л этот склад от всех, вручную притолкали к стеллажам ставшие бесполезными погрузчики, и использовали их в качестве лестниц. Несколько стремянок обнаружились тут же, и возле них образовались хаотичные очереди. Люди толпились, ожидая возможности влезть наверх, и обжигали друг друга капающими факелами и неосторожными движениями.
Быстро началась ругань, до драки, к счастью, пока не дошло, но возмущённый гвалт шумел всё сильней, и спящий сынишка проснулся. Увидев вокруг темноту и утопающую в ней толпу с факелами, ребёнок испугался зловещего зрелища и заплакал. Это мгновенно взвинтило нервозность, и многие начали возмущённо предъявлять его жене претензии, требуя успокоить ребёнка, пока на его плач не явились какие-нибудь бандиты. Жена пыталась сделать это и одновременно огрызалась, мол, вы тут все орёте в десять раз громче.
Кто-то с криком упал откуда-то сверху и взвыл от боли. Пётр понял, что многие мужчины пытаются влезть на верхние полки стеллажей самостоятельно, не дожидаясь лестниц, и тоже попытался последовать их примеру.
– Анна Хабибовна! – Он коснулся плеча спутницы, освещающей жене с ребёнком темноту, чтобы малышу не было так страшно. – Посветите мне! Хочу взобраться на верхнюю полку!
– Вы можете упасть и травмироваться! – обеспокоилась женщина. – Сейчас только переломов не хватает! И так всё плохо!
– В детстве я часто посещал канатный парк, – возразил Пётр. – Думаю, справлюсь!
Он ухватился за металлические стойки стеллажа и попытался лезть по ним, словно по канату. Но быстро выяснилось, что за тридцать лет сидячей жизни детские любительские навыки изрядно подрастратились, и сил хватило только долезть до следующей полки. Схватившись за неё руками, Пётр понял, что не умеет подтягиваться и затянуть туда своё тело не в состоянии, тем более почти в полной темноте. Тогда он нащупал какую-то коробку и попытался вцепиться в неё. Пальцы нашарили технологический вырез, видимо, отверстие для вил погрузчика или для переноски, и Пётр повис на нём всем телом, рассчитывая стянуть коробку вниз. Коробка оказалась тяжёлой и почти не скользила, пришлось дёргаться и брыкаться, из-за чего он задел ногой жену, и та, и без этого взвинченная, взъелась на него чуть ли не матом.
В конце концов ему удалось заставить короб частично свеситься с края полки. Чтобы короб рухнул, висящий на нём Пётр дёрнулся изо всех сил, рискуя разжать пылающие от усталости пальцы. Но вместо падения короба раздался хруст, и Пётр рухнул вниз с куском пластиковой обшивки в руках. Упал он на жену, ту отбросило на Анну Хабибовну, и сынишка ударился головой о рукоять факела. Анна Хабибовна упала, зато жена удержалась на ногах, но разразиться бранью не успела: следом за Петром сверху посыпались какие-то пластиковые упаковки, лежавшие в разодранном коробе. Упаковки оказались тяжёлыми и твёрдыми, и всех четверых накрыло больно бьющим обвалом.
– Ты нас чуть не убил, дебил!!! – орала на Петра жена, пока он со стоном поднимался на ноги. Она успокаивала плачущего сына и озиралась в поисках дочери: – Олеся! Ты где?!
В царящем вокруг гвалте ответа дочки слышно не было, зато было видно, как охающая от боли Анна Хабибовна встаёт и подбирает одну из осыпавшихся пластиковых упаковок.
– Это кухонные ножи! – Она осветила упаковку дешёвых ножей, запаянных в твёрдый пластик. – Какая-то дешёвка! Почему они здесь?! Это же продуктовый шкаф!
– Откуда я знаю?! – Жена с трудом сдерживала злость. – Дайте мне один, самый большой! Пригодится в новых реалиях!
– Согласна! – Анна Хабибовна принялась одной рукой и зубами вскрывать упаковку, и жена вновь повысила голос, с тревогой озираясь:
– Олеся! Ты где?!
– Тут! – донёсся сквозь общий гвалт голос дочери. – Нашла продукты! Идите сюда!
– Иди к ней, быстро! – Жена схватила хромающего Петра за шиворот, помогая подняться, и толкнула в темноту: – Где она?! Найди её сейчас же! Олеся! Мы идём!
Понять, куда именно надо идти, Пётр не мог. Кругом мрак, заполненный чадящими огнями чахлых факелов, гвалт и мечущиеся по стеллажам кривые абсурдные тени, отбрасываемые силуэтами суетящихся людей. Он сделал вдох, чтобы кричать громче, и позвал дочку, рассчитывая выяснить у неё, где именно она оказалась. Вместо ответа внезапно оглушительно громыхнул выстрел, затем второй и ещё несколько, больно ударяя по ушам. Всё вокруг потонуло в криках и воплях, откуда-то из темноты начали выскакивать люди в масках и с оружием. Нападающие били пришлых прикладами гражданских карабинов и битами, разъярённо вопя требования бросить всё и убираться нафиг.
Всё вокруг мгновенно превратилось в охвативший полумрак хаос и мордобой, сразу несколько попутчиков схватились за рассыпавшиеся по полу ножи, кто-то бил кого-то факелом, позади отчаянно вибрировал душераздирающий вопль, что-то где-то вспыхнуло, быстро разгораясь, и видно стало лучше. Тех, кто ворвался на склад, было меньше, но они быстро одерживали верх благодаря жестокости. Следующий выстрел громыхнул совсем рядом, и Пёрт инстинктивно шарахнулся в сторону, налетая на Анну Хабибовну. Её опять сбило с ног, она выронила факел, и его тут же схватил кто-то из попутчиков Петра. Он истошно заорал, тыча факелом в подбегающих к нему налётчиков, что, мол, сейчас подожжёт тут всё, если они сделают хоть шаг в его сторону. Ему выстрелили в ногу, и он упал, заходясь в надрывном крике.
– Папа! – неподалёку раздался крик Олеси, и Пётр рванулся в её сторону.
Прямо перед ним из полумрака выскочил человек в маске и с размаха ударил Петра битой. В темноте удар вышел неточным, бита прошла вскользь по рукам, которые Пётр запоздало вскинул к голове, и задела лоб по касательной. Ноги подломились, в глазах полыхнуло резью, и он осел на пол под панический дочкин вопль. Мимо него в сторону дочери промчалась жена с сыном на руках и зажатым в кулаке ножом. Дочкин вопль повторился, Пётр попытался подняться и увидел, как какой-то тип в маске и с карабином отбирает у Олеси её сумку, наполненную консервами. В эту секунду в него врезалась жена, мужик выпустил сумку и угрожающе замахнулся на жену прикладом.
– Вали нахрен, кобыла! – взъярился он. – Завалю, нафиг!
– Сам вали, ублюдок! – истерично взвизгнула жена. – У меня дети, мразёныш!
– Да и шайтан с ними, тупая корова! – зарычал тот. – Мне пофиг! У меня свои дети!
Он припугнул её, словно собирался ударить, но бить не стал и вместо этого вновь схватился за дочкину сумку. Олеся вновь завизжала, и жена с душераздирающим визгом ринулась на него, замахиваясь ножом. Мужик попытался закрыться карабином, но жена вместо удара ножом с разбега ударила его ногой в пах. Мужик взвыл, сгибаясь пополам, и прямо из скрюченной позы выстрелил в неё несколько раз. Жену вместе с сынишкой отбросило на стеллаж, и похолодевший от ужаса Пётр, путаясь в непослушных от головокружения ногах, бросился туда. Откуда-то сбоку мелькнула стремительно приближающаяся бита, голова словно раскололась от пронзающей боли, и наступила звенящая тишиной темнота.
Очнулся он от боли в голове, стекающей по лицу куда-то за пазуху. Ставшие чугунными веки с трудом разлепились, и он увидел охваченные огнём стеллажи. Всё вокруг горело, всюду стоял едкий дым, боль резала не только голову, но и носоглотку, в которую впивался удушливый кашель.
– Папа! Вставай! Мы сейчас сгорим! – Обливающаяся слезами дочка шла за ним, согнувшись, и лила ему на лицо воду из пластиковой бутылки.
Пётр понял, что его тащат по полу за руки, с трудом поднял лопающиеся от боли глаза, и мутный не то от сотрясения, не то от дыма взгляд упёрся в Анну Хабибовну, тянущую его куда-то мимо горящих стеллажей.
– Пётр Иосифович! – Молодая женщина увидела, что он открыл глаза, но тут же закашлялась. – Вы можете встать? Не смогу вытащить вас отсюда! Надо выбраться на улицу, пока мы не сгорели!
Она с дочкой принялась поднимать его на ноги, и в голове вновь плеснуло болью. Лёгкие резало удушливым дымом, голова кружилась, и Пётр не понимал, где он и что происходит. Тело постоянно норовило потерять равновесие, его куда-то вели, точнее, тащили за руку, блуждающий взгляд постоянно натыкался то на дочку, одной рукой вцепившуюся в висящую на шее сумку, другой держащую наполовину пустую бутылку, то на огонь, пылающий повсюду. Инстинкт выживания глухо покалывал болью одеревеневшую нервную систему, погрузив сознание в панический ужас и жажду выжить. Кажется, Анна Хабибовна тащила его за собой, а шёл он, опираясь свободной рукой на дочку, которая помогала ему перешагивать через усыпающие пол тела. Большего его мутный взгляд разобрать не мог.
Потом пронизанный пожаром едкий дым сменился дождливой ночной темнотой и холодным ветром, пробирающим до костей. Идти стало легче, но затопившая сознание муть давила на гудящий болью мозг ещё сильней, и всё, что сохранилось в его памяти, уложилось в бесконечную череду нетвёрдых шагов, перешедших в такой же долгий и мучительный подъём по бесконечности лестничных ступеней. Потом его то ли толкнули, то ли помогли упасть на грязный офисный диван, и Пётр рухнул в забытьё.
В дверь офиса коротко постучали, и стоящий на охране полицейский бросил на Вениамина вопросительный взгляд. Пришлось отвлечься от подсчётов, производимых при помощи умножения в столбик с использованием капиллярной ручки и листа художественного ватмана. Без электричества калькуляторы вочей не работают вместе с самими вочами и всем остальным вообще. Пришлось вспомнить старые методики ведения расчётов на бумаге, благо ему за сорок и он ещё застал то время, когда детей в начальных классах учили умножать и делить в столбик. Правда, для этого использовалась электронная бумага и рукописный ввод, но такое обучение хотя бы было. Потому что последние лет двадцать счёту в столбик вообще не обучают, и Вениамин прослыл среди молодого личного состава его ОМВД уникальным интеллектуалом. Ибо оказалось, что без калькулятора, просто так, на бумаге, никто не в состоянии перемножить числа с тремя знаками и больше.