Николай молчал, барабаня пальцами по столешнице. Барабанил так сильно, что нож из рессоры начал мелко подпрыгивать и пополз к краю стола.
— Вот же твари, — пробормотал Николай. — Я что-то такое подозревал, но не думал, что вправду дойдет.
— Дошло, Николай, — жестко сказал Антон. — Дошло.
— Ладно, излагай дальше. И что с нами, по-твоему, будет?
— Откуда же я знаю, — развел руками Антон. — Может, ничего. Приедут, доложат, что живет вас тут несколько человек, кормитесь, чем выросло, особого богатства и процветания не наблюдается. Может, вернутся с ружьями или что там у них есть, обложат данью, например.
— В рабы, что ли?
— В рабы, — не стал смягчать Антон.
— Твою же в бога мать…
Николай снова набулькал самогонки.
— Ты пей, пей. Хороший самогон, свекольный.
— Да погоди ты… — Антон отодвинул в сторону полный стакан. — Что делать-то собираешься?
— А что делать? Не в лес же уходить, в землянки… Семнадцать человек нас, в том числе детишки. Как мы всё бросим? Подождем, осмотримся. Может, не так все и страшно. При колхозах жили в Советскую власть, это примерно та же система. Авось, не поедят, им же и картоха нужна, и овощи разные. В городе не вырастишь.
— Зависит от того, что за люди там во власти. Если с головой, не исключено, что так и случится. А если нет? Если одним днем живут?
Николай сокрушенно покачал головой:
— Жили не тужили… Сначала эти на велосипедах, теперь вот ты пришел — тоже не обрадовал. Лады, соберу вечером мужиков, обсудим. Ты как, останешься переночевать?
— Почему же не остаться. Я своих предупредил, что могу задержаться. Пока не хватятся.
— Вот и славно. Ты стакан-то допей, не обратно же выливать. И я тебя поддержу.
Вечером собрались здесь же, в просторном доме Курдыгана. Николай жил один — развелся за год до События, жена в Кемерово уехала, нашла там кого-то.
Мужики числом десять, включая Николая, были вида сурового, кроме городского пришлого Артура — симпатичного армянина с золотым зубом, да совсем молодого Володьки-Допризывника. Николай выставил выпивку и закуску, но тянуться к ним никто не торопился, пока общество не выслушало рассказ Антона о том, что происходит вокруг и чем это грозит деревне.
— Я тебе говорил — подозрительные они, на великах которые, — резюмировал пожилой Евтеич. — Грохнуть их надо было.
— Вариант, — заметил Антон. — Мало ли что с ними в пути могло случиться. Новых бы еще нескоро прислали, а то и совсем не стали бы посылать от греха.
— Поздно уже, — отмахнулся Николай. — Да и не волки мы, откуда же знать, зачем люди приехали. А ну как у них в самом деле там Новая Сибирь? Губернатор, власти. Откуда тебе точно знать, а, Антон?
— Я ничего не утверждаю. Я сам разведать пришел. Но сейчас время такое, вы же видите, мужики — каждый за себя.
— По твоей логике мы тогда и тебя тоже грохнуть должны, — улыбнулся, сверкая золотым зубом, армянин. — Пришел невесть откуда, все высмотрел, нарассказывал тут разного… Так, Евтеич?
— Не пугай парня попусту, — велел Евтеич, а Антону сказал: — Ствол у тебя хороший, землячок. И много у вас таких?
— Такой один, но еще ружья есть, — не стал скрывать Антон. — Выменять хочешь?
— Если будет у вас такое желание.
Про ружья никакого разговора дома не было, но Антон подумал, что четыре охотничьих двустволки им в принципе ни к чему.
— А вы совсем без арсенала? — на всякий случай уточнил он.
— Отчего же, — сказал Евтеич. — У меня ТОЗ «тридцатьчетверка», у Кольки вертикалка турецкая. У Володьки «Фермер», говно, конечно, но тоже стреляет… Еще гнилых штуки четыре имеется, но с тех проку никакого.
«Любопытно, — подумал Антон, — как много оружия сохранилось за тридцать лет». Конечно, хороший хозяин всегда хранил то же ружье в смазке, в чехле, а чехол — в специальном сейфе. Но если ружье и просто так валялось в относительно сухом месте, у него тоже были шансы уцелеть. В конце концов, тот же друг-поисковик, с которым лешего поили, показывал Антону вполне боевые экземпляры автоматов Второй мировой, выкопанные, почищенные и тщательно перебранные. Больше того, Антон лично стрелял из МП-38, поднятого вместе с трупами нескольких немцев в торфянике.
— Можем подкинуть одно охотничье ружье, — принял решение Антон, надеясь, что Фрэнсис и Лариса не будут против.
— Дело, — кивнул Николай. — Что взамен хочешь?
— Одежду детскую. На первый-второй год жизни.
— У них ребенок родился, — пояснил Николай. — Федор, сходи к своей, у вас, поди, такого барахла полно с двоими-то.
Молчаливо сидевший до этого в углу тощий Федор поднялся и вышел, тихонько прикрыв дверь.
— Если ты не против, Антон, я завтра утром с тобой схожу, — предложил Николай. — Заберу ружье, заодно и с друзьями твоими познакомлюсь. Почитай, по соседству теперь живем.
— Мы не решили, что делать станем, — напомнил Евтеич.
— А что делать? По ситуации будем смотреть. Человек нам рассказал, предупредил. Если еще раз к нам заявятся городские, спросим по всей строгости: как у них там, чего от нас хотят на самом деле, не замыслили ли пакость. Про людоедство тоже спросим, соврут — сообразим, не маленькие. Предлагаю на этом заседание закончить и перейти к банкету, — Николай потер руки и потянулся к жареным перепелкам, которых женщины наготовили по такому случаю.
— Стоп, — сказал Антон. Хозяин дома недовольно покосился на него. — Вы что, ничего не поняли? Они ведь могут прийти в любой момент. И не три безоружных человека на велосипедах, а десять или двадцать. Пока вы тут жрете самогон и перепелками закусываете.
Антон встал со своего стула, держа в руках «Сайгу». На всякий случай он не оставлял карабин, как бы дружелюбно ни выглядели деревенские.
— Э, э! — крикнул Артур, тоже привставая.
Напряглись и остальные.
— Вам нужно сделать вот что, — не обращая внимания на армянина, продолжал Антон, глядя прямо на замершего Николая. — Прямо сейчас выставить часового. Часовые должны дежурить круглосуточно, просматривать все подходы к деревне, поэтому лучше выставить даже двух часовых. Придумайте какую-то схему на случай, если явятся гости. Я не знаю — ловушки, неприятные сюрпризы… Места, куда могут спрятаться дети и женщины, если начнется перестрелка или драка. Это же не шутки, вы серьезные мужики, в армии, наверное, почти все служили, а я вам тут объясняю, что нужно делать… Вы знаете, кем я работал в той, старой жизни? Клоуном. У меня был вот такущий нос, рожа размалевана, я прыгал, смешно падал, кривлялся… И я вас, взрослых людей, сейчас учу, как спасать свои семьи. Хотите — пропадайте, черт с вами. По ситуации они будут смотреть, ага…
Антон поискал, что бы еще добавить к своей неожиданной тираде, махнул рукой, налил себе полстакана самогонки и выпил. Выдохнул сивуху, занюхал рукавом.
Общество потрясенно молчало.
— Правда, что ли, клоуном был? — осторожно спросил, наконец армянин Артур.
— Нет, вру, — мрачно сказал Антон и плюхнулся на жалобно скрипнувший стул.
Николай все-таки взял перепелку и положил себе на тарелку. После чего обвел присутствующих взглядом и сказал:
— Артур, ты больно шустрый сегодня, бери-ка Семена — и на пост. Ты вроде в погранцах служил, разберешься. Ружье мое возьмите — знаешь, где лежит.
— Есть, — четко ответил армянин и ушел вместе с еще одним мужиком.
— Доволен? — поинтересовался Николай. — Клоун, видали… Сроду бы не подумал. Раскомандовался тут, как генерал. Может, все-таки врешь?
Антон сунул Николаю «Сайгу», вышел на центр комнаты.
— Ля-ля-ля, вот и я! — противным писклявым голоском заверещал он и сделал обратное сальто. Каблуки ботинок с грохотом впечатались в пол, Антон раскинул руки в стороны и поклонился.
Мужики зааплодировали.
— Да-а… — задумчиво протянул Евтеич. — Чему жизнь людей учит-то, как меняет.
Антона положили на продавленном, пахнущем мышами диванчике в доме Николая. Сам хозяин заливисто храпел в соседней комнате, а ему не спалось. Хотя и выпил-то вроде немало, пусть даже под хорошую закуску.
На душе было неспокойно. Хрюкинцы — Антон упорно продолжал их так называть — жили дружно, хозяйственно, но слишком уж спокойно. Проблем с едой нет, никто не донимает, мужики и бабы все рукастые, обиходить себя в состоянии… Но это все до поры, пока, как говорится, жареный петух не клюнет в известное место. Да, припугнул их Антон, выставили охрану. А надолго ли? Постоят неделю-другую, потом плюнут. Это, конечно, их дело, хрюкинское, но жалко ведь хороших людей. Хотя и жалости на всех по нынешним временам не хватит.
Антон повернулся на другой бок, поправил набитую пером битой дикой птицы подушку.
Как там Фрэнсис и Лариса? Волнуются, небось, как он добрался, что делает. Не съел ли кто по пути… «А ведь это уже не друзья, — подумал Антон. — Это семья». Не в том общепринятом смысле, как раньше, но все равно — семья. Слишком дороги они стали друг другу. И Кирила Кирилыч-джуниор им с Фрэнсисом как сын, получается. Вот только как оно дальше будет развиваться? Неужели Лариса так никого и не выберет? Или природа свое возьмет? Полгода без мужика, наверное, не критично для женщины, да и Антон вот живой, не помер, однако…
Развить мысль у Антона не получилось, потому что в окно кто-то тревожно забарабанил. Тут же прекратился храп Николая, забухали шаги, и хозяин сунулся в дверной проем:
— Слыхал?
— Слыхал, — отозвался Антон, уже нашаривающий стоявшие рядом с диванчиком ботинки.
Николай подошел к окну и отворил створку.
— Это я, Семен! — послышалось с улицы. — Там… там возле шоссе в кустах трещало чего-то и огонек… ну, как будто курит кто-то… Армян остался, а я сюда сразу.
— Стой тут, мы выйдем.
Николай нетерпеливо дождался, пока Антон завяжет шнурки — сам он был в резиновых сапогах — и возьмет карабин. Они осторожно вышли во двор, потом на улочку. Темно, хоть глаз коли…
— Факел взять? У меня есть, на смоле, — сказал Николай.