«…всё-таки попались…»
– …между прочим, зря вы, господа, не желаете поискать здравое зерно в байках, которыми нас потчевали в Загорищенском. – Кеттлер подцепил на вилку кусочек фруктового десерта и отправил его в рот, не прекращая при этом говорить. – Как ни крути, а повреждения на теле того несчастного очень даже соответствуют описаниям повреждений, которые оставляют мифические ночесветки. Кожный покров будто разъеден чем-то вроде желудочного сока…
– …или кислотой. – перебил его ротмистр, начальствующий над приданными экспедиции казаками и драгунами. – Что я, ожогов от инрийских ручных метателей не видел, что ли? К тому же, охотник как раз об инри и говорил…
– Не говорил, а бредил. – усмехнулся Кеттлер. – А это, знаете ли, не совсем одно и то же. Он до сих пор в таком состоянии, что воспринимать его слова всерьёз я бы поостерегся.
С тех пор, как «Баргузин» сделал остановку в станице Загорщенская, участники экспедиции, и учёные и военные, не уставали обсуждать результаты беседы с пострадавшим от неизвестной напасти охотником. Если, конечно, несколько фраз, которые с трудом удалось разобрать сквозь полные боли и страданий стоны, можно назвать результатом.
Знаете, а я, пожалуй, соглашусь с Иоганном. – сказал профессор, указав подбородком на своего ассистента. Тот ответил лёгким кивком и снова потянулся к блюду с десертом. – Вы, ротмистр, упускаете из виду один очевидный факт. Поражения от кислоты, коими заправлено инрийское ручное оружие, конечно, весьма опасны и причиняют мучения – но наши медики давно научились их излечивать. Даже самые обширные ожоги, если не приводят к смерти, зарубцовываются уже через пару недель. А тут… сколько времени прошло с тех пор, как этого беднягу нашли в тайге?
– Больше месяца, герр Смольски. – ответил Кеттлер.
– Вот видите! – а раны на теле выглядят так, словно нанесены дня три назад. Я беседовал с врачами – они недоумевают, почему лечение не оказывает обычного действия.
– Ну, не знаю… – ротмистр покачал головой. Ему ужасно не хотелось уступать в споре штатскому, да ещё и такому неблагонадёжному типу. – Может, у них какая-то новая кислота?
– За всё время, что мы воюем с инри, – заметил Алекс, – они ещё ни разу не применяли никаких военных новинок, будь то новые модели инсектов, или заряды к ручному оружию.
– Вы правы, молодой человек. – профессор благосклонно кивнул. – Наши учёные, занимающиеся изучением культуры инри, полагают, что их раса остановилась в своём развитии, и произошло это за сотни лет до появления наших предков на Теллусе.
– Разве это возможно? – спросила Елена. Она сидела напротив Алекса и деликатно, как птичка клювом, ковыряла двузубой серебряной вилкой свой десерт. – Ведь инрийские учёные, специалисты по ТриЭс работали по нашему приглашению и в Гросс-Ложе, им в столичном университете. Да войны, конечно.
– Так-то оно так, но занимались они по большей части, преподаванием. А если и принимали участие в исследовательских программах – то, как подозревал кое-кто из моих коллег, исключительно с целью понаблюдать за достижениями нашей, человеческой науки. Хотя вряд ли они увидели там что-то для себя новое.
– Иначе говоря, были обычными соглядатаями. – недобро ухмыльнулся фон Зеггерс. Пруссак после стоянки в Загорищенской выполнял обязанности старшего офицера «Баргузина» – прежний старший офицер, декк-лейтенант Суконников имел неосторожность сломать ногу, и был оставлен на излечении. – Удивляюсь вашей беспечности, герр Смольски: сами зазвали к себе шпионов враждебной державы – а теперь гадаете: почему это они колошматят вас, почём зря?
Алекс совсем, было, собрался ответить на это бесцеремонное и насквозь невежливое заявление пруссака, как на пороге возник вестовой. Он откозырял и протянул командиру сложенный вдвое листок бумаги.
– Так что от вахтенного офицера, господин лейтенант! Велели лично вам в собственные руки!
Алекс сделал знак подождать (матрос дисциплинированно шагнул назад и вытянулся во фрунт) пробежал глазами записку – и неожиданно рассмеялся.
– Вы не поверите, господа, но у нас на борту – зайцы! Вахтенный докладывает, что такелаж-боцман выловил двоих мальчишек – они с самого нашего отлёта прятались где-то в закоулках между газовыми ёмкостями. И что прикажете теперь с ними делать?
Профессор от удивления уронил вилку. Елена громко ахнула.
– Это же дети! Они, наверное, голодны или больны! Пойдёмте скорее…
И встала, со стуком отодвинув от себя стул. Судовой врач, которому была адресована её последняя реплика – невысокий мужчина в старомодном пенсне и с вечно растрёпанной шевелюрой, – суетливо вскочил, вытирая губы салфеткой. Похоже, возражать Елене у него и в мыслях не было.
– Мы с Петром Васильевичем будем в медчасти. А вы… – она смерила Алекса сердитым взглядом, – а вы извольте распорядиться, чтобы детишек как можно скорее отвели туда же! А то знаю я этого вашего… боцмана!
III
Теллус
Неизвестно где.
Шаг, ещё шаг. Пока движения даются ей легко, но если сделать ещё пару шагов, воздух вокруг загустеет, превратится в вязкую смолу – и так будет продолжаться с каждым преодолённым дюймом. Четвёртый шаг уже потребует уже полного напряжения; пятый же ей совершить не дадут: упругая незримая субстанция скуёт все движения, кроме одного – назад, пятясь, подобно речному раку. Большому такому, серо-зелёному, с кольчатым панцирем и непрерывно шевелящимися длиннущими усами.
Что дальше, за непроходимой границей – не видно. Сплошная бесцветная муть, белёсый туман, в котором тонет взгляд, и нет никакой возможности определить, стена там или бесконечное пространство. Лучше бы стена – по ней можно стучать в отчаянии кулаками, а то и разбить с разбегу голову….
Но стены там нет: любые звуки пропадают, уходят в какую-то дурную бесконечность, не порождающую даже отдалённого эха. Да и есть ли вообще звуки? Она срывала голосовые связки в воплях, которые в обычных обстоятельствах стали был оглушительными, но – не слышала ничего. Мертвенная, вязкая тишина и столь же вязкое нечто, её заполняющее – словно в ночном кошмаре, когда изо всех сил бежишь, оставаясь на месте, или кричишь, надсаживая голосовые связки, но не можешь издать даже самого слабого стона.
Может, она, и правда, во сне? Но нет: следы от яростных щипков, которыми она награждала себя в тщетных попытках проснуться, до сих пор отзываются болью.
Значит, всё же не сон. Вот и ножны на поясе пусты – хозяева узилища, кто бы они ни были, не забыли предварительно её разоружить. А это уже больше похоже на реальность – которая, судя по всему, страшнее самого скверного кошмара…
Итак, комната, куда её поместили (или, вернее будет сказать «камера»?) – овальной или круглой формы, шагов восьми в поперечнике. Дальше вязкое ничто не пускает. Как она сюда попала, когда? Память отказывала. Последнее, что она могла вспомнить…
…она сблизилась с кораблём къяррэ и заложила вираж, огибая её снизу. Пара «виверн» (каким-то чудом они сумели её догнать) бесполезно плюнули сверкающими струйками живой ртути и пристроились за её «стрекозой» ведомыми. Какое-то время они уклонялись от протуберанцев, извергнутых кораблём къяррэ, три, четыре, пять подряд! Потом везенье кончилось. Боковым зрением видела, как обе «виверны» зацепили багровые струи – одна чуть-чуть, самым кончиком маховой перепонки, другая – влетела в струю всем корпусом – и обе почти мгновенно расплылись облачками кровавой пыли. Секундой позже настала и её очередь: прямо по курсу возникло ниоткуда красное облачко, и не хватило доли секунды, чтобы вывернуть юркий инсект. Мгновенный предсмертный ужас – вот сейчас, сначала инсект, а потом она сама, начиная с кончиков пальцев, истает багровой пылью…
Но нет: дело ограничилось тем, что и сама и «стрекоза», словно муха в каплю смолы, влипли в такое же вязкое ничто, какое заполняет сейчас её камеру – и были притянуты к кораблю. Она пыталась сопротивляться, выхватила нож – и была обездвижена. Потом – провал и последующее пробуждение от беспамятства. Уже здесь, в коконе вязкой пустоты.
Она на борту корабля къяррэ, это, несомненно – если, конечно, отбросить мысль о том, что именно так и выглядит персональная инрийская преисподняя. Только вот, где этот корабль? По-прежнему, караулит «облачники» их маленького отряда, вися где-нибудь у горизонта? Или успел преодолеть сотни, если не тысячи лиг – и сейчас уже на другом конце континента? Она ведь понятия не имеет, сколько времени провела в беспамятстве, а о скорости, с которой могут перемещаться корабли къяррэ, среди инрийских наездников ходят легенды.
За спиной возник отблеск света. Она повернулась – вернее, попыталась повернуться, потому что воздух в узилище мгновенно сгустился ещё сильнее – и увидела ровный прямоугольник, повисший в пустоте. Дверь, открытая из одного ничто в другое?..
Фигура, стоящая на пороге – две руки, две ноги, голова, как у инри или человеков, но словно составлена из мириад крохотных багровых точек. И они непрерывно струятся, текут, образуя потоки и завихрения, не позволяющие разглядеть черты несуществующего лица, или иные, более крупные детали вроде одежды, амуниции и украшений.
Фигура вскинула руки. Нет, не руки – гибкие конечности, больше похожие на щупальца морских гадов, и так же как они, лишённые суставов. Щупальца потянулись к её голове – из попытки отпрянуть ничего не вышло, вязкое ничто держало крепко. Кончики на глазах вытягивались в дрожащие то ли жала, то ли хоботки – и удлинялись так, пока не впились в виски.
Тогда она закричала – изо всех оставшихся сил, широко разевая рот. И снова ни звука, ведь даже в этом жалком способе выразить протест, ей было отказано.
Теллус, Загорье
К северу от Большого Барьерного Хребта.
– Командир «Хрустального жала» в ярости. – рассказывал К’Нарр. – Три «виверны» не вернулось из последнего вылета, целых три! От группы инсектов, приписанных к клину «облачников», не осталось и трети: сначала жестокие потери в схватке за ваш Летучий островок, а теперь ещё и вот это! Пропала даже «стрекоза» той наездницы, что навела нас на вашу тайную базу…