Когда она начинает подозревать мужа, то сама уподобляется автору анонимки, кто бы он ни был, видит в людях гниль, которой в них в помине нет.
И все-таки паршивая анонимка засела в душе как лягушка. Притаилась где-то в уголочке, но время от времени выпрыгивала, оставляя на сердце холодный склизкий след.
В общем, Элеонора боялась, что своей кислой физиономией испортит радость мужу и сыну, а в гостях был шанс спрятаться, отсидеться в тени хозяек.
Следуя указаниям Пелагеи Никодимовны, Элеонора приготовила для Холоденко печенье «из мясорубки», завернула подарки в оберточную бумагу и перевязала их узкими шелковыми ленточками, которые, с тех пор, как подстриглась, много лет хранила неизвестно для чего. Теперь их час настал. Кате она приготовила шифоновый отрез, который давным-давно получила по ордеру, и все собиралась пошить блузку, но ходить на примерки было решительно некогда. Расцветка, кремовая в черный горох, была чуть-чуть взрословата для молодой девушки, но Элеонора рассудила, что с их напряженным графиком работы пока Катя выберется к портнихе, станет в самый раз. Для Тамары Петровны предназначался кулек настоящего кофе, до которого она была большая охотница, а за подарком сыну пришлось побегать, высунув язык не хуже Полкана. Элеонора обошла все книжные магазины и букинистические лавки, но нашла книжку по служебному собаководству, о которой Петр Константинович страстно мечтал.
Косте хотелось подарить что-то красивое и бесполезное. Вообще он был равнодушен к материальной стороне жизни, ел скромно, о пышности интерьеров не заботился, ходил в форме, сам следил, чтобы она была чистая, заштопанная и аккуратная, а красота его мало волновала. Как-то Элеонора заикнулась, что можно бы справить ему гражданский костюм, но он только отмахнулся. Слишком много хлопот, выбивай ордера на материю, потом на примерки ходи, как на работу. Костюм ненасытен, потребует к себе сорочки, запонки и приличную обувь. Это опять бегать искать неизвестно где. А так форму надел – и ты красавец. И думать ни о чем не надо. Дошел до рабочего места, шинель снял, надел белый халат и опять красавец.
В принципе, у Элеоноры было такое же отношение к своему внешнему виду. Если одежда чистая и аккуратная и по ней видно, что ты серьезная женщина, то большего нельзя желать.
Но зато и выбор предметов, которые могли бы по-настоящему порадовать мужа, существенно сужался.
Элеонора совсем растерялась, но в поисках книги для сына она у одного букиниста буквально в папке на выброс обнаружила неплохо сохранившееся первое издание труда Николая Ивановича Пирогова «Хирургическая анатомия артериальных стволов и фасций».
Она схватила книгу, не торгуясь, наоборот, с чувством, что обманывает букиниста, не понимающего, каким он обладает сокровищем, переплатила три рубля.
Теперь она знала, что Костя будет рад своему подарку.
Все эти приятные хлопоты отвлекали, но лягушка вылезала в самый неподходящий момент, на пике радости, и тяжесть давнего греха обрушивалась на плечи.
Петр Константинович, с одной стороны, был в восторге, что его берут во взрослые гости и позволяют всю ночь не спать, а с другой – не хотел встречать Новый год без Полкана и Нины. Элеонора не знала, как помочь ему разрешить это затруднение, но тут, к общему удовольствию, выяснилось, что Павловы должны встречать Новый год в компании партийных товарищей, и как раз не знают, как быть с дочерью. В итоге решили, что Нину Воиновы берут с собой к Холоденко, там встречают, а в час ночи возвращаются домой, где их уже будут ждать отбывшие протокол Павловы и Полкан, которому во встрече Нового года компанию составит аппетитная косточка.
Тамара Петровна с Катей празднично убрали свою комнату, причем роль официально запрещенной елки конспиративно исполнил старый торшер, на который они повесили чудом уцелевшие несколько украшений из того, старого, уже, кажется, никогда и не бывшего времени.
Вдоль оконного карниза тянулась гирлянда, явно склеенная ловкими руками хозяек из газет и оберточной бумаги, с люстры свисало несколько ватных шариков с бусинками, видимо, символизирующих снег или райские облачка.
Стол компенсировал скудость яств великолепием сервировки. Элеонора чуть не прослезилась, глядя на столовые приборы, разложенные в полном боевом порядке, и аккуратные башни из накрахмаленных салфеток над каждой тарелкой.
Спохватилась, что Петр Константинович не слишком хорошо знаком с предназначением всех вилок и ножей, да и Константин Георгиевич тоже плавает в этом вопросе. Про умение Нины вести себя за столом Элеонора ничего не знала, но сомневалась, что мать-большевичка приучила ее к великосветским манерам.
На секунду только она задумалась, как быть, а когда обернулась, то возле каждой тарелки осталось по одной вилке, ложке и столовому ножу. Элеонора поймала взгляд Тамары Петровны и благодарно улыбнулась.
Петр Константинович рассказывал Кате, как здорово прошел детский праздник, на котором они с Полканом показали класс дрессировки, а Тамара Петровна повела Нину смотреть Катины детские книжки, чтобы та выбрала себе подходящие, ибо «такая большая девочка уже, наверное, не играет в куклы, но, если что, Ниночка, только скажите, мы с Катенькой с удовольствием достанем для вас с антресолей».
Нина сказала, что в куклы давным-давно не играет, но на антресоли все-таки полезли. Потому что там в шляпной картонке не только фарфоровая куколка, такая прекрасная, что в нее не грех поиграть и взрослым девочкам, но и костюм феи, который носила еще маленькая Тамара Петровна и который Кате уже мал, а Ниночке будет в самый раз.
Поставили стремянку, и в экспедицию на антресоли отрядили Петра Константиновича, как самого легкого и шустрого.
В коридоре горела тусклая лампочка, и сын совершенно исчез в сумраке антресолей, откуда вскоре появился с искомой картонкой и радостно завопил, что Нинка будет в костюме феи, а он в костюме трубочиста, ибо знатно извалялся в пылище.
Действительно, пришлось выводить его на лестничную клетку и долго отряхивать, прежде чем запускать обратно в комнату.
Но, надо сказать, оно того стоило. Нина выглядела настоящей волшебницей в длинном платье из воздушного шелка с блестками. К платью прилагался венок из сказочных цветов, который ловкая Катя быстро вплела девочке в волосы, и волшебная палочка со звездой. Все это было понарошку, конечно, мишура и стеклярус, но почему-то создавало атмосферу настоящего чуда. Единственный, кто не впечатлился, был Петр Константинович, слишком взрослый, чтобы попасться на эту удочку. Он торчал возле книжного шкафа, буравя взглядом корешки «Жизни животных» Брема.
Кукла тоже была чудесная. То ли автор романа «Отверженные» Виктор Гюго вдохновлялся ею, когда писал главу про Козетту, то ли наоборот, мастер читал эту главу, когда делал куклу, неизвестно, но главное, что она была точь-в-точь оттуда.
– Господи, как вам только удалось все это сохранить! – воскликнул Костя.
– Это потому, что мы храним только самое необходимое, – наставительно заметила Тамара Петровна, – ну что, товарищи, прошу к столу. Проводим водочкой.
Катя вышла в кухню за картошкой. Сегодня она, несмотря на праздник, показалась Элеоноре бледной и если не грустной, то какой-то поникшей. Снова вспомнилась противная записка, в которой можно найти объяснение буквально всему. Любовница встречает Новый год за одним столом с любовником, но не вместе с ним, вполне достойный повод для грустного вида, не правда ли? Жена раздражает, хочется поскорее занять ее место, а любовник не понимает, ведет себя как ни в чем не бывало.
Тут Ниночка взмахнула своей волшебной палочкой, и Элеонора опомнилась. Нельзя, невозможно, запрещено думать про своего мужа такую пошлость! Поддаваясь анонимному доносчику, она становится ничем не лучше его. Какие бы отношения ни связывали Костю и Катеньку, они хорошие люди и не станут делать те подлости, в которых она их сейчас подозревает.
Катя принесла кастрюлю с картошкой, закутанную в пуховый платок, с ледника селедочницу, от которой шел аппетитный аромат горчицы, и запотевшую бутылку водки.
– Проводим, – повторила Тамара Петровна, приглашая к столу.
– Давайте. – Костя разлил по стопкам с аптекарской точностью. Детям налили компота из сушеных яблок. – Трудный был год, тяжелый, пусть уходит поскорее.
– Ах, он и без твоего разрешения уйдет, дражайший Константин Георгиевич, – фыркнула Тамара Петровна, – но так провожать не годится.
– А как тогда?
– Надо поблагодарить. Было плохое, но было и хорошее. Что-то для радости, что-то для науки.
– Поблагодарим тогда, – от этих бесхитростных слов у Элеоноры вдруг посветлело на душе, – спасибо, год.
Они чокнулись, и тут раздался звонок в дверь. Все замерли, даже дети.
Катя побледнела.
– Два звонка. К нам, – сказала она хрипло, – Таточка, я открою.
– Я сам открою, – Костя поднялся, – не беспокойтесь.
– Что же это… И вы, как на грех, у нас. – Тамара Петровна аккуратно промокнула губы салфеткой, хоть еще ничего не пила и не ела. – Скажем, что случайно зашли.
– Хотели поменяться со мной дежурствами, – подсказала Катя.
– Если есть что, дайте быстро мне, – шепнула Элеонора, но Тамара Петровна отмахнулась.
Петр Константинович с Ниной не могли понимать тревоги взрослых, но чувствовали ее и сидели неподвижно, как на уроке.
– Отбой, – Костя вошел, смеясь, – вы только посмотрите, кого я привел!
– Прошу меня простить за вторжение, – на пороге появился не кто иной, как Стенбок.
– Ничего-ничего, Стенбок, входите, не стесняйтесь, – Тамара Петровна встала ему навстречу, – а то действительно, что-то давненько у меня не было инфаркта.
– Прошу простить, – повторил Александр Николаевич, старомодно кланяясь, – я просто забыл, какой нынче эффект производят ночные звонки.
– Вот вам бы хоть раз позвонили, так не забыли бы, – Тамара Петровна подала руку для поцелуя, – впрочем, тьфу-тьфу, Стенбок, тьфу-тьфу. Катенька, будь добра, поставь еще один прибор для нашего гостя.