Старшая фыркнула:
– Абсолютно с вами согласна. Но поскольку это в обязанности сестер не входит, то проблема ваша, а не моя.
– Элеонора Сергеевна, прошу вас… – Стенбок сделал странный, но явно очень старомодный жест, наверное, такой же автоматический, как Катин книксен, – объясните, как вам удалось выйти из затруднения, не прибегая к саботажу.
– С трудом, Александр Николаевич, с большим трудом! Вы меня простите, пожалуйста, но тут я целиком и полностью на стороне Татьяны Павловны, – сказала Воинова негромко, но решительно, – потому что если мы так и будем сами затыкать все дыры в прямом и переносном смысле, то наша работа превратится в профанацию. Вы можете презрительно называть нас белоручками, но нам быть таковыми по должности положено! Труд санитарки тяжелый и опасный для рук, между тем я не имею права допускать к работе хирурга и сестру, если у них на руках есть открытые раны. Это чревато тяжелыми инфекционными осложнениями вплоть до сепсиса как для них самих, так и для их пациентов. Допустим, сестра бросится на амбразуру, вымоет и законопатит окно, а сама занозит палец. А через три дня встанет на банальную грыжу, потому что мне некого будет поставить другого, ибо с сестрами у нас тоже дефицит. В итоге мы получим тяжелую флегмону, после которой пациент если выздоровеет, то не избавится от грыжи, а получит гораздо более обширный дефект брюшной стенки. Или, допустим, добросовестный молодой хирург решит помочь сестре в героическом порыве, загонит себе под ноготь кусок краски, не заметит этого и пойдет вскрывать абсцесс или ампутировать ногу при гангрене. Очень высокая вероятность, что в следующий раз мы увидим его на гражданской панихиде, в красиво убранном гробу. Не слишком ли высокая плата за трудовой энтузиазм?
Стенбок пожал плечами, будто взвешивал на невидимых весах, а потом сказал:
– Технику безопасности необходимо соблюдать, это аксиома, которую никто не оспаривает.
– И для этого нам необходимо отказаться от черных работ. Простите, Александр Николаевич, я стараюсь не переходить на личности, но все же подумайте, если вы вдруг, не дай бог, окажетесь на операционном столе, приятно ли вам будет, если сестра станет подавать инструменты теми же самыми руками, которыми она за десять минут до этого мыла пол?
– Но вы тем не менее справились с задачей, несмотря на все эти, надо отметить, вполне убедительные резоны.
– Я заклеивала окна только потому, что старшая сестра, и, если поранюсь, могу себе позволить не мыться на операции, пока не заживет. К тому же я бы не справилась без помощи Петра Константиновича, Ниночки и их друзей.
Стенбок приподнял брови:
– Кто это?
Элеонора Сергеевна улыбнулась:
– Мой сын, а Ниночка его подружка, наша соседка.
– А почему Петр Константинович? – вдруг спросила Татьяна Павловна. – У вас разве взрослый сын, Элеонора? Я была уверена, он еще школьник.
Элеонора Сергеевна улыбнулась:
– Вы правы. Просто когда он был маленький, мы с Константином Георгиевичем поневоле часто работали вместе, и чтобы не сбиться, дома тоже называли друг друга на «вы» и по имени-отчеству. Сын перенял, и нам тоже неудобно стало его на «ты» называть. Так и пошло. В общем, они с Ниной подняли свой пионерский отряд на помощь медицине. Договорились, что они мне помогают окна мыть, а я им показываю, как все устроено в операционной. Так сказать, провожу профориентацию.
– Вот видите! – воскликнул Стенбок. – Руководитель подразделения проявила смекалку!
– И что хорошего, – мрачно заметила Элеонора Сергеевна, – в сущности послала детей на опасную работу. Я, конечно, не позволила им мыть внешние створки и проверяла, чтобы все щеколды были тщательно закрыты, и инструктаж провела, но полностью на сто процентов исключить риск невозможно. Это же дети, в конце концов! Один парнишка рвался в бой впереди всех, но он оказался такого маленького росточка, что я его просто не пустила на подоконник. Думаю, что он на всю жизнь затаил на меня обиду.
– Уж не сомневайтесь, – хмыкнула Татьяна Павловна.
– Александр Николаевич, – мягко продолжала Элеонора Сергеевна, – вы хотели поставить меня в пример, но в данной ситуации это я проявила трусость и слабость. Я должна была не пионеров гнать на опасные для жизни работы, а вместе с Татьяной Павловной требовать у вас укомплектования санитарских ставок.
– Но вы сами тоже…
– И в данной ситуации это не делает мне чести.
– А я в данной ситуации просто свалюсь с окна, – заявила Татьяна Павловна, – у меня от высоты голова кружится. И будьте уверены, мало вам не покажется. Это, считайте, что на академию авиабомба упала.
Стенбок сжал губы так крепко, что стало ясно – он сдерживает смех.
Но старшая сама расхохоталась неожиданно весело и тепло, так что никто не сумел удержаться. Даже вечно унылая Павлова улыбнулась.
– Татьяна Павловна, вас можно сравнить с бомбой только по ударной силе вашей красоты. – Отвесив этот неуклюжий комплимент, Стенбок опять странно дернулся, будто хотел по-старомодному прильнуть к ручке, и сразу выпрямился. – Что ж, ваше мнение, товарищи старшие сестры, я выслушал, давайте узнаем позицию товарища парторга. Что скажет партия? Мария Степановна, будьте любезны…
Павлова откашлялась и одернула халат:
– В данном случае партия вынуждена согласиться с предыдущими ораторами, – произнесла она с тяжелым вздохом, – мы всецело за трудовой энтузиазм, за коммунистические субботники и за перевыполнение норм, но советский руководитель, товарищ Стенбок, это не надсмотрщик. Он не имеет права выжимать из подчиненных последние соки даже ради самой великой цели.
Стенбок многозначительно и громко откашлялся:
– Он это в данном случае я, верно, товарищ Павлова?
– Так точно, – парторг снова одернула халат и приосанилась, – первейшая задача партии, товарищи, это зорко следить, чтобы неграмотный и слишком много о себе возомнивший руководитель не устраивал эксплуатацию трудящихся, как настоящий капиталист, прикрываясь большевистскими лозунгами. Не имеет права начальник затыкать дыры своей лени и некомпетентности энтузиазмом подчиненных! Вам, товарищ Стенбок, следовало сразу обратиться в партком, не доводя до этого всего!
Павлова подняла руку, чтобы обвести собравшихся широким жестом, но халат задрался, обнажив тощее бедро, и она быстро встала по стойке «смирно». Стенбок деликатно уставился в окно:
– Да? И что бы сделал партком? – спросил он как бы в пространство.
– Партком поставил бы окна в план коммунистического субботника и отправил бы тех специалистов, кому не надо беречь руки. Вот и все, вопрос решен!
Высказавшись, Павлова отступила за широкую спину старшей сестры. Видно, ей было не совсем удобно произносить такие суровые речи почти что в неглиже.
– Да… Пробрали так пробрали, – вздохнул Стенбок, – что ж, великие проблемы рождают великие выводы.
– Это диалектика, – не очень уверенно произнесла парторг из-за спины Татьяны Павловны.
– Получается, если я не могу организовать работу наилучшим образом, а субботник уже прошел, то конопатить эти чертовы окна должен не кто иной, как я сам?
– Получается так, – Татьяна Павловна вздохнула и развела руками с тем сдержанным злорадством, которое доступно только женщинам, много повидавшим на своем веку.
Стенбок щелкнул каблуками:
– Что ж. Раз диалектика на вашей стороне, ничего другого не остается, как покориться и признать, что это решение проблемы, пожалуй, наиболее справедливое. Ждите, дамы, в ближайшее время я пришлю вам на штрафные работы парочку курсантов с несданными зачетами.
– Это называется сам? – фыркнула Татьяна Павловна.
Стенбок смерил ее ледяным взглядом:
– Я сам пойду в учебную часть, этого довольно. Кроме того, каждый из них будет лучше, чем я. В полтора раза моложе и как минимум на десять процентов красивее. Засим разрешите откланяться.
Стенбок пошел к выходу, и сестры расступились перед ним. В дверях он вдруг обернулся и посмотрел Кате прямо в глаза. Ей сделалось немного не по себе от этого неожиданного холодного взгляда и оттого, что она сама смотрела на него открыто и пристально. Кровь прилила к щекам, Катя потупилась и скорее отступила.
– Товарищ Воинова, надеюсь, вы не забыли отправить в пионерский отряд официальную благодарность от трудового коллектива? – спросил Стенбок с порога.
– Разумеется, нет, Александр Николаевич.
– Добро.
Стенбок ушел, и сестры сразу загомонили, засмеялись.
– Как ты его припечатала, любо-дорого посмотреть, – Надежда Трофимовна по-свойски толкнула Павлову локтем.
– Товарищи, мы все должны работать по-ленински, по-коммунистически! – Парторг слегка повысила голос: – Не отлынивать, а наоборот! И впредь прошу вас, чтобы не доходило до таких стихийных собраний, со всеми спорными вопросами сразу ко мне. Любую проблему можно решить в рабочем порядке, если не затягивать.
Она по-мужски протянула узкую худую кисть для рукопожатия старшим сестрам, остальным кивнула и ушла.
– Да, Стенбок, конечно, гад, каких поискать, – задумчиво протянула Татьяна Павловна, – но одно не отнимешь. Когда неправ, то признает, что неправ.
Дежурство против обыкновения выдалось спокойным, так что Элеонора за ночь переделала всю бумажную работу и в кои-то веки ушла с работы вовремя.
Медики начинают на час раньше, и у них сокращенный рабочий день, так что в теории они освобождаются на два часа раньше обычных служащих. На практике очень редко удается покинуть рабочее место в соответствии с трудовым распорядком, но сегодня получилось, и у нее есть два часа в пустой кухне.
Напевая от радости, Элеонора приступила к приготовлению цыпленка, который при жизни явно много работал и мало ел, из-за чего после смерти ему был уготован только суп.
Аккуратно выпотрошив и опалив тощую тушку, она поставила кастрюлю на примус, а сама решила, пока никого нет, спокойно наквасить капусты. Работа нетрудная, но требующая известного пространства.