Что ж, второй раз легче. Вдохнув и выдохнув по методу Таточки, Катя спокойно, будто не о себе, рассказала Стенбоку, что ее вербовали в агенты, а она отказалась.
– Я понимаю, какие будут последствия, – заключила она, – и пришла к товарищу Павловой, чтобы, так сказать, локализовать очаг.
– Вас понял. – Стенбок поднялся и принялся ходить по кабинету. В сторону Кати он больше не смотрел.
– Так что, Александр Николаевич? Поможем?
Он резко остановился:
– Мария Степановна, даже если бы я верил, что это поможет, у меня нет полномочий взять и услать девицу в отдаленный гарнизон.
– Но докторов вы иногда отправляете, я знаю.
– Докторов в исключительных случаях да, но медсестры и вообще гражданский персонал идет по другому ведомству. Я могу купить ей билет куда угодно, но это не будет иметь юридической силы.
– Давайте хотя бы так, – сказал Гуревич, – скинемся. Во всесоюзный розыск-то объявлять ее не будут, уж на это хватит совести народные денежки поберечь.
Катя зачем-то подняла руку, как в школе:
– Если бы я могла, я бы сама уехала, но тут остается бабушка, и я боюсь, что, если меня не будет, возьмут ее.
– Мне кажется, тут вы преувеличиваете опасность, Катя, – мягко заметила Павлова.
– А если нет?
Они переглянулись и ничего не ответили.
– Простите, пожалуйста, что побеспокоила, – сказала Катя, продвигаясь к выходу, – наверное, я завтра пойду сразу в кадры и напишу заявление по собственному, и обещаю, что никому не скажу о том, что была сейчас у вас.
– Подождите, Катя, – сказал Стенбок сухо, как выстрелил, – мне кажется, выход есть.
Она замерла.
– Как вы смотрите на то, чтобы стать моей женой? – спросил Стенбок.
– Что? – Катя решила, что ослышалась.
– Выйти за меня замуж. Фиктивно, разумеется.
– Простите, Александр Николаевич, но это так неожиданно…
Он вдруг рассмеялся:
– Вероятно, впервые в истории человечества эти слова звучат искренне и отражают истинное положение вещей. Катя, я предлагаю вам формальность. Как только все успокоится, тут же разведемся, благо теперь это несложно.
– Слушайте, а ведь это, пожалуй, выход… – протянул Гуревич.
– Вот именно. Органы ленивы, пока до них еще дойдет, что Катя Холоденко стала Екатериной Стенбок…
– Но рано или поздно дойдет, и тогда у вас начнутся неприятности, – сказала Катя неожиданно сиплым голосом.
Стенбок снова засмеялся:
– А вот и нет, Катя, а вот и нет! Я в некотором роде символ превосходства коммунистической идеи над всем остальным мракобесием. Пардон, Мария Степановна! Если я вдруг окажусь врагом, то родной партии придется признать, что ни один приличный человек в здравом уме не способен добровольно принять их идеологию и перейдет к большевикам не по зову сердца, а только и исключительно с целью внедриться и навредить, никак иначе. А я вот узрел свет истины, несмотря на то, что бывший граф и белый офицер, отринул сословные предрассудки и пошел бороться за народное счастье. Нет-нет, меня не тронут, а значит, не тронут и мою жену, и бабушку жены.
«Жена, – подумала Катя, – Екатерина Стенбок. Безумие».
– Вот как мы поступим, – продолжал Александр Николаевич деловито, будто разрабатывал план очередных учений, – сегодня я останусь на службе, а Катя переночует у меня дома. Это не тщетная предосторожность, на случай, если за ней придут сегодня.
– Сегодня вряд ли…
– Согласен, но надо все предусмотреть. Как говорил незабвенный Мольтке-старший, планирование – всё, планы – ничто. Итак, Катя ночует у меня, а Тамара Петровна, которую я предупрежу по телефону…
– Если мы все предусматриваем, то по телефону нельзя, – заметила Павлова, – я сама к ней зайду по дороге домой.
– Нет, – воскликнул Гуревич, – вам нельзя.
– Почему это?
– Потому что вы слишком крупная фигура. С вас спрос будет больше, если засыплемся. Вы и так отчаянно рискуете. Я сам предупрежу Тамару Петровну, и Катя пусть лучше ночует у меня.
– Лазарь Аронович, но это уж…
– Не волнуйтесь, я сам тоже на работе останусь. Только если мы предусматриваем все, то давайте предусмотрим и то, что вас с Тамарой Петровной связывают довольно тесные приятельские отношения, и вы будете далеко не последним человеком, у которого органы будут искать женщин Холоденко, не обнаружив их дома. А на меня никто не подумает.
– Лазарь Аронович, но это для вас тоже опасно…
Гуревич рассмеялся:
– Чем же? Хирург привел к себе домой любимую медсестру, святое дело. Тут даже тени подозрения ни у кого не закрадется. В общем, я отвожу Катю к себе, потом иду к Тамаре Петровне, вкратце, но со всей доступной мне деликатностью обрисовываю положение вещей и…
– Собираете вещи и ведете ее сюда ко мне, – перебила Павлова, – условия тут позволяют вполне сносно скоротать ночку.
– Давайте лучше тогда я здесь останусь, – попросила Катя, у которой оттого, что так решительно распоряжались ее судьбой, начала кружиться голова.
– Нет, нельзя, – отрезала Павлова, – вы работаете в академии, и, не застав вас дома, они могут прийти сюда за вами.
– И найдут Таточку, что еще хуже.
Павлова вздохнула:
– Верно. Видно, придется вам вместе переночевать у товарища Гуревича. Я бы взяла вас к себе, но не хочу вовлекать в наш план Воиновых, мы ведь живем в одной квартире.
– Что ж, решено, – Стенбок коротко взглянул на Катю, – ночь проведете у Лазаря Ароновича, а утром будьте готовы рано. Мы пойдем в загс к самому открытию и распишемся, после чего я отведу вас с Тамарой Петровной на вокзал и отправлю в свадебное путешествие. Сейчас вы напишете заявление о предоставлении вам недельного отпуска в связи с замужеством, а по прибытии поезда дадите с вокзала телеграмму с заявлением об увольнении. После чего сядете в другой поезд и уедете куда глаза глядят. А куда именно они у вас глядят, сообщите мне в письме.
Павлова сказала, что сама отнесет Катино заявление в кадры и все уладит.
– Кажется, все предусмотрели, – усмехнулась она, – конспирация у нас, товарищи, как в большевистском подполье.
– Ага, вся страна теперь одно большое большевистское подполье, – буркнул Гуревич, – ладно, Катя, если вам все ясно, пойдемте. Когда хитрый план готов, надо быстро его реализовывать, пока не заметили в нем чудовищных изъянов.
Стенбок подал Кате пальто:
– До завтра, Катя.
Павлова открыла дверь, погладила ее по плечу, сказала: «Счастливо, Катюша». И ненавистное имя вдруг показалось Кате милым и домашним.
Катя шла следом за Гуревичем, еле держась на ногах. План был фантастическим и таким же горячечным, как и весь этот бесконечный день, и Катя не слишком верила, что он удастся. Главное то, что она снова была среди людей, а не одинокая зачумленная отщепенка.
Не успела Мура войти в дом, как из своей комнаты выскочил Константин Георгиевич:
– Мария Степановна, зайдите на два слова, – отрывисто бросил он.
Кивнув, Мура сняла пальто и ботики и вошла к Воиновым.
Хозяин стоял, сумрачно скрестив руки на груди и прислонившись к стене, а хозяйка нервно штопала носок.
– Петр Константинович, – сказала она сыну, – если вас не затруднит, побудьте в кухне. У нас тут серьезный разговор буквально на пять минут.
Ребенок вышел.
– Мария Степановна, где моя операционная сестра? – воскликнул Воинов.
Мура улыбнулась:
– А вам разве не сообщили? Мне кажется, я с самого утра довела до сведения трудового коллектива…
Воинов жестом заставил ее замолчать:
– Ради бога, не повторяйте эту чушь!
«Надо же, Гуревич не проболтался лучшему другу, поразительно». При мысли об общей тайне с Лазарем Ароновичем Муре сделалось тепло на сердце.
– Нет, что это! Сестры нет на рабочем месте, а старшая заявляет, что она, видите ли, внезапно вышла замуж! Мария Степановна, но это бред и ничего больше!
– Да почему бред? Молодая красивая девушка, кому замуж выходить, как не ей?
Воинова откашлялась:
– Она не только молодая и красивая, но ответственная и серьезная девушка. Если бы Катя решилась на такой серьезный шаг, она бы сообщила об этом своей непосредственной начальнице в установленном порядке и, смею надеяться, поделилась бы этой радостной новостью с нами. Но даже если бы вдруг она решилась на скоропалительное замужество, то ни за что не нарушила бы трудовой дисциплины и не заставила парторга крупного учреждения бегать и улаживать свои личные дела.
Мура засмеялась:
– Получается, вы в ней ошиблись. Кто из нас, в конце концов, хоть на миг не забывал о своих обязанностях и друзьях ради безумств юности?
Воинова резко вытащила иголку из носка и ничего не сказала.
– Хорошо, а где тогда Тамара Петровна? – наседал Константин Георгиевич. – Сразу после работы я побежал к ней навести справки о Кате и выяснил, что ее нет, и, по словам соседей, выходит, что она вообще не ночевала.
– Так и есть, все верно, – поймав взгляд Воинова, Мура состроила многозначительную гримаску. – Тамара Петровна с Катей уехали. К сожалению, это не моя тайна, но поверьте, Катя действительно вышла замуж.
– За кого?
– Пока не могу сказать, но, уверяю, скоро вы это узнаете. Понимаю, что со стороны выглядит дико, но пришлось поступить именно так. Понимаете меня?
Воинов с женой переглянулись.
– Пожалуй, – осторожно протянула Элеонора Сергеевна.
– И вы можете гарантировать, что с Катей все в порядке?
Мура улыбнулась, вспомнив, как сегодня в третьем часу к ней заглянул Стенбок и молча показал большой палец. Она еще подумала, что для фиктивного новобрачного у него слишком довольный вид.
– На сегодняшний день да, – сказала она осторожно, чтобы не сглазить, – а там бог его знает, что будет дальше.
– Дай бог счастья ей и ее избраннику. – Воинова встала и подошла к мужу. – И вам, Мария Степановна, дай бог всего самого хорошего. Я за вас помолюсь.
Мура вдруг почувствовала, что на глазах закипают слезы, и прислушалась к этому почти забытому ощущению.