построить себе новое здание всего в двух кварталах. Дизайнером был всемирно известный архитектор Рафаэль Виноли, новый корпус должен был стать удивительным современным архитектурным произведением с потрясающим атриумом. Новое здание находилось на другой стороны улицы от знаменитого корпуса Робби Хаус, который был первым прибежищем Школы бизнеса, а построил его Франк Ллойд Райт. Виноли в некотором смысле отдал дань уважения трудам Райта, украсив тот угол нового здания, который был обращен к эпохальному строению, воздвигнутому Райтом. Роскошное новое здание было заполнено светом, и все с нетерпением ждали переезда. Все, что оставалось сделать, это решить, кому какой офис достанется. Что же могло пойти не так?
Существует много возможных способов распределить офисы, но деканы выбрали довольно необычную процедуру. Должен был состояться офисный драфт. Профессорский состав получит некий временной слот, чтобы выбрать себе любой офис из тех, что были на тот момент в наличии, т. е. еще никем не выбраны. Все это выглядело прекрасно, но оставался один важный вопрос: как определить очередность выбора. Критерий по старшинству казался очевидным, но в Чикагском университете любили говорить, что ты настолько хорош, насколько хороша твоя последняя статья. Принцип старшинства можно было вычеркнуть. Лотерею тоже всерьез никто не рассматривал. Расположение офиса было слишком важным вопросом, чтобы оставить его решение на волю судьбы.
Деканы решили, что очередность выбора будет основана на «заслугах»: судить об этих заслугах будет заместитель декана факультета Джон Гизинга, который отвечал за коммуникацию с новыми членами профессорского состава по условиям контракта, а также разбирался с любыми текущими проблемами членов факультета, которые были недовольны своим преподавательским расписанием, зарплатой, коллегами, студентами, исследовательским бюджетом или чем-нибудь еще. Несмотря на то что он уже несколько лет занимался этой работой, Джоном все очень восхищались, считали его честным, порядочным и временами прямолинейным человеком.[76]
Остальные деканы проявили благоразумие и дали всем понять, что Джон единолично ответит за проведение драфта и что все жалобы должны быть адресованы ему. После тщательного обдумывания Джон объявил, каким будет порядок отбора. Во-первых, будет несколько категорий (или корзин, как термин в статистике). Джон решил, сколько корзин всего будет и кого из членов комитета определить в какую корзину, но порядок внутри каждой корзины-категории будет определен случайным образом. Число категорий не было объявлено, и никто его так и не узнал. Как мы увидим, это внесло определенную неясность в весь процесс.
В день драфта члены факультета получали по 15 минут каждый, чтобы выбрать себе офис. В этом им помогал один из архитекторов, работающих на проекте. Здание представляло собой на тот момент металлическую клетку, поэтому было невозможно пойти и посмотреть офисы, но возможность использовать архитектурный план и макет здания можно было использовать. Еще два интересных правила: офисы нельзя было «торговать», а после того как один из старших членов факультета задал об этом вопрос, была исключена возможность «перекупки» более ранней очереди (пика) у коллег. Это правило и тот факт, что было решено отказаться от проведения простого аукциона по очередности выбора, показывает, что даже в Чикагской школе бизнеса, месте, где многие ратуют за открытый рынок детей и органов, все же есть нечто святое, что не может быть предметом торговли: например, офисы преподавателей.
Оказалось, что большая часть профессорского состава ожидала, что процесс будет примерно таким, и почти все старшие члены факультета были убеждены, что они окажутся первыми в очереди. Воцарились несколько недель покоя.
Через некоторое время все члены факультета получили сообщение по электронной почте, в котором говорилось, что распределение офисов состоится через несколько недель, и указывалось индивидуальное время для каждого, скажем, с 10.15 до 10.30 утра в среду. В сообщении не было и намека на то, как определялся порядок очередности. Мы пребывали в неведении… примерно полчаса. Анил Кашьяп, гиперэнергичный член факультета, один из самых старых профессоров в области финансов и экономики, взял на себя задачу по вычислению очередности драфта, чтобы огласить его всем. Он разослал имейлы с просьбой написать в ответном письме свой временной слот. Через несколько часов очередность драфта прояснилась.
Стало очевидно, что старшее поколение все уважили. Все штатные профессора должны были выбрать до того, как выбор сделают внештатные профессора. После них должны были выбирать ассистенты профессоров, после них – преподаватели-почасовики и так далее.
Порядок внутри группы внештатных преподавателей, казалось, был определен случайным образом. Поняв это, они вернулись к работе с надеждой получить постоянный контракт и однажды занять один из офисов для старших членов профессорского состава. Тем временем в группе старших профессоров разразилась гроза.
Джон так и не раскрыл мне (и никому, насколько я знаю), как на самом деле был определен порядок выбора офисов среди старших профессоров. Я изложу свою собственную версию.[77] Я думаю, что все штатные профессора были разделены на три категории. В первую категорию (А) вошла примерно дюжина профессоров, которые считались звездами и превосходили остальных в своей группе. В этой категории оказались по крайней мере по одному представителю от каждого направления – бухгалтеров, экономистов и т. д., и несколько человек от финансистов, потому что это был самый большой факультет. Пока все ясно. Никто не стал бы возражать, если бы Юджин Фама получил право выбирать себе офис первым – он был самым именитым членом профессорского состава.
В категорию Б вошли все остальные штатные преподаватели, а в категорию В – те, кто не занимался активно исследовательской деятельностью. В лучших традициях жанра Джон определил для себя последнее место в очереди штатных профессоров. Я полагаю, что, отбирая людей для первой категории, Джон преследовал несколько целей. Во-первых, таким образом он хотел вознаградить тех, кто сделал наибольший вклад в работу Школы. Во-вторых, так можно было рассадить членов факультета по разным концам здания: самые привлекательные офисы были угловыми, а значит, находились далеко друг от друга, потому что все пятиэтажное здание занимает целый квартал в городе, а преподавательские офисы занимают три верхних этажа.
Больше всего расстроились те, кто оказался в категории Б, хотя рассчитывали быть в категории А, а вдобавок им еще не повезло и с очередью внутри своей категории, которая распределялась случайным образом. В таком положении оказалось несколько человек, но самым рассерженным из них был Арчи.[78] Один из его коллег по группе, Клайд, попал в категорию А, к тому же ему счастливым образом досталось второе место в очереди. Между тем очередь Арчи была в самом конце второй группы, после двух коллег намного моложе него.
Сказать, что Арчи был взбешен таким поворотом событий, значит сильно недооценить ситуацию. Он скакал как сумасшедший, если можно так сказать. Он неистовствовал, как корибанты, если это о чем-то вам говорит. Драфт офисов, на его взгляд, был манипуляцией, и даже убедительные доводы в пользу противоположного не могли заставить его изменить свое мнение. Первым по очереди должен был выбирать Дуг Даймонд, один из наиболее уважаемых и приятных членов профессорского состава, который не был широко известен вне академического сообщества. Фама был третьим. Помню, что я думал тогда, что единственный, кто был действительно доволен своим местом в очереди, был Дуг. И никто не был так несчастен, как Арчи.
Примерно через день после того, как порядок очереди в целом стал ясен, Анил Кашьяп вернулся к этой теме и решил, что нужно протестировать драфт согласно выясненной очередности. Тому, кто выбирал раньше остальных, было бы интересно посмотреть «на окрестности», которые сформируются после того, как сделают выбор другие, стоящие после него в очереди. Мы провели «понарошковый» драфт по электронной почте. Всем была разослана таблица иксель, сначала Дугу, затем Клайду, затем Юджину и так далее. Каждый указывал в таблице, какой офис он выбрал.
Кто-то разослал план этажей, но члены факультета попросили больше информации, особенно по размеру каждого офиса и о том, в каких офисах установлен кондиционер. Кондиционеры были установлены примерно в каждом третьем офисе (по крайней мере, в теории), так чтобы можно было в этом офисе контролировать температуру. Я предложил Джону установить в другие офисы кондиционеры-муляжи, так чтобы все были счастливы. И, исходя из моего личного опыта обращения с кондиционером, в том офисе, который я выбрал, кондиционер-муляж оказался бы ничуть не хуже по эффективности контроля температуры. На проведение «понарошкового» драфта ушло несколько дней, в результате стали раздаваться громкие жалобы типа: «Куда, черт возьми, подевался Н., он что, не читает почту?» Все были очень увлечены этим действом, поэтому мы повторили весь процесс еще раз, чтобы посмотреть, изменится ли что-нибудь. Это было очень важно!
Наконец, наступил день настоящего драфта, все началось в 8.30 утра. Единственная задержка вначале случалась, когда кто-то выбрал офис, который следующий за ним в очереди указывал в «понарошковом» драфте. В результате возникало недовольство: «Это был мой офис, ты, подлец!» Оказывается, эффект эндаумента проявляется, даже если решение о выборе офиса было сделано «понарошку». После этого случилось что-то странное. Выбирая себе офис в 13.15, профессор в области финансов Луиджи Зингалес присмотрел офис на пятом этаже, там, куда собирались переезжать по корпоративным финанасам. Луиджи вообще подозрителен по натуре – он приписывает это своему итальянскому воспитанию – и решил проверить размер площади офиса, который он выбрал.
Архитектор попытался отделаться от него, но Луиджи настаивал. Он раздобыл настоящий план этажей только для того, чтобы убедиться, что он прав. Офис, который он выбрал, был на 20 квадратных футов меньше, чем было указано. Все офисы были большими, в основном по 180–230 квадратных футов. Луиджи быстро изменил свой выбор в пользу более просторного офиса поблизости, затем вернулся к себе, чтобы рассказать всем о своем открытии. Естественно, он никому не рассказал о возникшем подозрении перед тем, как делать выбор, иначе он бы потерял свое конкурентное преимущество. Новости быстро разлетелись. Те, кто уже выбрал себе офис, требовали, чтобы им предоставили информацию о площади выбранного помещения. Обнаружились и другие случаи ошибок в подсчете размера офиса, и многие захотели изменить свой выбор. Джон в тот момент был на конференции в другом городе, до него наконец дозвонились, и примерно в три часа дня процедура драфта была приостановлена, чтобы проверить указанные размеры помещений.
Через несколько дней были объявлены новые размеры площади офисов. На этот раз в число недовольных попали и те, кто делал свой выбор в числе первых. Некоторые из офисов, которые они выбрали, «уменьшились» в размере, поэтому им хотелось поменять свой офис на другой, который уже выбрал кто-то из тех, кто стоял за ними в очереди. Джон присоединился к дискуссии по электронной почте. Процедура должна была начаться заново на следующей неделе. Разрешалось изменить свой выбор; однако нельзя было выбрать офис, который уже выбрал кто-то другой, даже если очередь этого человека была позднее. Возникла новая волна возмущения. Примерно в это время Джон зашел в холл факультета во время ланча в пластиковых очках Гручо Маркса, как будто он хотел остаться инкогнито. Публика разразилась громким смехом, хотя те, кто был недоволен, смеялись не так громко.
Послесловие
Примерно год спустя мы переехали в новое здание, и в целом все было в порядке. Самым забавным в этом переполохе с выбором офисов было то, что в том, что, за исключением девяти угловых комнат, остальные офисы практически одинаковые. Они все очень приятные, гораздо лучше, чем те, которые были у нас на прежнем месте. Конечно, одни чуть больше, другие чуть меньше, в одних вид из окон чуть лучше, чем из других, но многие различия, которые теперь стали очевидны, были проигнорированы во время процедуры выбора. Например, офисы на пятом этаже быстро разобрали, вероятно считая, что «чем выше, тем лучше», но вид оттуда точно такой же, как и с четвертого этажа, а очевидный недостаток состоит в том, что добраться туда можно только на одном из трех лифтов, который в результате всегда перегружен. Из офисов, расположенных в северной части здания, открывается самый красивый вид, включая вид на чикагские небоскребы, однако эти офисы не пользовались популярностью во время процедуры выбора.
Если северную сторону с нейтральным светом и чудесным видом можно назвать ценной покупкой на этом рынке, то переоцененным товаром оказался как раз размер площади офиса. Разница между офисом в 190 квадратных футов и офисом в 210 квадратных футов вообще незаметна. Большинство из тех, кто приходит в Школу им. Бута, даже не понимают, что офисы разные по размеру. Но если единственное, что вы видите в таблице иксель со списком офисов, это их площадь, то этот фактор обязательно будет переоценен. Если уж указана цифра, то человек обязательно ею воспользуется.
Вспоминая это происшествие, я думаю, что тот переполох, который был создан явным ранжированием профессоров факультета, можно было частично снизить, если бы процесс был чуть более прозрачным. Например, было бы неплохо огласить число категорий. Это по крайней мере убедило бы Клайда в том, что его не нарочно поместили в конец очереди.
Я также частично виню и архитектора Рафаэля Виноли и его команду. Хотя они прилежно потратили сотни часов, разговаривая со студентами, членами факультета и администраторами о том, как будет использовано здание, в результате получилось пространство эстетически приятное и чрезвычайно функциональное, никто не обсудил с архитектором вопрос о том, как будут распределяться офисы. Если бы он знал, он мог бы не делать угловых офисов совсем. Одно небольшое изменение, которое было допустимо даже уже под самый конец, касалось офиса Дуга Даймонда: можно было сделать его чуть меньше. Офис Дуга располагался на пятом этаже, в северо-восточном углу, и это самый большой офис из всех – да простят меня все, кому не повезло его занять. Я тогда предложил архитектору, если это возможно, чтобы он уменьшил офис Дуга, отдав лишнюю часть одному из соседей, и тогда преимущество первого в очереди было бы менее заметным. Но он, архитектор, был просто архитектором; термин «архитектура выбора» еще не был придуман.