Верил ли я, что цинцы сдержат обещания по договору? Да ни в жизнь. Поэтому-то я и стремился именно сейчас захапать те территории, которые уже принадлежали маньчжурам и по договору должны были отойти мне. Их надо было усилить, хоть немного, но заселить, и охранять. Поэтому умница Бакунин уговорил часть калмыков – пацифистов, не желавших воевать, все равно отправиться с ними, дабы начать хоть как-то осваивать те самые территории, которые теперь, согласно договору, принадлежали нам.
С китайцем смешно получилось. Он просто пропал. Исчез из занимаемых делегацией домов, и, когда пришло время уезжать, то его списали как умершего, загулявшего и вообще ненадежного товарища, который в дурной для него час нарвался на лихих людей. А когда Тоси убрался восвояси, китаец заявился к Керу и потребовал свой заводик, на котором он сможет себя реализовать как творца хотя бы кирпичей по старинным рецептам. Так что предполагаемое строительство по моему свеженькому указу в любом городе должно было вестись только из кирпича, в крайнем случае, если руки кривые и мозгов не хватает завод организовать или же с глиной внезапно напряженка настала, из камней. При этом указ сопровождался угрозой, что вот вылечусь и устрою вояж по Российской империи, дабы лично убедиться, как мои приказы исполняются, с занесением в табло, ежели что не так идет. И если на момент создания угроза могла казаться кому-то смешной, то вот по моему возвращению, сомневаюсь, что она таковой останется. Слишком уж Ушаков свое отравление близко к сердцу принял, особенно последующую за этим отравлением диету.
Из неотложных дел я также посчитал указ об обязательном введении в рацион моряков компота из сушеного шиповника и ежедневного супа из сухих белых грибов, которые начали скупаться тоннами. При этом денег особо не жалели, и все бабки снесли едва ли не на последние свои заготовки, чтобы денюжку с этого поиметь. Также я распорядился уже сейчас открыть заготовительные пункты для приемки этих дикоросов в сезон, оснащенные сушильнями. Я просто не знал, как еще справиться с цингой, а то, что в шиповнике витаминков, особливо таких полезных, как аскорбиновых, гораздо больше, чем в тех же цитрусовых – это мне еще бабушка в детстве говорила.
Подготовить именно этот приказ меня подтолкнуло возвращение Ивана Долгорукого из Голландии. Потратив все средства, кои у него остались после конфискации, и продав то единственное поместье, где я так здорово «отдохнул» осенью, единственное, что я оставил всем Долгоруким, ну а теперь и того не было, он умудрился нанять флотилию из двенадцати кораблей на тех условиях, которые были мною озвучены. Миних лично встретился с капитанами, осмотрел предполагаемые судна еще до заключения сделки и остался доволен. Что заставило самих голландцев пойти на этот шаг – лично мне интересно не было, но вот уйдут они явно в мое отсутствие, так что я подстраховался, как мог. Хоть все отправляющиеся к дальним берегам и считаются преступниками, но это мои преступники, и сопровождать их будут мои моряки и солдаты. Так что торжественно вручив приказ об обязательном питье и употреблении в пищу того, что я велел закупить и на корабли загрузить, я заочно попрощался со всеми участниками экспедиции. Если не полные кретины, то не будут приказ игнорировать и выживут, чего нельзя с уверенностью сказать о голландцах.
Остальные дела были не слишком безотлагательны, и их можно было отложить до лета, когда мы планировали вернуться.
Цезарь всхрапнул и пряданул ушами, а я повернулся к подъехавшему ко мне Шереметеву. Почти все представители сопровождения были одеты в дубленки, а на женщинах красовались короткие шубки и муфты. Из-за просто аномальных холодов, которые, несмотря на наступивший уже март, не собирались сдавать свои позиции, мало кто сильно привередничал, буквально окоченев к тому времени, когда наш поезд добрался до Смоленска. Там пришлось делать остановку, во время которой и приобрели более теплую одежду. Из-за того, что мы были ограничены во времени, особой красотой и богатством наши одежды не страдали: все было предельно строго, но мне нравилось, я, как истинное дитя своего времени, предпочитал элегантную простоту кричащей роскоши. Но заставлять не расшивать одежду тоннами золотых нитей и увешивать брюликами я не собирался, хотя сам испытывал к подобному искреннее отвращение. Ну ничего, скоро через Пруссию поедем. Фридрих Вильгельм, говорят, очень большой поклонник простоты и ярый противник различных излишеств, так что он явно оценит наш облик. Или это про его сына так хорошо говорят, который будущий Фридрих Великий? Ну а те, кто по роскоши одежды судит об общем положении в обществе, живут гораздо южнее, и, когда мы подъедем к их границам, то шубы уже можно будет снять.
А ведь мы с Фридрихом-младшим почти ровесники. И это очень интересно на самом деле. Но как быть с тем, что Георг является дядей будущего Великого? Когда Фридрих планировал свалить в Англию? Вроде бы вот-вот. А что, если я ему в этом помогу? Тогда-то Фридриху Вильгельму точно удастся протащить в наследники Августа Вильгельма, который вроде бы показал себя не слишком удачливым генералом. Ладно, до Пруссии доедем, разберемся.
Я искоса посмотрел на поляков. Едут носы задрав и посматривают на наши скромные одеяния с чувством глубочайшего презрения. И вот каким образом они собираются с нами о чем-то договариваться, если от них так и веет пренебрежением? Я покачал головой и слегка повернулся к Петьке.
– Это ты усадьбу Долгоруких выкупил?
От мороза щеки Шереметева и так были алыми, а теперь вообще заполыхали.
– Я, – неохотно ответил он. – Ну как я сестрицу без дома-то оставлю, Петр Алексеевич? Не по-людски это, – во время поездки ко мне было строго-настрого запрещено обращаться как к государю. Не у всех, правда, это получалось в полной мере, но многие искренне старались.
– Не по-людски, – я кивнул и задумчиво посмотрел в спину едущему впереди Казимиру Чарторыйскому, затем снова взглянул на Петьку. – Ты же вроде по-польски разумеешь?
– Не так чтобы отлично, но понимаю, – Шереметев кивнул. – Ежели толмача нужно, то Трубецкого проси, он вроде по матери какой сродственник Чарторыйским приходится.
– Нет, Петруха, мне пока толмач не нужен, я же не переговоры приехал вести, – покачав головой, снова посмотрел на шляхтичей. – Я плохо понимаю, о чем они говорят, но мне показалось, что промелькнуло упоминание вскользь Георга Второго, к чему бы это?
– Да было такое, – Петька задумался. – Вроде Карл Шестой переговоры начал с Георгом, именно как с курфюрстом Ганновера, насчет брака его дочери Марии-Терезии и Фредерика, принца Уэльского.
Что?! Я едва не подавился заполнившим легкие морозным воздухом. Если этот брак состоится, то политическая ситуация в мире, уже ставшая для меня совершенно непредсказуемой, повернет на много градусов в сторону. Отдать Марию-Терезию этому ничтожеству, но тем самым укрепить свои позиции и в Священной Римской империи и вообще в мире – это Карл хорошо придумал, не спорю, но, черт возьми… И кстати, если этот брак состоится, то, скорее всего, Семилетней войне не бывать, потому что Фридрих останется практически в гордом одиночестве, а это ведет к непременному поражению.
Теперь становится понятен интерес французов, а также то, что встречающих наш поезд здесь в Речи Посполитой возглавляет именно Чарторыйский, обожающий Францию и Станислава Лещинского. Хоть они все и не уважают, и вообще терпеть не могут Российскую империю, но не считаться с ней не могут. Ну Карл, вот жучара. Ведь знает же, что союз с Георгом не вписывается с наше с ним соглашение. Нет, я его понимаю, правда, понимаю, но вот так, даже не предупредив… Я так и знал, что договор белыми нитками шит, теперь предстояло в этом убедиться. Но, с другой стороны, пока Австрия с Англией будут бодаться с Пруссией, а Франция завязнет в Речи Посполитой, потому что максимум, что я смогу пообещать – это нейтралитет, Швеция не сможет найти союзников, которые бы за нее впряглись, разве что османов, которым французы, в случае моей женитьбы на Филиппе Елизавете, помогут только морально, подставив жилетку. У нас появляется шанс обойтись в неизбежной войне с Швецией и османами не такими жуткими потерями, которые всегда нас сопровождали…
Черт, мало данных, слишком много неизвестных, нужно больше констант, чтобы составить реальный прогноз. Но в этом случае нужно попробовать Фридриха выловить и довезти его до Франции, а там пускай сам до дяди добирается, хоть вплавь. А на все обвинения папаши делать большие глаза и твердить: да мы-то откуда знали? Ну прибился какой-то немчура к нам, что мы в каждом принце разбираться должны?
Я так задумался, что даже не заметил, как наша процессия въехала на территорию дворца.
Август Второй, по какому-то недоразумению прозванный «Сильным», встречал Елизавету сразу за дверями королевского замка, и эти двери выходили прямиком на площадь. Ни тебе парка, ни-че-го. То ли ради нас не стали сильно напрягаться, чтобы встретить царевну где-нибудь за городом, то ли была еще какая-то причина встречать нас здесь, но вряд ли эту причину нам озвучат. Лиза, Румянцев, Шереметев и свита сопровождения вошли в двери замка с минимальной охраной, а остальные отправились за выделенным провожатым в посольский квартал, чтобы все телеги с приданым и кареты, а также людей, распределить на территории посольства Российской империи.
Внутри замка меня посетило ощущение недавнего ремонта, а заглянув в один из боковых коридоров, я увидел, что там установлены строительные леса. Но в целом внутренние помещения были довольно неплохо оформлены, хотя, на мой вкус, здесь было слишком много красного цвета во всех его проявлениях.
Август принял нас в зале совещаний, я так понимаю, что это было единственное место во дворце, способное вместить всех желающих присутствовать на этой встрече. Понеслись слова приветствия, наши ответки – обычное регламентское словоблудие. На пожелание оставаться здесь столько, сколько царевна захочет, и Лиза, и Румянцев ответили, что они бы с большой радостью, но и так опаздывают из-за вынужденной остановки. Причины остановки озвучены не были, но оно и не поляков дело – знать, почему царевна где-то задержалась.