кто попал к нему на операционный стол.
Сейчас он заканчивает двадцатую операцию, и нервная система воспринимает её спокойно, уверенно и рассудительно. Наверняка так и подобает настоящему военному хирургу! Но в глубине души всё равно боязно: вроде всё он делает правильно, но за жизнь пациента всё же страшно. Ты для раненого единственная надежда, жизнь человека от тебя зависит, как тут не волноваться… Игорь вспомнил слова старого хирурга, обучавшего его оперировать вручную.
– Во время операции рука хирурга тверда, как камень! Запомни это, курсант!
Старому полковнику было далеко за шестьдесят, он прошёл десяток локальных конфликтов и спас сотни жизней как при помощи электронного полевого хирурга, так и своими собственными руками. Из всех преподавателей на кафедре полевой хирургии опытней его в деле оперирования вручную не было никого, и не только Игорь старался впитывать всё, чему учил старый седой полковник:
– Ты можешь волноваться, но никто, кроме тебя, не должен этого видеть! Внешне ты обязан быть абсолютно уверенным в своих действиях профессионалом! И как только во время очередной операции ты поймёшь, что на самом деле абсолютно уверен в том, что спасёшь раненого, ибо иначе быть не может, можешь себя поздравить – из тебя начинает получаться что-то путное! Осталось только не уверовать в свою непогрешимость – и ты настоящий хирург! А вообще мой тебе совет: оперируй каждого так, будто это твой собственный ребёнок. И всё будет так, как надо!
Понятное дело, что в хирургии, особенно в военно-полевой, не всё так просто, но смысл сказанного Игорь запомнил. Собственных детей у него, конечно, нет, но он искренне старался оперировать своих пациентов так, как будто оперировал сам себя. Насколько получалось вжиться в подобную ситуацию, сказать сложно, но пока все его пациенты шли на поправку. Правда, самых тяжёлых оперировал другой военврач, штатный хирург отряда, имеющий настоящий боевой опыт. Игорю и его новому коллеге он отдал всех остальных, и оба они были ему за это искренне благодарны. Потерять первого же пациента – такого Игорь бы и недругу не пожелал. А сейчас, когда у него на счету девятнадцать успешно проведённых операций, окрепла какая-никакая уверенность в себе. Теперь не так боязно взяться и за тяжёлых пациентов. По крайней мере за таких, каких Игорю доводилось оперировать посредством электронного хирурга.
– Ушивание раны завершено, – констатировал Игорь. – Сестра, подайте пластырь, я сам закреплю дренажный катетер на теле пациента. Вызовите охрану, пусть гасят лишние фонари. Пациента поместить в палату интенсивной терапии, проверять состояние каждый час. Я осмотрю его вечером.
Медсестра поспешила выполнять его указания, и Игорь направился к стоящему в углу самодельному умывальнику, наскоро собранному ушлыми спецназовцами из чайника, тазика и использованной капельницы. Пока он снимал перчатки и мыл руки, в помещение вошли несколько бойцов в белых халатах поверх униформы и принялись гасить светильники, накрывая их кусками брезента.
В условиях отсутствия электричества вопрос освещения операционной спецназовцы Эвереста решили на удивление быстро. Несколько металлических кастрюль были разрезаны ножовками примерно на четверть, внутри установлены начищенные до блеска металлические пластины, взятые из каких-то запчастей, Игорь так и не понял, из каких именно. На дне кастрюль были укреплены старые добрые гильзы от крупнокалиберного пулемёта, залитые бензином, заткнутые тряпичным фитилём и сплющенные. Разрез в кастрюлях закрыли прозрачным пластиком, кажется, оторванным от забрал мотоциклетных шлемов, в итоге получилось подобие древнего маяка: источник огня перед увеличительным стеклом и с отражателем позади.
Получившиеся фонари были далеки от ослепляющих и довольно сильно чадили, но светильники были закрыты дырявыми крышами с самодельными трубоотводами, и это позволяло избежать загрязнения операционной. Кроме того, менять в светильниках данные фронтовые свечи можно было очень быстро. Зам Эвереста обещал вскоре подыскать более подходящие варианты освещения, чтобы горело поярче и прогорало подольше, но пока освещали так, потому что времени на изыски не имелось.
– Капитан! – К Игорю пошёл крепкий немолодой боец в белом халате поверх боевого снаряжения. – Как прошла операция? Он выживет?
– Это был кто-то из наших? – Игорь узнал в бойце майора из состава «Сенежа», которого уже видел ранее. Это его роту сразу после боя с ФСБ-шниками Эверест отправил преследовать разбежавшегося противника. У майора был довольно необычный позывной – «Интеграл», – из-за чего Игорь его и запомнил.
– Командир первой группы из моей роты, – хмуро кивнул Интеграл. – Радиопозывной «Сервал». Мы осматривали прилегающую местность на предмет обнаружения остатков сил противника. Наткнулись на пулемётное гнездо с автоматным прикрытием в заброшенном доме, успели уйти из-под огня вовремя. Пулемёт подавили, но моего капитана задело рикошетом от стальной балки. Несли его на руках, бегом, боялись не успеть. Я поставил ему капельницу с плазмой, но на бегу её трясло сильно, в поднятой руке пришлось держать.
– Успели, – успокоил его Игорь. – Вовремя донесли, и плазма была поставлена правильно. Операция прошла успешно, с ним всё будет в порядке. Через месяц выпишу его, если обойдётся без осложнений.
– Осложнения? – Интеграл нахмурился ещё сильней. – Например?
– Антисанитария, – Игорь многозначительно посмотрел на армейские ботинки Интеграла, замызганные грязью до самого обреза длинного берца. – Электричества нет, кварцевание невозможно, сейчас вся надежда только на сознательность людей и хорошее проветривание палат. Надеюсь, что через фильтры.
– Понял, ухожу! – Лицо Интеграла потеплело, и он заторопился к выходу. – Спасибо, док! С нас бутылка!
– Виноградного сока, товарищ майор! – бросил ему вслед Игорь. – Я не пью.
– Это правильно, док! – Интеграл вышел за дверь. – Нам больше достанется! А сок организуем! – донеслось из полутёмного коридора.
Больше операций не было, и до темноты Игорь занимался приёмом людей, стоявших в очереди к врачу. В основном это были сотрудники захваченных складов, переименованных Эверестом в «Гротеск». На вопрос, почему именно «Гротеск», полковник ответил коротко:
– Потому что это система гротов, выполненная в уродливом стиле.
Возражать ему никто не стал. Скорее всего потому, что всем было наплевать. Гражданским сотрудникам Росрезерва хотелось выжить, им не до претензий. Спецназовцы же своему командиру однозначно доверяли, в этом Игорь успел убедиться. Так что какое-то там название их тревожило в самую крайнюю очередь. Вообще времени выяснить, почему Эверест пользуется столь непререкаемым авторитетом, у Игоря до сих пор не появлялось. Хотя стоило бы, ибо дыма без огня не бывает и имеет смысл знать человека, который стал фактически военным вождём не только для тебя.
Но пока заняться расспросами было некогда. Едва Игорь попал на базу «Сенежа», его включили в состав будущего военного госпиталя, после чего поставили в строй вместе с остальными военными медиками. Спустя несколько часов он уже шагал в полном боевом в составе замыкающей ротной колонны следом за основными подразделениями отряда. Боевые роты спецназа быстро ушли вперёд и вскоре исчезли из вида, но тыловую роту охранял отдельно назначенный взвод, и блуждать впотьмах не пришлось. За пятнадцать часов с одним привалом тыловая рота добралась до складов Росрезерва, которые к тому моменту уже были захвачены «Сенежем».
Завладев складами, Эверест немедленно развил бурную активность. Всех гражданских собрали в кучу и предъявили тот же ультиматум, что получил Игорь в первую минуту своего появления на базе «Сенежа». Недовольных среди гражданского персонала нашлось немного, в основном это были те, кто жил относительно неподалёку от складов в загородной местности и имел собственное приусадебное хозяйство. К некоторому удивлению Игоря, полковник обошёлся с ними довольно жёстко. Недовольных не просто выставили за ворота, но велели более не приближаться к складам на расстояние выстрела. Он даже улучил момент и спросил у Эвереста, зачем так сурово. На что тот ответил, презрительно скривившись:
– Сейчас они недовольны необходимостью принять строгую дисциплину. Потом они вернутся по домам и столкнутся с анархией. Как только над их задами нависнет раскалённый хрен, они сразу прибегут сюда, спасать свои шкуры. Но дисциплина им будет по-прежнему противна. То есть они сделают вид, что всем довольны, лишь бы не подохнуть, а потом будут интриговать и в конечном итоге продадут или предадут. Мне тут хамелеоны не нужны.
– Но люди же могут изменить свои взгляды… – начал было Игорь.
– Не раньше, чем хапнут горя по самую макушку! – сурово оборвал его Эверест. – То есть если переживут зиму! Вот по весне пусть и приходят.
– Почему так долго? – не понял Игорь.
– А ты подумай, капитан! – тон Эвереста стал спокойным. – Зимой хреново будет каждому такому отщепенцу, они ради собственной шкуры на всё пойдут, как уже было сказано. Мы таких не примем. А вот весной придёт тепло, и жизнь у таких вот свободолюбивых огородников начнёт налаживаться. Значит, те, кому порядок и дисциплина неинтересны, стучаться в наши двери передумают. Придут только те, кто изменил свои взгляды действительно, а не номинально.
– Ну… – Игорь неуверенно задумался. – Наверное, они на что-то рассчитывали, когда отказывались от вашего ультиматума…
– Не было никакого ультиматума, капитан! – Эверест бросил на него недовольный взгляд. – Ультиматум – это когда одна сторона требует, а вторая либо соглашается, либо терпит урон в той или иной степени. Этих же просто отпустили по домам. Они уволились по собственному желанию и были предупреждены о недопустимости появления на строго охраняемом режимном объекте. Их никто ни к чему не принуждал, капитан! Они сами сделали свой выбор! Где здесь ультиматум?!
– Ну… – снова протянул Игорь и ощутил себя выглядящим глупо с этим своим примитивным «ну». – Пожалуй, вы правы, товарищ полковник! Им никто не мешал остаться и никто не мешал уйти. Всё логично.