Другие страны также присоединяются. Совет по экономическим и социологическим исследованиям опубликовал в 2014 году доклад, в котором сообщается, что 136 стран по всему миру уже внедрили методику поведенческих наук в некоторые аспекты государственной политики, а в 51 государстве правительства «целенаправленно разработали меры политики на основе рекомендаций поведенческих наук». Молва о нас разлетелась по всему свету.
Стоит обратить внимание на то, что авторы доклада выбрали термин «поведенческие науки» для описания используемых методов. Часто работу КПА не совсем верно ассоциировали с поведенческой экономикой, в то время как на самом деле чистой экономики было совсем мало. И инструментарий, и теоретические рамки были заимствованы напрямую из психологии и других социальных наук. Весь смысл создания Команды поведенческого анализа состоял в том, чтобы использовать результаты, полученные в области других социальных наук, чтобы расширить обычные рекомендации, которые дают экономисты. Если кто-то настаивает на том, чтобы называть любое исследование в области политического анализа экономическим, то он тем самым оскорбляет другие социальные науки.
Каждый раз, когда меня просят подписать экземпляр книги «Подталкивание», я всегда добавляю фразу «подталкивайте во благо». Подталкиватели – это просто инструменты, и эти инструменты существовали задолго до того, как Касс и я придумали им название. Можно подталкивать людей к тому, чтобы они больше откладывали на пенсию, чтобы больше занимались спортом и платили налоги вовремя, но ведь можно подтолкнуть и ко вторичному ипотечному займу, а полученые деньги растратить на бесполезные вещи. И бизнес, и правительство с дурными намерениями могут использовать разработки поведенческих наук в целях личной выгоды, наживаясь за счет тех, кого они подталкивают к определенным решениям. Ученые-бихевиористы располагают достаточными знаниями и мудростью, чтобы помочь сделать этот мир чуточку лучше. Давайте использовать их мудрость, тщательно выбирая подталкиватели, основанные на научных знаниях, а затем подвергая их строгой проверке.
Я с гордостью могу сказать, что в моем родном городе Чикаго недавно появилась своя собственная команда поведенческого анализа благодаря усилиям организации ideas42. Предложите своему правительству сделать то же самое. В противном случае это грозит серьезными случаями иррационального поведения.
Заключение: что дальше?
Прошло уже больше сорока лет с тех пор, как я начал составлять Список на доске в своем офисе. Многое изменилось. Поведенческая экономика уже не считается уделом любителей, а публикация статьи по экономике, описывающая поведение просто Людей, уже не считается иррациональным поступком, по крайней мере среди большинства экономистов моложе 50 лет. После стольких лет в роли отступника в своей профессии я медленно привыкаю к мысли о том, что поведенческая экономика превращается в мейнстрим. Это направление настолько крепко теперь стоит на ногах, что когда я выпущу эту книгу в 2015 году, то, если не случится импичмента, я уже полгода буду занимать должность президента Американской экономической ассоциации, а Роберт Шиллер будет моим преемником. Сумасшедшие руководят больницей!
Но процесс развития обогащенной версии экономической науки, в центре внимания которой просто Люди, еще далек от завершения. Здесь я хочу сказать о том, что, я надеюсь, произойдет дальше, подчеркиваю – я надеюсь. Я не стану прогнозировать, как эта дисциплина со временем изменится. Разумно предположить только то, что события, которые произойдут в будущем, сильно нас удивят. Итак, вместо того, чтобы строить прогнозы, я предлагаю короткий список пожеланий относительно развития поведенческой экономики в последующие годы. Большинство из этих пожеланий адресованы тем, кто занимается экономическими исследованиями – моим коллегам экономистам, – но некоторые пожелания адресованы тем, кто выступает в роли потребителей результатов этих исследований – управляющим, чиновникам, владельцам футбольных команд или собственникам недвижимости.
Прежде чем обратиться к рассуждениям о том, во что может превратиться экономика, имеет смысл оглянуться назад и подвести некий итог. Во многом ко всеобщему удивлению, поведенческий подход в экономике оказал огромное влияние на сферу финансов. Никто бы не смог этого предположить в 1980-м. На самом деле это было просто немыслимо, потому что экономисты знали, что финансовые рынки – это самые эффективные из всех рынков и что именно там легче всего удается арбитражная сделка, а значит, там нет места нерациональному поведению. Оглядываясь назад, становится понятно, что сфера исследований поведенческих финансов оказалась перспективной по двум причинам. Во-первых, благодаря узко специфическим теориям, таким как закон единой цены. Во-вторых, благодаря наличию фантастического количества данных, которые можно использовать для проверки этих теорий, включая ежедневные данные по котировкам тысяч компаний, начиная с 1926 года. Мне неизвестна никакая другая область экономики, в которой могло бы произойти столь явное опровержение экономической теории, какое произошло на примере компаний «Palm» и «3Com».[98]
Разумеется, не все экономисты отказались от своей приверженности теории эффективного рынка. Но поведенческий подход теперь воспринимается с полной серьезностью,
И по многим вопросам спор между рациональным и поведенческим лагерем оказывался центральным в публикациях по финансовой экономике на протяжении более чем двух десятилетий.
Фокус на данных – это то, благодаря чему этот спор продолжает оставаться обоснованным и, по большей части, продуктивным. Как часто говорит Юджин Фама, когда его спрашивают о наших противоположных взглядах: мы признаем одни и те же факты, но расходимся в их интерпретации. Факты таковы, что модель оценки капитальных активов была однозначно отвергнута как адекватное описание изменения цен на акции. Бета, фактор, который когда-то считался единственно значимым, как оказалось, многого не объясняет. И еще куча других факторов, которые когда-то считались малозначимыми, теперь признаются как очень важные, хотя вопрос о том, почему именно они имеют значение, остается неразрешимым. Противоборствующие стороны, как мне кажется, сходятся в точке, которую я бы назвал «экономика, основанная на данных».
Естественно было бы задаться вопросом, а какой могла бы быть экономика, но большинство экономических теорий не исходят из эмпирических наблюдений. Вместо этого их основой являются аксиомы рационального выбора, независимо от того, имеют или нет эти аксиомы какое-либо отношение к тому, что мы наблюдаем в нашей повседневной жизни. Теория поведения Рационалов не может исходить из эмпирических данных, потому что Рационалов просто не существует.
Комбинация фактов, которые сложно или невозможно свести к теории эффективного рынка, плюс громко заявившие о себе поведенческие экономисты способствовали тому, что сфера финансов стала областью, в которой утверждения о невидимой руке подверглись серьезному пересмотру. В мире, где одну часть компании можно продать дороже, чем всю компанию целиком, ясно, что и миллиона невидимых жестов не хватит для удовлетворительного объяснения. Финансовым экономистам пришлось всерьез задуматься над «ограниченными возможностями арбитража», которые можно было бы с тем же успехом называть ограниченными возможностями невидимой руки. Теперь мы знаем больше о том, как и когда цены могут отклоняться от истинной стоимости и что может помешать «умным деньгам» вернуть цены на разумный уровень. (В отдельных случаях инвесторы, стремящиеся играть роль «умных денег», могут заработать больше, делая ставку не на возвращение здравого смысла, а на ценовой пузырь, надеясь избавиться от ненужных бумаг быстрее других.) Финансовые рынки как область исследования являются также показателем того, как экономика, основанная на данных, может привести к развитию новой теории. Как говорил Томас Кун, открытие начинается с обнаружения аномалии. Вряд ли можно назвать завершенной работу по формированию новой версии финансовой экономики, основанной на эмпирических данных, но она идет полным ходом. Настало время для такого же прогресса и в других направлениях экономики.
Если бы я мог выбрать область в экономике, которую бы мне больше всего хотелось обогатить поведенческим подходом, то это была бы макроэкономика – сфера, на которую бихевиористские методы оказали пока что наименьшее влияние. Вопросы монетарной и налоговой политики имеют жизненную важность для благосостояния любой страны, и понимание поведения просто Людей необходимо для принятия мудрых политических решений в этих областях. Джон Мейнард и Кейнс занимались поведенческой макроэкономикой, но их усилия с тех пор так и не получили развития. Когда Джордж Акерлоф и Роберт Шиллер, два выдающихся ученых, поддерживающих поведенческую традицию Кейнса, пытались несколько лет организовать ежегодные конференции по поведенческой макроэкономике в Национальном бюро экономических исследований, найти достаточное количество хороших статей по макроэкономике было довольно сложно. В отличие от этих попыток, для конференции по поведенческим финансам, организацией которых занимаемся мы с Шиллером дважды в год, мы получаем каждый раз множество достойных статей, так что выбрать из них всего шесть оказывается непросто. Акерлоф и Шиллер в конце концов бросили свои усилия.
Одна из причин того, почему мы не являемся свидетелями активной работы поведенческих экономистов в области макроэкономики, может быть в том, что здесь отсутствуют два ключевых ингредиента успеха поведенческих финансов: существующие теории не позволяют строить легко опровержимые прогнозы, а доступные данные довольно скудны. В совокупности это означает, что эмпирические доказательства, имеющие силу «дымящегося ружья», которые были обнаружены в области финансов, попросту ускользают от нас в области макроэкономики.
Кроме того, это также означает, что экономисты достигли консенсуса в отношении даже самых простых рекомендаций о том, что предпринять в условиях финансового кризиса подобного тому, какой мы застали в 2007–2008 годах. Те, кто придерживается левых взглядов, занимают позицию Кейнса, считая, что правительства должны были