ги.
С юга же бескрайнее зелёное море ограждал Большой Барьерный Хребет. Неприступный, грозный, одним видом своим отбивающий охоту бросить ей вызов, прощупать на прочность миллионолетние бастионы, сложенные Природой из камня и льда.
Но, как известно, в любой обороне можно обнаружить слабое место. Нашлось оно и в Большом Барьерном Хребте: узкое, словно рана от удара бритвенно-острого инрийского клинка, ущелье прорезало его с юга на север. Дно ущелья представляло собой непроходимый лабиринт скал и ледников, преодолеть который пешком или, скажем, верхом на арахнидах представлялось форменным самоубийством. Другое дело, «облачники» или дирижабли людей, которые корабли чувствовали себя на такой высоте достаточно уверенно.
Ущелье называли по-разному: Большой Разлом, Ветровой Шрам, но чаще всего – Каньон Бурь. Для воздушных армад, вроде той, что обрушилась на Туманную Гавань, путь через Каньон был заказан, но и одиночному кораблю пройти по нему было бы нелегко. Лишь запредельное мастерство капитана и невероятное везение могли бы дать хотя бы ничтожный шанс на успех.
Дело в том, что в Каньоне царствовали сильнейшие ветра – вернее сказать, один сплошной поток, постоянно, круглый год, продувающий огромные массы воздуха, словно по каминной трубе, с юга на север. Скорость этого потока порой превышала двести узлов, а вблизи стен ущелья (в среднем, его ширина составляла не более полумили) он образовывал мощные завихрения, способные закрутить, втянуть и швырнуть на скалы самое крупное из «гнездовий», оставив от него лишь жалкие лохмотья, повисшие на каменных и ледяных клыках. А кораблям, сумевшим избежать этой участи, угрожали молнии, то и дело проскакивающие поперёк ущелья – насыщенный океанской влагой и солью воздушный поток создавал в скалах мощнейшие статические заряды.
А вот Летучий остров, даже такой маленький, воздушным вихрям Каньона не по зубам. Если он и зацепит дюжину-другую раз скальные стены – не беда, дело ограничится несколькими распоротыми мета-газовыми гроздями. Уцелевшие же (а их в десятки, сотни раз больше) немедленно разбухнут, компенсируя убыль подъёмной силы. А «облачник», сопровождающий Летучий остров, можно надёжно закрепить на его поверхности. И когда ветровая труба Каньона вышвырнет эту «связку» на северной стороне Большого Барьерного Хребта, корабль отдаст швартовы и своим ходом отправится вглубь загадочного Загорья.
Всё это и растолковал своим собеседникам магистр. Решено было, что сам он и ещё несколько воздухоплавателей сдадутся, в то время, как Ремер и Фельтке в сопровождении малютки Чо скроются в заранее подготовленном убежище в недрах Летучего островка. «В конце концов, – заявил зауряд-прапорщик, – если университетским смутьянам удалось скрывать в подземельях целую армию с боевыми арахнидами – мы-то чем хуже?» Главное – не поддаваться раньше времени соблазну устраивать диверсионные вылазки…»
Фламберг рассчитывал, что пленникам позволят остаться на островке – а значит, поддерживать связь с «подпольщиками» будет не так уж трудно. В конце концом, к чему-то подобному они и готовились, оборудуя своё убежище. А когда Каньон Бурь останется позади – тогда-то и наступит их черёд действовать. Зря, что ли, кроме запасов пищи и питьевой воды в тайном убежище ждут своего часа ящик с подрывными зарядами и пулемёты со всем наличным боезапасом? Остроухих нелюдей – что бы они там ни затеяли – ожидает весьма неприятный сюрприз…
VII
Теллус.
Над океаном, к северу от экватора.
Л’Тисс положила «стрекозу» в крутой вираж. При этом полупрозрачные крылья изогнулись, издаваемый ими звук изменился, став выше, пронзительнее. Наездница поморщилась. Изношенные перепонки готовы лопнуть в любой момент, а заменить их нечем – склады запасных частей на облачниках истощены за время долгого рейда. Стоило бы поберечь инсект, не подвергать его лишним нагрузкам при резких маневрах – но бешенство, накопившееся за последние дни, настойчиво требовало выхода. Хотя бы и в виде воздушного хулиганства.
«Стрекоза» пронеслась вдоль кромки островка, огибая его по большой дуге. Л’Тисс ясно видны были копошащиеся на поверхности фигурки. Человеки, те, кто унизили её, захватив в плен – и сумели избежать расплаты! Они не одеты в подобающие их положению рабские одежды, вроде тех, что носят палубные рабы «облачников». Нет, по распоряжению клин-лидера, этого мягкотелого червяка, пленникам оставили мундиры и даже запретили инри-охранникам применять к ним жезлы из кислотной лозы. И всё это – под предлогом того, что эти человеки якобы дали слово помогать победителям…
Остро захотелось приподнять нос «стрекозы» и облить ненавистные фигурки струёй «живой ртути». Но нет, нельзя: во-первых, зарядные бункеры инсекта пусты, а во-вторых, клин-лидер ни за что не простит ей подобного самоуправства. Как будто убивать человеков при любой возможности – это не её исконное право и обязанность!..
Вон они, рукой подать, всего сотня футов… Двое проверяют крепление тросов, ещё один обменивается сигналами с матросами повисшего над островком «облачника». Когда канаты будут надлежащим образом заведены и укреплены – совместная тяга воздушных кораблей развернёт Летучий остров, и он неспешно поползёт на север, в сторону южного побережья. Путь предстоит неблизкий, и если инри-навигаторы не допустят какой-нибудь идиотской ошибки (а попробовали бы они ошибиться!..) – то не позже, чем через неделю их маленький караван приблизится к устью Каньона Бурь.
Что будет потом – Л’Тисс старалась не думать. Считается, что наездники боевых инсектов, лишены чувства страха – но перспектива войти на хрупких воздушных кораблях в ветровую стремнину лишала душевного равновесия даже её. Остаётся надеяться, что клин-лидер знает своё дело и достаточно умело управляется с вверенными ему воздушными судами – иначе все они, и экипажи облачников, и наездники и даже жалкие рабы-человеки, опомниться не успеют, как превратятся в кровавые кляксы на зазубренных камнях по краям Каньона…
«Стрекоза», подчиняясь движению ручки управления, пошла вверх. Л’Тисс прислушалась – звук, издаваемый перепонками, пока не внушал особых опасений. Пожалуй, ещё восемь-десять полётных часов они продержатся, а там можно и о замене подумать. Две пары запасных перепонок давно готовы: выращены в мастерской под её личным присмотром, отсоединены от питательных баков и припрятаны подальше от загребущих рук офицера, отвечающего за ремонт и обслуживание боевых инсектов.
Она положила инсект на борт – и краем глаза успела увидеть на обзорном кормовом балконе две фигурки. Рядом с ними металлически блестело какое-то сложное приспособление.
Она едва удержалась, чтобы не сплюнуть от отвращения. К’Нарр, кто же ещё! Второй – его подопечный, учёный из человеков, с которым старик-инри ведёт в последнее время долгие беседы. Л’Тисс понятия не имела, о чём они там разговаривают. Знала только, что это позор, неприкрытый позор, и смыть его можно одним-единственным способом. Увы, пока недоступным.
«Стрекоза» скользнула в проём ангара «Хрустального жала», и палубные рабы испуганно прыснули в стороны. За миг до удара о стенку Л’Тисс резко взяла ручку на себя, инсект выгнулся, едва не сложившись вдвое – и завис, наполняя помещение густым шмелиным жужжаньем. С потолка спустились клешнезахваты, зацепили «виверну» поперёк кольчатого тела. Маховые перепонки тотчас замерли, повернулись и сложились по направлению к хвосту. Офицер-распорядитель махнул рукой – «готово!», и инсект дрогнул, поплыл по воздуху и плавно опустился на ложемент. Вокруг сразу засуетились, забегали палубные рабы, кто-то приставил к борту «стрекозы» лёгкую серебристую лесенку, но наездница не спешила покидать кокпит. Возбуждение, каждый раз охватывающее её во время полёта, медленно уходило, сменяясь глухим предчувствием чего-то недоброго. Это чувство не отпускало наездницу уже несколько дней – и она точно знала, что было тому причиной…
Фламбергу было холодно. Нет – ОЧЕНЬ холодно. Не помогал плотно запахнутый редингот и крупной вязки шерстяной шарф, намотанный вокруг шеи – ветер всё равно проникал под одежду и царапал кожу своими ледяными когтями. А ведь они не так уж сильно отдалились от приэкваториальных широт, где воздушным потокам полагается нести с собой ласковое тепло.
Увы – только не на высоте, на которой буксиры-«облачники» упорно, словно муравьи дохлого навозного жука волокли несчастный Летучий остров. На узком балкончике, огибающем корму «облачника», негде укрыться от пронизывающе-холодного ветра – разве что, запросить пощады и трусливо скрыться в каюте К’Нарра – через то самое огромное круглое окно, которое он приметил во время прошлого своего визита. Учёный-инри частенько открывает его, чтобы без помех поработать на открытом воздухе. Даже тонкие стенки каюты способны создать серьёзные помехи чувствительной ТриЭс-аппаратуре…
Магистр поёжился и повыше поднял воротник. То ли ещё будет, когда они поднимутся дальше к северу и достигнут отрогов Большого Барьерного Хребта! Тогда, наверное, на балкон можно будет выбираться только в длинных, до пят, тяжёлых дохах и кожаных, мехом внутрь, пилотских шлемах. Что, скажите на милость, мешало ему и сейчас взять такой? Но нет, не взял – предпочёл цилиндр со сдвинутыми на высокую тулью очками-гогглами с наглазниками из тёмной полированной бронзы. Будто этот пижонский аксессуар позволит хоть сколько-нибудь подчеркнуть собственную значимость в глазах остроухих нелюдей!
Вот и страдай теперь от холода…
Фламберг покосился на К’Нарра – учёный увлечённо возился с каким-то сложным устройством на массивной треноге, собранном из сопрягающихся под разными углами бронзовых и хрустальных пластин. Нашарил под рединготом плоскую серебряную фляжку и украдкой отхлебнул обжигающе-ароматной жидкости. Жизнь сразу стала терпимее… чуть-чуть, самую малость.
Но – и на том спасибо.
– Пауль, ты готов?
Голос инри вывел Фламберга из прострации. Он суетливо огляделся и потянулся к саквояжу, заботливо пристёгнутому ремешком к ограждению мостика.