– Одну минутку, мессир…
Замочек щёлкнул, и на свет появилось необычное приспособление. Сторонний наблюдатель, случись он поблизости, наверняка затруднился бы сколько-нибудь внятно определить его назначение. На первый взгляд оно напоминало необыкновенно сложную астролябию – со множеством лимбов-колец из тёмной отполированной астрономической бронзы. Лимбы сплошь покрывали замысловатые вырезы и выгравированные по окружности не менее замысловатые символы – знаки ТриЭс высшей инрийской школы, понять которые способны лишь немногие воспитанники Гросс-Ложи.
Например, он, Фламберг.
В центре «астролябии», там, где полагалось быть оси, зияло отверстие – в нем висел, не касаясь кромки внутреннего лимба, мерцающий клубок переплетенных, слегка мерцающих лент. Неведомый мастер изготовил из особой почти прозрачной шёлковой ткани – ленты словно состояли из сгустившегося света чистейших спектральных оттенков.
«Астролябия» со звонким щелчком встала на кронштейн по соседству с устройством, с настройкой которого возился К’Нарр. Фламберг пощёлкал лимбами, смещая то один, то другой на несколько делений. Осмотрел результаты своих усилий и кивнул.
– Всё в порядке, мессир! Заряд ТриЭс почти полон, если нужно, можем приступать к работе прямо сейчас.
К’Нарр погрузил длинные пальцы в недра прибора. Фламберг поспешно надвинул гогглы на глаза.
Клубок вспыхнул сразу всеми лентами, запереливался, заструился – и внезапно потух. После вспышки он казался уже каким-то невыразительно тусклым, пепельным, разом растеряв свои яркие краски.
– Ты, как я понимаю, находился поблизости, когда сработал Тусклый Шар? – помолчав, осведомился инри.
Фламберг кивнул.
– Это устройство было с тобой – и действовало?
– Да. К счастью, я успел его запустить.
– Что ж… – К’Нарр извлёк пальцы из недр «астролябии» и сделал движение, словно стряхивая с рук невидимые капли. – Можно считать, нам повезло.
– Повезло? – Фламберг сдвинул гогглы вверх. – Но ведь ничего не происходит, как я понимаю?
– Пока нет. – кивнул инри. – Однако, всё указывает на то, что твой прибор до сих пор сохранил настройки на эманации Тусклого Шара, и это для нас чрезвычайно полезно.
– Приблизимся? – магистр посмотрел на своего учителя озадаченно. – Но… к чему?
– Терпение, друг мой, терпение. – старый инри ответил собеседнику совершенно человеческой улыбкой. – Когда мы окажемся на той стороне – вы всё узнаете. И, поверьте, вас это не обрадует.
– Оу, химмельдоннерветтер! Фердаммтэ шайсэ! Ду гейст мир ауф ди айер!
Стенка газового мешка толкнула Фельтке в спину, и механик кубарем полетел на штабель ящиков, уложенных на деревянном поддоне. И приложился об угол – достаточно чувствительно, чтобы огласить тесный, освещённый тусклым болотно-зелёным сиянием мета-газа мирок убежища длинной нецензурной тирадой.
– Держись крепче, камрад! – заорал Ремер, судорожно вцепившись в верёвочную сеть, затягивающую соседний мета-газовый пузырь. И вовремя: стена вздулась, сделав попытку отшвырнуть его на копошащегося среди рассыпавшихся ящиков Фельтке. Но сеть выручила, позволив всего лишь мотнуться из стороны в сторону и удержаться на месте, избавив зауряд-прапорщика, от очередной порции синяков и шишек. Правда, заткнутый за пояс «браунинг» чувствительно воткнулся под рёбра, выбив на несколько секунд дыхание – но тут уж ничего не поделать.
Над головой Ремера мелькнула лёгкая фигурка – Чо. Девчонке, чьё детство прошло, в том числе, и в недрах таких вот летающих островков, эта выматывающая тряска нипочём…
– Фердаммтэ шайсэ! – придушенно взвыл Фельтке. – Сколько ж можно, а? Уже час это продолжается, никак не уймутся, шайскерль[4]…
– Не час, а всего девять минут. – возразил товарищу Ремер. Он ухитрился, закрепившись в ячеях сети, бросить взгляд на наручные часы. – Потерпи ещё немного, камрад: сейчас закончат поворот, и всё успокоится.
– Успокоится, как же! – недовольно пробурчал Фельтке, выбираясь из-под придавившего его ящика с продуктами. – Я так думаю, инри догадались, что мы здесь – и решили, вместо того, чтобы тратить время на поиски, перемолоть нас в муку.
Ремер хмыкнул. Стоит остроухим нелюдям заподозрить, что в недрах Летучего островка затаились вооружённые подпольщики, и их уже ничто не остановит. Перетряхнут всё, лаз за лазом, один мета-газовый мешок, за другим. И тут вся надежда на малышку Чо, которая чувствует себя в этих тускло светящихся лабиринтах, как рыба в воде. Вон она – устроилась под потолком, в верёвочной петле, и весело скалится оттуда….
– Они уже закончили поворот, дядя Ремер! – весело сообщила девчонка. – Я выглянула наружу – облачники выстроились в ряд, и будут тянуть островок в нужном направлении. А толчки – это от того, что они никак не могут уравнять скорости. Ничего, справятся, и тогда станет легче…
Зауряд-прапорщик кивнул. Девчонка права, конечно – весь этот кегельбан, который продолжается с сегодняшнего утра, как раз и вызван попытками инри развернуть Летающий остров на север – чтобы собственная тяга, создаваемая пульсацией мета-газовых мешков, медленно, но верно выволокла его из приэкваториального воздушного течения и направила к цели. А «облачники», впряжённые в островок, подобно ломовым лошадям в телегу, полную булыжника, добавят к этой тяге свои невеликие усилия. Их задача – время от времени корректировать курс. Тогда «наземная команда», состоящая из пленных воздухоплавателей и инрийских палубных рабов (все, до единого – англосаксы, если судить по речи) закрепят новые буксирные концы, и Летучий остров, колыхаясь всеми своими мета-газовыми гроздями, неохотно поменяет направление. А тех, кто спрятался в его недрах, ждёт очередная встряска…
Толчки, и правда, прекратились, сменившись ритмичным колыханием стен. Это пульсировали мета-газовые мешки – они всасывали воздух, прогоняли его по тоннелям между гроздями и выбрасывали с противоположной стороны, создавая подобие реактивной тяги. Для «подпольщиков» же это означало постоянный, устойчивый сквозняк, от которого не было никакого спасения – только кутаться в кожаные пилотские куртки да в брезентовые полотнища, согреваясь изредка глотком предусмотрительно захваченной с поверхности самогонки. «Надирайся, пока есть чем, и терпи» – определил их состояние Фельтке, и был совершенно прав. Что ещё остаётся?
Вдвоём они выволокли и закрепили на дощатом поддоне тяжеленный ящик с подрывными зарядами.
– Я вот что думаю… – механик осторожно потрогал рассечённый лоб, успевший уже покрыться корочкой запёкшейся крови. – А если наши пришлют за нами дирижабль? Они ведь зря прождали «гидру», она так и не прилетела… Захотят узнать, что с нами стряслось, и пошлют. Только ведь они будут рассчитывать положение нашего островка, исходя из скорости воздушных потоков – а нас вон куда уволокли!..
– Да, отыскать нас теперь, пожалуй, трудновато. – согласился Ремер. Он пошарил на поясе флягу и протянул её механику. – Держи, камрад, промой рану, пока не воспалилась. А то свалишься тут с горячкой – что тогда с тобой делать?
– Пристрелить из жалости. – осклабился тот. – Чтобы Ганс Фельтке изводил шнапс, пусть и такой дерьмовый, на промывку каких-то царапин? Да ни в жизнь!
И в подтверждение этих слов жизнерадостно забулькал фляжкой.
VIII
Теллус
Большой Барьерный Хребет.
Кожа под «дыхательным слизнем» чесалась невыносимо и Л’Тисс то и дело оттягивала его край, чтобы избавиться от раздражающего ощущения. Можно, конечно, и снять его вовсе – высота всего пять лиг, и воздух пока что пригоден для дыхания. Но приходится следовать примеру клин-лидера и прочих офицеров «Хрустального жала» дисциплинированно нацепивших мерзкие нашлёпки. На редкость раздражающее приспособление – особенно, когда приходится в нём говорить. Тонкая, почти прозрачная мембрана, прикрывающая рот, хорошо пропускает звуки, по вздувается при каждой фразе отвратительным, на манер лягушачьего, пузырём. Потому наездница и предпочитала хранить молчание – ей была ненавистна мысль, что кто-то увидит её с подобным «украшением» на лице.
Дыхательные трубки, пульсирующие на манер своеобразных пищеводов, тоже не добавляли дыхательным слизням эстетики. Они шли от маски за спину, к плоскому ранцу. Его губчатая поверхность мерно пульсировала, впитывая окружающий воздух. Внутри дыхательная смесь обогащалась кислородом и по трубкам подавалась к лицевой нашлёпке. При необходимости, ранец можно было перебросить на грудь и закрепить дополнительными ремнями, но Л’Тисс редко так поступала – её бюст, достаточно крупный для женщин-инри, делал эту процедуру весьма некомфортной. Разве что, во время полётов на больших высотах, когда недостаток кислорода мог превратиться в серьёзную проблему.
Открытый мостик, на котором они стояли, был закрыт временными ветрозащитными щитами из прозрачного псевдохитина – иначе пронзительный рёв воздушных потоков напрочь заглушал любые звуки. Само «Хрустальное жало» было надёжно заякорено на поверхности Летучего островка по соседству со своим братом-близнецом. Третий воздушный корабль мотался в воздушных потоках впереди, рядом с малым «облачником», тем, что подобрал Л’Тисс. Оба воздушных судна надёжно, словно пуповинами, соединялись с островком буксирными тросами, и наездница даже с такого расстояния могла видеть, что маховые перепонки превратились в размытые пятна. Полная тяга – её хватает лишь на то, чтобы едва заметно поворачивать Летучий остров на курсе. Но иначе никак: сейчас для них жизненно важно удержать направление, оптимальное для входа в гибельный Каньон.
Л’Тисс посмотрела вниз. На поверхности островка мелькали фигурки – палубные рабы, выбиваясь из сил под натиском ветра, работали с буксирными канатами. На её глазах одного из них, утратившего на мгновение бдительность, подхватило особенно сильным порывом – и несчастный покатился по поверхности, отчаянной пытаясь зацепиться за что-нибудь, сорвался – и улетел прочь, растаял в мутном мареве позади островка. «Уже пятый… – прикинула Л’Тисс. – Д