Сёмка и Витька переглянулись – и, не сговариваясь, кинулись за ней.
– Горизонт чист, герр лейтенант! – громко отрапортовал сигнальщик. Он, как и Алекс, стоял на открытом мостике, окаймляющем пилотскую гондолу «Баргузина». Воздушный корабль неторопливо (сорок три узла жестяном циферблате счётчика воздушного лага) плыл на юг, на высоте в семь с половиной тысяч футов. Внизу – опостылевшее за эти две недели зелёное море от края до края, и конца-края ему пока что не видать.
Стоящий рядом с Алексом фон Зеггерс тоже опустил бинокль. Без его линз объект их пристального внимания – подозрительно ровная конусообразная возвышенность у самой линии горизонта – превратился в едва заметный пупырышек.
– Это и есть ваш Одинокий Холм?
Проводник, прежде чем ответить, хмыкнул и со скрипом почесал в затылке. Алекс спрятал усмешку – обучение хорошим манерам явно не пользовалось в станице Загорищенская особой популярностью.
– Так что, он самый, герр лейтенант. – заговорил, наконец, таёжник. – Только, прощения просим, не наш он вовсе. Я никогда его своими глазами не видел, мужики рассказывали…
– А они, значит, видели? – сощурился фон Зеггерс. Особого доверия в его голосе не ощущалось.
– Не… – проводник помотал головой. – Тоже с чужих слов. В такую даль забираться – кому ж на ум придёт? Но это тот самый холм, точно. В ём, болтают, и есть Заброшенный Город.
Прежде, чем увидеть на горизонте цель их путешествия, «Баргузину» пришлось спуститься на юг почти на две тысячи миль. Действительно, далековато для таёжных промысловиков и добытчиков пушнины, подумал Алекс. Что до старателей, ищущих золотые россыпи – те больше шарят по руслам речек и ручейков, стекающих с Восточного хребта, и в любом случае, не углубляются в тайгу на такое расстояние.
– Ладно свободен пока. – кивнул проводнику Алекс, и тот с видимым облегчением покинул мостик. На его месте беззвучно возник вахтенный начальник с нашивками мичмана Воздушного Флота.
– Распорядитесь подготовить к вылету разведывательное звено. Состав… он задумался. Пойдут «гидра» и все три аэроплана в качестве прикрытия. Возглавит звено лейтенант Инглишби на своём «кальмаре». Да, и передайте, чтобы взяли на борт полный боезапас, а то мало ли…
Ещё в Новой Онеге, когда «Баргузин готовили к дальнему рейду, было решено, что Инглишби возглавит флюг-группу дирижабля в составе трёх «кальмаров», двух разведывательных «гидр» и трёх новеньких, с иголочки, истребителя.
– Ещё что-нибудь, герр лейтенант? – почтительно осведомился мичман.
– Да, разумеется. – Алекс кивнул. – Пусть механики начинают готовить к выгрузке шагоход, тоже с полным боекомплектом. Не исключено, что по результатам воздушной разведки нам придётся предпринять и наземный поиск тоже. И передайте связистам мой приказ – с этой минуты все аппараты связи ТриЭс следует опечатать. Пользоваться им можно только по моему личному распоряжению, и никак иначе.
– Слушаюсь, герр лейтенант!
Мичман коротко кивнул и щёлкнул по-кавалерийски каблуками. Однако, во взгляде его взгляде явственно читался вопрос.
– Вы, конечно, слышали, что инри куда глубже нас овладели премудростями ТриЭс? – осведомился Алекс. Не следует оставлять подчинённых в недоумении. – Так вот, это чистая правда. Нелюди могут засекать эманации ТриЭс на дистанциях, по меньшей мере, втрое превышающих доступные нам. Так что, если наши операторы пока не засекли здесь возмущения ТриЭс, это ещё не значит, что их нет… А потому – лучше обойтись без лишнего риска. Мы здесь одни, и если что – помощи ждать неоткуда.
– Всё ясно, герр лейтенант! – отозвался мичман. – Разрешите идти?
Алекс кивком отослал его и сделал знак фон Зеггерсу.
– Колокол к общему сбору. – распорядился он. – Всем свободным от вахты построение на килевом мостике. Да, и пошлите вестового к профессору Смольскому – передайте, что я прошу его тоже присутствовать.
Он помедлил и слегка отстранённо, словно беседуя сам с собой, добавил:
– Вот мы и у цели, господа…
Командир «Баргузина» закончил свою речь уставным «Gott mit uns!»[5] Фон Зеггерс, занимавший должность старшего офицера дирижабля, выждал положенные четверть минуты, зычно скомандовал: «Команде разойтись по работам!», и под переливчатые трели боцманских дудок (на воздушных кораблях были приняты те же порядки, что и в морском флоте) матросы кинулись по своим местам. Офицеры последовали за ними. Некоторые едва сдерживались, чтобы не кинуться бегом – вот оно, настоящее дело, то, ради чего и была затеяна вся экспедиция. Тут, пожалуй, забегаешь…
Витька проводил взглядом Елену, спешащую вслед за поручиком в кожаном костюме бронеходчика.
– Куда это она, а?
– В ангар, к шагоходу. – подумав, ответил Сёмка. Она же училась их водить, помнишь? Вот и здесь её наверняка приписали к машине. Запасным водителем, или что-нибудь в этом роде.
Основным воителем значился этот самый драгунский поручик, зачисленный в экспедицию по рекомендации Сёмкиного отца. Ротмистр Куроедов и сам с удовольствием бы занял это место – но он некстати страдал воздушной болезнью, о чём полковой начальник был отличнейше осведомлён. Пора уступать дорогу молодым, Василий Ипатьич – сказал он. – Пусть малый покажет себя, а тебе, небось, не по чину за борт травить…
– Пошли, что ли за ней? – предложил Витька. Сёмка кивнул: перспектива вернуться к поганому ведру его не вдохновляла. А в ангаре сейчас наверняка найдётся занятие для двух пар рук…
Как такового, ангара на «Баргузине» не имелось – под него был переоборудован обширный грузовой трюм. Примерно четверть его отвели для размещения и обслуживание шагохода; остальное место отдали под флапперы и аэропланы бортовой флюг-группы. Поверху, по всей длине «ангара», была закреплена дюралевую балку, по которой на роликах скользила цепная лебёдка. Грузоподъёмности её хватало, чтобы поднять и донести до люка (их в палубе было прорезано целых три штуки) и опустить со всем бережением вниз. Два из трёх были оборудованы подъёмными аппарелями из дырчатых металлических листов; они могли служить не только для выпуска, но и для приёма летательных аппаратов. Для этой операции «Баргузину» приходилось разворачиваться против ветра и давать полный ход, и тогда флаппер или аэроплан могли, уравняв скорость со скоростью воздушного корабля, аккуратно скользнуть в открытый люк. а ещё можно причалить, зацепив крюком, закреплённым поверх кокпита, особую трапецию.
Сейчас возле аппарелей аэропланы прогревали движки перед стартом. Под кромкой кокпита машины командир флюг-группы, красовались отметки о воздушных победах: три силуэта германских «фоккеров» и три схематично изображённых инрийских инсекта. Ближе к хвосту фюзеляж украшало изображение туза треф – белый разлапистый трилистник с широкой чёрной кромкой. Витька восхищённо выдохнул – лейтенант Уилббур Инглишби весьма серьёзно относился к своему новому званию званию аса.
В стороне ожидала своей очереди «гидра»; пилот и наблюдатель уже заняли свои места, и механики торопливо проверяли напоследок уровень питательной смеси в её крыльевых баках.
Мичман, руководитель полётов, выкрикнул что-то в жестяной рупор. Стоящий возле аппарели матрос сделал шаг в сторону и поднял сигнальный флажок. Ещё четверо матросов налегли на плоскости аэроплана; тот взревел двигателем и, прокатившись несколько футов, нырнул с аппарели вниз. Вслед за ним стартовал второй истребитель, и Витька вытянул шею – очень хотелось увидеть, как аэропланы наберут в пикировании скорость и выровняются, перейдя в горизонтальный полёт.
– Чего встал? – прошипел Сёмка, равнодушный к побуждениям друга. – Пошли отсюда, а то попадёмся на глаза дракону этому…
И он кивнул в сторону гидры, рядом с которой стоял их недруг, такелажный боцман. Витька втянул голову в плечи и вслед за Сёмкой шмыгнул к возвышающемуся в своём «загончике» шагоходу. Не хватало ещё, чтобы их выловили – и с позором отправили и дальше возиться с вонючей плесенью.
V
Теллус, Загорье.
К югу от Заброшенного Города.
Сдвоенный трос уходил наискось вверх, к зависшей на фоне угольно-звёздного неба туше «Хрустального Жала». До «облачника» было футов триста – сущий пустяк для проворной и лазучей, как кошка, Чо. По тросам перемещалось нечто вроде огромной плетёной корзины, в которой инри и их пленники могли спуститься на поверхность Летучего островка или вернуться обратно – нелюди не желали гонять лишний раз немногие свои уцелевшие инсекты. Когда Чо в прошлый раз выбиралась на поверхность, чтобы выйти на связь с Фламбергом, она заметила подъёмник – и сделала зарубку в памяти.
Теперь это пригодилось.
Подняться до «облачника» было для маленькой японки делом нескольких минут. Внизу, на островке, послышался, вроде, встревоженный голос Фельтке – механик окликал её по имени. Чо никак на это не отреагировала, не отозвалась – поздно, поздно! За десяток футов до кромки люка, куда уходили тросы, она повисла на руках, хорошенько раскачалась и прыгнула прямо на газовую гроздь. Мешок упруго спружинил – и отбросил бы её прочь, навстречу долгому падению к земле, но пальцы Чо вовремя вцепились в кожистые складки на его поверхности, остановив полёт. Никакой особой удачи в этом не было – Чо научилась лазать по газовым гроздям без верёвок и прочих приспособлений задолго до того, как увидела первого инри, одного из тех, кто на её глазах вырезали маленькую общину Летучего островка Сирикава-го. Что ж, сегодня это она явилась незваной в гости к остроухим нелюдям – и горе тому, кто встанет сейчас у неё на пути.
Хватаясь за неровности и складки на поверхности газовых мешков, она переместилась так, чтобы её нельзя было заметить с одного их многочисленных мостиков и балконов, которыми было буквально облеплено «Хрустальное жало». Оказавшись над одним из них, Чо пригляделась. Небольшой, полукруглый, футов восьми-десяти в поперечнике, он соединялся лёгкими лесенками с идущей понизу галереей. Сам балкончик играл роль оборонительного поста – в середине стоял, прикрытый чехлом из ткани, тяжёлый метатель жидкой ртути, а возле него маялся от безделья охранник-инри. Больше никого не было видно – ни на самом балкончике, ни на лестницах, ни на соседних галереях. Чо удовлетворённо улыбнулась,